Если они за ископаемые мамонтовые бивни так платят, можно только представить, сколько отвалят за свежие. И не только за бивни. Для китайской медицины мамонт сгодится весь, целиком. Шкура, кости, мясо, кровь… Разобрать его на запчасти – дело нехитрое. И тут охраняй его, не охраняй… По Африке видно. Там слонов с носорогами тоже охраняют – толку ноль. Что-то не очень верится, что у нас с этим лучше будет. С амурскими тиграми и дальневосточными леопардами, зубрами и овцебыками, правда, наши пока справляются, хотя и не без потерь в поголовье. Но если завести мамонтов… Очень уж большое это будет искушение – в прямом и переносном смысле. Да и поди уследи за ними. Север большой. Так что, может, оно и неплохо, что мамонтов пока не клонировали? А то так их жалко будет…

* * *

Как возникают научно-исследовательские институты? Не те, которых сейчас пруд пруди, одного автора или сделанные под очередного чиновника или политолога, а настоящие? Академия наук, волею высокого начальства и его ближнего окружения, превратилась в то, во что превратилась (правду говоря, гнить она начала задолго до этого). КПСС, которая, при всех своих недостатках имела чётко отработанную систему управления страной, больше нет. Да и Б-г с ней, с партией. Хотя систему управления и страну жалко. Нынешние кланы, того и гляди, довыкаблучиваются, придушивая один другого, а понимание того, как управлять чем-то, сложнее асфальтового катка, у этой гопы смутное. По наиболее говорливым её представителям видно. Рот откроют – такое несут…

Но, как ни тошнотворен этот кадровый мусоропровод, который из грязи в князи тащит чёрт-те кого, так что вокруг трона концентрация отстоя уже превышает все нормы приличия и все границы разумного, а жить-то надо. Никто и не обещал, что будет легко. Демократию народу обещали – она есть. А чтоб она ещё и была хоть в какой-то степени разумной… Так что дальше всё сами. В рамках личных интересов и склонностей, наличия для их удовлетворения свободных средств и необходимых кадров соответствующей квалификации. А также способности их собрать и с ними работать. Ну и, понятное дело, энной толики удачи. Чтобы не придушили, не разорили, не пристрелили, не посадили по дороге и не пришлось бежать куда глаза глядят, бросив всё на произвол судьбы.

Так что, когда всё это в наличии, остаётся только ждать, когда на порог ступит судьба в чьём-либо обличье. В случае автора обличье имелось мужское, средних лет, в очках, типично славянской простецкой внешности и выдающихся, как потом выяснилось, способностей. Был это ныне, к сожалению, давно покойный, несправедливо рано ушедший в мир иной арабист – Володя Рыбаков. МГИМО, ИМЭМО, МИД… Ну, где ещё у нас работают профессиональные востоковеды? Точнее, они много где работают, но чтобы при этом ещё и наукой заниматься, не отрываясь от реальной жизни… А здесь был тот самый случай. Время было ещё то – начало 90-х. Страна только что рассыпалась, всё шло под откос и куда вырулит, было никому не понятно, но молодость ещё не прошла и было чертовски интересно жить.

Вопрос гостя был прост, как железнодорожная шпала: в ИМЭМО два командовавших им академика собрались выбрасывать архив. То ли под боулинг надо было место освободить, то ли ещё под что-то доходное, но малосовместимое с академической начинкой института. Всё, что было связано с современностью, взял Фонд Горбачёва. Почему-то там решили, что именно эта часть архива представляет собой материальную ценность. Прочее девать было некуда. Выбрасывать – жалко. По крайней мере, гостю. Вот рекомендовали спросить, не возьмёт ли автор хоть что-то из помянутого архива, пока он на помойку не отправился? Тем более что у него, как рассказывали общие знакомые, какие-то архивы и библиотека, невесть зачем, в офисе хранятся.

Последнее было чистой правдой – это были архивы и библиотека еврейского независимого движения, которые у автора под крылом с 80-х годов осели, поскольку офис из этого самого движения был только у него. Рано бизнесом занялся. Не свой тогда ещё, только арендованный, но крыша над головой была, и место, куда можно было поместить предлагаемый гостем архив, тоже было. Ну, забрали его. Не весь, конечно, – куда было весь брать? Однако всё, что касалось стран Ближнего и Среднего Востока и пресловутого «ближневосточного мирного процесса», в который тогда многие, включая автора, верили, от помойки спасли. С тех пор эти папки из офиса в офис за автором 30 лет и кочуют. При том, что основная часть книг на иврите ушла в ИСАА МГУ, на созданную там со временем кафедру иудаики и в Центр восточных литератур РГБ.

Ладно. Архив есть, библиотека есть. Нашёлся и директор – Ефим Жигун, человек на редкость дотошный и крайне толковый, с которым автора на тот момент связывало несколько лет близкого знакомства, переросшего в тесную дружбу. Вместе со времён Еврейского исторического общества, Еврейской культурной ассоциации, ВААДов СССР и России много чего создали. Так что уже можно было регистрировать институт. Сначала – Институт изучения Израиля (имелись в виду – и страна, и народ Израиля). Потом, с учётом архива ИМЭМО, добавили к названию слова «и Ближнего Востока», благо тогда Израиль в регионе был сам по себе, изолирован и никаких официальных контактов с соседями не имел. Ну а с 2000-х, когда он стал одним из основных центров региона, назвали лавку просто – Институт Ближнего Востока.

Так он и до сих пор называется. Но кто тогда, в начале пути, про столь отдалённое будущее думал? В 1995 году пришли учёные из Института востоковедения РАН с просьбой – книгу по Ливии помочь издать. С тех пор их больше 300 издали, этих книг. И вместе с помянутым ИВ РАН, и в сотрудничестве с другими академическими структурами, и сами. С начала помянутых 2000-х годов завели сайт и начали на нём размещать аналитические материалы экспертов. В первый год несколько десятков статей. Потом счёт пошёл на сотни. Потом на тысячи. Российские эксперты, израильские – русскоязычные и кое-кто из ближнего зарубежья, где ещё есть русскоязычная наука. Не везде же она выбита в угоду политической конъюнктуре и играм местного руководства.

С кем только институту не приходилось за эти 30 лет сотрудничать… Ну, Ближний Восток – регион специфический, проблем с ним у России много. А уж когда наши ВКС в Сирию в конце 2015 года вошли, не только вопросы стали экспертам задавать, но и награды вручать. За что спасибо, конечно, профильному военному начальству, хотя главное во всём этом то, что оно, во-первых, слушает, что ему говорят (что в этом мире редкость), и, во-вторых, творчески применяет полученные сведения к текущей ситуации, что редкость ещё большая. Ну зачем-то всё-таки 30 лет назад Володя Рыбаков к автору пришёл? Жаль, конечно, что сам он до этих времён не дожил. Зато все, кто создавал институт вместе с ними и Жигуном – Владимир Исаев, Александр Филоник и Андрей Федорченко, по-прежнему в команде. И это, в конце концов, самое главное.

* * *

Интересно мир меняется. В 60-х, когда Украина ещё не знала, что она не в одной стране с Россией живёт, украинцы, не заморачиваясь, говорили и писали по-русски, и изрядная часть русскоязычной литературы именно ими и украинскими евреями и была написана. Западные шмотки в Одессе можно было купить только на «Толчке», куда их моряки привозили, а самой правильной едой в поезде, по дороге из Москвы на курорты Причерноморья, были, помимо сваренных вкрутую в дорогу яиц с солью, домашних котлет, а также вспотевшего в купе и слегка заветренного сыра с хлебом, продававшиеся на полустанках домашние пирожки (особенно вкусные «с Киева» и южнее) и яблоки. Ну а на подъезде к Одессе и варёная, натёртая оставшейся от съеденных яиц солью молодая кукуруза.

Как она пахла! Какой у неё был вкус! Как здорово было её обгладывать, вгрызаясь во вкуснейшие бело-жёлтые зёрна, проходя по початку зубами от кочерыжного торца до острого или закруглённого верха, выстригая между зёрен аккуратную дорожку в несколько рядов и медленно поворачивая початок в руках, чтобы не упустить ни одного зёрнышка! Её, кукурузу эту, ещё и на пляжах продавали. Ходили толстые тётки со звонкими голосами и оповещали народ так пронзительно, что чаек одесских перекрикивали. Ещё у них имелись в продаже мелкие креветки – ра́чки (с ударением на первый слог), розово-белые, которые мерили гранёными стаканами «с походом» и отпускали на руки в свёрнутые из газеты фантики. Как, впрочем, и соперничавшие с рачками по популярности семечки, которые на пляже лузгал каждый второй.

Что там было насчёт санитарии, тогда мало кого интересовало, но проблем ни с пирожками, ни с кукурузой, ни с креветками или семечками потом не возникало. И даже газетная тара, которая, по идее, с учётом типографской краски, была вреднее вредного, не портила общего антуража и не снижала уровня летнего отдыха. Скорее наоборот. Кстати, на пляже вообще было принято есть. Собираясь туда, с утра в сумку, помимо пляжной подстилки, книг и непременной колоды карт, клали чисто вымытые помидоры, их вечный спутник – соль, в бумажном свёртке из тетрадного листа или пустом спичечном коробке, яблоки, пару груш и, по сезону, тёмно-фиолетовые – жёлтые внутри сливы, «унгарки», или абрикосы. Виноград тоже брали, но редко – на него шли осы.

Оно было сильно надо, от них, полосатых, словно тигры, отмахиваться? Так что виноград проще было есть дома, вечером. Вместе с духовитой, свежеприготовленной баклажанной икрой на толстом мягком хлебе, со сливочным маслом и горячей варёной картошкой (с солью, обязательно с солью), которая изумительно шла после пляжа, залитая душистым подсолнечным маслом (разумеется, нерафинированным – кто тогда про другое вообще слышал), или с холодным твёрдым сливочным – по кусочку на каждую четвертинку большой картофелины или одну маленькую, если была молодая. Ну и, понятное дело, с полосатой серо-стальной скумбрией холодного или такой же полосатой, но с жёлто-коричневой кожей горячего копчения, нарезанной аккуратными скибочками.

Вариантом замены скумбрии могла быть селёдка. Жирная, бочковая, иногда с тёмно-коричневой икрой или кремовыми и палево-розоватыми молоками. С пёрышками зелёного лука и чуточкой подсолнечного масла, хозяйского, с Привоза, она напоминала о том, как прекрасна жизнь, не хуже, чем нынешнее многоканальное телевидение, цветное и бестолковое, которое столько голову морочит, что уже хочется старого, чёрно-белого, которое рассказывало про то, как и куда Леонид Ильич Брежнев съездил, с кем встречался и кого награждал, только раз в день, по вечерам. Когда программа «Время» перед фильмом шла. В общем, было время и цены снижали, как пел Владимир Семёнович Высоцкий. И в самом деле, текли куда надо каналы и в конце куда надо впадали…

* * *

Вспомним прошлое… Это было в те времена, когда ещё никто и слыхом не слыхивал о коронавирусе. Когда на Украине ещё не прошёл Майдан и не началась гражданская война на Донбассе, вопрос принадлежности Крыма там не вставал, и по-русски никто не запрещал ни писать, ни говорить, ни учить детей. Ещё не прошла Пятидневная война с Грузией и никто даже представить себе не мог, что грузинские войска могут атаковать российских миротворцев, стоящих в Южной Осетии. Каддафи ещё правил Ливией, в Сирии не было ни гражданской войны, ни российских ВКС, и турки ещё не развязали Вторую Карабахскую войну и не отстраивали на доброй половине бывшего Советского Союза новую Оттоманскую Порту. Ну, а автор с женой и институтскими друзьями частенько ездил куда-нибудь за границу, развеяться.

Америка и Европа были как никогда близки, и путешествовать по ним было безопасно и интересно. Молодость была уже позади, но у зрелого возраста свои плюсы – например, опыт. Да и позволить себе можешь куда больше, чем в юности, когда сил и энтузиазма море, но в карманах пусто и каждая увиденная мелочь внове. Такими идиотами себя иногда на пустом месте приходилось чувствовать… Вроде какая-нибудь бытовая штука, но у нас её в глаза никто не видел, и ты тоже не видел, отчего, столкнувшись с ней, выглядишь как минимум смешно. Как воду в душе включить, и то разобраться не можешь, не говоря уже о более сложных материях. Сейчас это вспоминать забавно, а тогда не до смеху было. Кому охота позориться? И вот в этих самых нюансах с годами и учишься разбираться.