Кейт Морган: Законы пишутся кровью

Kate Morgan

MURDER: THE BIOGRAPHY

©Kate Morgan 2021

All rights reserved.

© Айерс Валери, перевод на русский язык, 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Введение

Не убей^[1]

«Растекаются алые волны»

На записи вначале слышен треск граммофона, а затем шарманка воспроизводит жуткую музыку. Пронзительный голос, поющий на немецком, выговаривает букву «р» с каким-то зловещим удовольствием. Даже для тех, кто не понимает языка, ритм песни, похожий на детский стишок, звучит обескураживающе знакомо:

Und der Haifisch, der hat Zähne,
Und die trägt er im Gesicht…

(У акулы зубы – клинья,
все торчат, как напоказ…)

Песня Die Moritat von Mackie Messer («Баллада о Мэкки-Ноже»), написанная поэтом и драматургом Бертольтом Брехтом и композитором Куртом Вайлем, является вступлением к мюзиклу 1928 года «Трехгрошовая опера». Пьеса рассказывает о бандах нищих и воров, заполонивших викторианский Лондон. Главный среди них – злодей Макхит, печально известный своими убийствами. Ему и его преступлениям посвящена баллада уличного певца в начале оперы.

В 1950-х годах оперу поставили на Бродвее, а уже в 1955 году Луи Армстронг перевел песню на английский, наложив на ритмичную джазовую мелодию. Так Mackie Messer получил новую аранжировку и стал называться Mack the Knife.

Пару лет спустя еще одну кавер-версию песни выпустил американский певец Бобби Дарин. Вскоре мелодия и вовсе стала классикой для лаунж-исполнителей – ее перепевали Фрэнк Синатра, Элла Фицджеральд и бесчисленное множество других артистов. Вот только часто упускается из виду жуткое происхождение этой песни, являющейся обновленной версией традиционного средневекового «Моритата», или, как еще называют в культуре, «баллады об убийстве». Подобные произведения были популярны не только в Германии, но и в остальной Европе. На протяжении веков с помощью незамысловатых запоминающихся мелодий рассказываются истории об убийствах, мести и правосудии. «Делайла» Тома Джонса – еще один яркий пример популярной и узнаваемой современной песни, исполненной от лица убийцы и рассказывающей о жестоком преступлении на почве страсти.

Мэкки – воплощение убийцы как народного героя, которого любят и ненавидят почти в равной степени. Прославление его подвигов затрагивает основы нашего ужасающего интереса к убийствам, когда мы одновременно заинтригованы и возмущены произошедшим. Преступления Мэкки в песне перечисляются с восторгом, она поздравляет убийцу, сумевшего избежать разоблачения. Конечно, в версиях Армстронга и Дарина выходки Мэкки сильно смягчены – оригинальные немецкие куплеты куда мрачнее, там он обвиняется в изнасиловании и убийстве нескольких женщин. Остается неизменным лишь тонко замаскированное восхищение преступником. Созданный Дарином портрет Мэкки, где тот из беспринципного бандита превратился в учтивого гангстера, принес ему премию «Грэмми» за лучшую пластинку 1959 года. Однако менестрели^[2], которые написали и спели первоначальные баллады, даже после новой аранжировки все равно узнали бы свои истории о жестокой расправе и кровавой мести.

На протяжении всей нашей истории насильственная смерть одного человека от рук другого сопровождали нас: в песнях, которые мы поем, в произошедших событиях и совершенных поступках. Даже в историях, которые мы рассказываем друг другу. В шотландском фольклоре, согласно преданиям, «слуа»^[3] – полчище злобных духов, которые нашли пристанище в ночном небе. Не обремененные мирскими заботами, они витают над Гебридскими островами в поисках живых людей, особенно грешников. Забирают тех с собой в небо и сбрасывают на землю со смертельной высоты. Редко можно увидеть слуа в их видимой физической форме. Чаще всего их представляли в виде стаи ворон. Угольно-черная птица долгое время фигурировала в народных сказках как недобрый знак или даже предвестник смерти. Она питалась телами мертвых и всегда стремилась к местам захоронений – таким, как поля сражений и кладбища. Ничто не ассоциируется с убийствами так же сильно, как мрачный образ стаи ворон.

Тяга к историям об ужасных поступках и людях, которые их совершают, – неотъемлемая часть человеческой природы. Она видна еще в средневековых моритатах^[4] и викторианских пенни дредфулах^[5] – и продолжается в документальных фильмах и подкастах о преступлениях, которые мы сегодня так жадно поглощаем. Сегодня баллады сменились Netflix-ом, но истории остались теми же. Правдивые или вымышленные, убийства – это то, что привлекает всех без исключения. На базовом уровне такие истории похожи на сказку о борьбе добра со злом, где роли жертв и злодеев четко распределены. Чаще всего в основе таких историй есть элемент тайны и загадки, которую необходимо разгадать. Переизбыток детективных романов в первой половине XX века был воплощением этого интереса, поскольку жертва и ее смерть в них были лишь средством для получения интеллектуального удовлетворения от сбора и анализа улик, разоблачающих убийцу. И все это, конечно, ради извращенного удовольствия, от которого приятный холодок пробегает по спине, когда мы читаем об ужасных вещах, происходящих с другими людьми – реальными или воображаемыми.

В разгар жизни мы ищем смерть, и это именно то, что нам нравится. В своем эссе 1946 года «Упадок английского убийства» Джордж Оруэлл был непреклонен в своем убеждении: пик убийств пришелся на золотой век между 1850 и 1925 годами и пошел на спад. Однако спустя более семидесяти пяти лет кажется, что его заявление об упадке убийств было преувеличенным. Будь то художественная литература или новости – убийство, в отличие от любого другого преступления, завораживает, и наша жажда его подробностей неутолима. Мы приглашаем убийства в свои дома каждый вечер, когда смотрим истории о них по телевизору или засыпаем вместе с ними, затаившимися на прикроватном столике внутри книжного блока. Даже убийство, совершенное в самом маленьком городке или деревне, не может остаться незамеченным и избежать подробного разбора в подкасте или документальном фильме. В драматургии оно выступает в качестве сюжетного поворота. Обнаружить его можно где угодно, начиная произведениями Шекспира и заканчивая мыльными операми. Книжный жанр о преступлениях стал литературным гигантом с тех пор, как викторианцы популяризировали детективы. При этом вымышленные сюжеты обычно завершаются поимкой преступника и негласным правилом о неизбежном торжестве правосудия, но в реальной жизни раскрытие преступления – только половина истории. Существует множество препятствий, которые необходимо преодолеть, прежде чем пойманный убийца будет осужден и получит по заслугам.

Даже если забыть о мрачной привлекательности, сам акт совершения преступления интересен и сравним с росписью белого холста, где нам дана возможность проецировать всевозможные замыслы. Убийство может быть актом мести или ярости, в другом же случае быть продиктовано корыстными мотивами – или же причинами, известными только убийце. Также убийство может использоваться как инструмент для получения политической выгоды и даже быть делом чести. Кроме того, в то время как некоторые убивают чуть ли не случайным образом, есть те, кто совершает это от безысходности, ведь на кону их собственная жизнь. Из всего этого и получается реальное, невообразимо сложное и бесконечно пленительное преступление, которое прославится и войдет в историю уголовного права. При этом клеймо «убийцы» всегда приводит к гораздо большей стигматизации, чем любое другое. Убийство – единственное преступление, за которое суд может приговорить к пожизненному заключению, и на протяжении XIX и XX веков только оно оправдывало смертную казнь. Закон лишь регулирует это.

Несмотря на то, что убийство проникает во все аспекты нашей культуры, ничего однозначного быть не может, когда о нем заходит речь. Закон, касающийся убийств, представляет собой мешанину устаревших правил, судебных решений и двусмысленных толкований. Привыкнув смотреть и читать о них, на деле мы не так уж и много знаем об убийствах. Ошибочно полагать, что разбираемся в этих преступлениях намного больше, чем есть на самом деле, – очень опасно.

Когда я вносила последние штрихи в эту книгу, в прессе появилась история, подытожившая все противоречия человеческого отношения к убийствам. Имена и детали не имеют значения, поскольку это лишь одна из множества похожих трагедий, которые происходят из года в год. Мужчина убил женщину и утверждал, что это произошло случайно. Он был признан виновным в непредумышленном убийстве. И хотя сам новостной репортаж об этом деле был достаточно беспристрастным, он все же вызвал бурю возмущения и непонимания, а также споров между читателями в комментариях.

Некоторые утверждали, что этому человеку сошло с рук умышленное убийство, а слишком мягкий приговор стал судебной ошибкой. Другие обвиняли жертву в ее собственной смерти и открыто сочувствовали преступнику. При этом многие комментарии свидетельствовали о том, что в большинстве своем люди не разбирались в правовых реалиях умышленных и непредумышленных убийств в актуальном для нашей страны и времени виде. Множество «диванных юристов» заявляло, что убийство никак не может считаться умышленным, поскольку не было спланировано заранее или не было явно преднамеренным. Другие же высказывали свои авторитетные мнения о законе, которые не имели ничего общего с реальностью.

Однако каким бы тривиальным все это ни казалось, заявления «воинов клавиатуры» важно учитывать. Именно они в итоге становятся присяжными заседателями и участвуют в опросах общественного мнения об уголовном правосудии, определяя в дальнейшем государственную политику в области правопорядка. Такие заблуждения могут оказать влияние на то, как система правосудия в конечном счете будет работать для всех нас. Если мы собираемся потакать своим темным сторонам, с интересом наблюдая за смертью в печати и на экране телевизора, то мы обязаны знать еще и о последствиях преступлений, которыми так очарованы.

С точки зрения статистики, коллективная одержимость убийствами совершенно непропорциональна возможности столкнуться с ними в реальной жизни. Каждый год Национальная статистическая служба Великобритании публикует отчеты о причинах смертей в стране за прошедшие двенадцать месяцев. Из года в год лидирующие позиции в этом списке занимают болезни сердца и рак. Что касается неестественных причин смерти, включая убийства, согласно данным Национальной статистической службы, за двенадцать месяцев до марта^[6] 2019 года из 519 000 человек, погибших в Англии и Уэльсе, жертвы убийств – только 671 человек. При населении примерно в 58 миллионов, на миллион человек приходится около одиннадцати случаев насильственной смерти.

Однако насколько точны эти данные? Ведь Национальная статистическая служба подсчитывает количество жертв на основании года, в котором их смерть была официально зарегистрирована, а это приводит к погрешностям в результатах. Например, уровень убийств в стране резко вырос в 2003 году, когда 173 человека, предположительно убитых доктором Гарольдом Шипманом, были официально зарегистрированы как жертвы убийств в ходе общественного расследования этого дела. Но сами убийства при этом произошли в 1970-х годах.