Я прекрасно понимала, что моя ложь шита белыми нитками, и скрывать настоящие чувства долгое время будет сложно, но лучше пусть Синарьен думает, что я его терпеть не могу, чем догадается, что любовь во мне корни пустила много лет назад. Это причинит и ему, и мне боль.

Только где грань этой боли? И сможем ли мы в будущем остановиться?

Я отошла к двери и попыталась ее открыть. Но та не поддалась.

– Уходи, Синарьен… ин-тэ.

– Значит, добровольно спать со мной ты не согласна?

– Я никак не согласна, – отрезала и дернула дверь.

– Из-за него, да?

– Кого?

Меня передернуло. Что он уже себе напридумывал?

– Думаешь из меня идиота сделать? Как его зовут? Бес? Что за имя такое?! Его ты любишь, да?

– Что ты…

Хотела сказать «несешь», но…

– Бессон его зовут, – брякнула от злости. – Люблю и схожу с ума по нему. Ясно тебе?

Зачем я это делала, провоцировала, не знаю. Наверное, мне хотелось вернуть того, доброго и внимательного Синара, изобретателя и искателя, который боялся ко мне подойти и обидеть, терпел холод и сопротивлялся тяге, сходя с ума, но не нарушал данное слово.

Но его здесь нет. Он остался там, в бесконечной мертвой пустоши, где черный песок заменяет грунт, где в небе трепещет фиолетовое пламя Черты, где ночью хищников вокруг замка больше, чем звезд на небе.

Я судорожно прошептала, глядя через плечо:

– Оставь меня. Уходи.

Но принц стал еще темнее, шагнул вплотную и почти прогарчал:

– Я возьму то, зачем пришел. Мне плевать, кого ты любишь. Потерпишь.

Дернув меня за руку, развернул по оси и прижал к стене всем телом. Будто собирался слиться со мной буквально. Я вдруг вспомнила, каким он жутким был после яда оски, и окаменела. Не хочу так, но сама подвела его к этому краю.

Ткань сорочки затрещала, скользнула по бедрам, мужские пальцы заметались по телу, царапая, сжимая, причиняя приятную боль.

Я неловко оттолкнулась, но любовь так глубоко въелась в поры, что я едва дышала от страсти.

На Синарьене оставались светлые штаны, когда он подхватил меня под ягодицы и практически бросил на кровать. Я попыталась отползти, перекатиться на другой край огромного ложа, но меня потащили назад.

Я не кричала и не умоляла. Это бессмысленно. Я хотела ему помочь, действительно хотела. Но не так! Лаской, теплом…

Но он ничего не понял.

Синар не целовал меня, не нежничал и ничего не говорил больше. Он действительно брал.

Сдернув завязки со штатов, навалился и подтянул меня к себе, словно безвольную куклу. Широко раздвинув мои ноги, лишь на миг замер. Будто засомневался.

– Я буду тебя ненавидеть… – захлебываясь злостью и неудержимой страстью, прошептала я. Сдавила пальцами его плечи, сцепила зубы, чтобы ничего лишнего не сказать.

Синарьен, совсем побледневший, незаметно кивнул, дернул уголком губ вниз и, придерживая мои ноги, погрузился на всю длину. Жестко. До глухого удара. Поморщился. Словно наказывал и себя, и меня.

Было странно. Горячо. Приятно.

И больно. Что он все-таки переломил меня, сделал по-своему.

Впервые истинность воспринималась, как нечто злое и несправедливое. Я хотела бы ничего не чувствовать. Хотела бы отрешиться от пламени, что медленно ползло по нутру, заливая светом каждый темный уголок души. Хотела бы! Но не выходило.

Спасло мою израненную душу только то, что принц не растягивал: несколько широких махов, и излился в меня горячим семенем.

Так и замер. На вытянутых руках, дыша через раз и покрываясь на глазах инеем.

– Не помогло…

Он свалился на меня кулем, сбив дыхание. Я попыталась крикнуть, позвать на помощь, но голос сел, лишь сипела.

Глубоко вдохнув, оттолкнула Синарьена от себя и перекатила его на спину. Он был ледяным. Боже… что я наделала? Почему не помогло? Что не так?

Глава 21

Любава

Что происходило дальше, я помню смутными отрывками.

Осознав, что принц умирает, накинула пеньюар и бросилась к двери. Срывая голос, позвала на помощь и бросилась назад, к кровати. Я пыталась привести принца в чувства, хлопала его по щекам, взывала, целовала в мерзлые губы. Но он не отвечал. Не двигался. Умирал. Как и его сердце в моей груди.

Набежали воины, люди, слуги, меня грубо оттащили в сторону, хотя я рвалась назад, к Синарьену. Кто-то ударил меня. Губы обожгло болью, на зубах появился железистый вкус, но я не сдавалась. Все равно вырывалась и кричала.

– Вы не понимаете! Я могу его согреть! Могу…

Когда вокруг Синара загорелся яркий свет купола теплоты, но принц ни капельки не согрелся, кожа оставалась серой, глаза закрытыми, я поняла, что нужно действовать.

Они не помогут ему, бесполезно все. И я не смогу. Но что мешает? Я не понимала.

Лекари возились, маги предлагали варианты, меня держали в углу, будто собачонку, и следили, чтобы не дергалась. Кажется, надо мной нависал одноглазый Киран. Он тревожно оборачивался, раздувал ноздри и сжимал крупные челюсти так, словно жизнь Синара для него важнее всего.

Я в тот миг не совсем понимала: он меня защищает от толпы или толпу от меня.

Набежали ещё люди, комната превратилась в хаос, воздух заканчивался, сердце принца в моей груди едва ворошилось. Я чувствовала, как оно медленно замирает, леденеет, остужается.

А мое заколотилось отчаянно и будто выпрыгнуло в горло – перекрыло воздух.

Стало так плохо, что я едва понимала, что творю.

Оттолкнула вояку от себя, хватило сил даже отодвинуть его на несколько шагов, отчего Киран опешил и не сразу принял меры.

Я с криком ринулась к постели принца. Меня тут же отшвырнул какой-то тощий лекарь, больно ударив по груди сгустком синей магии. Не убил, но дыхание на мгновение прервалось, и я, закашлявшись, рухнула на колени.

Синар сильно дернулся в кровати, выгнулся в спине, теплый купол раскрошился и осыпался черной пылью. Рот принца открылся в безмолвном крике, а позвонки словно зазвенели – затрещали.

Внезапно на всех, кто был в комнате, обрушилась страшная сила. Словно ее обуяла дикая злость. Она загудела в висках, задрожала в груди, подняла мои волосы снежным вихрем и, резко подкинув меня над полом, непреодолимо потащила к старшему наследнику.

Я и пискнуть не смогла, только хватала воздух губами и дергалась от пробивающих мышцы разрядов.

Запястья горели, в глазах мерцала дымка, перекрывающая видимость, а средоточие магии будто сошло с ума – билось под сердцами бешеной птицей. Мне казалось, что кожа на спине и груди сейчас треснет, и я разлечусь на тысячи кусочков. Эссаха пыталась вырваться наружу, но сильные артефакты блока сдерживали, не пропускали, не позволяли ей высвободиться.

Такое напряжение я уже чувствовала раньше. Когда Синар вернулся на колеснице из пустоши, израненный укусами осок. Но тогда я не была отрезана от своего дара и могла помочь.

А сейчас я просто умираю вместе с ним.

С трудом повернув голову в ту сторону, где стоял Киран, прошептала:

– Он умрет… Помоги… Сними… – и вытянула руку, пытаясь дотянуться до стража. Я видела лишь его силуэт, распластанный по стене неведомой мощью.

С трудом сосредоточившись, перевела взгляд на свою руку.

На запястье крутились черные браслеты. Они разрывали кожу до крови, наружу рвался сизый свет, что пульсировал, давил, но оставался во мне, плотно запечатанный артефактом.

Воин все-таки отступил от стены, попытался приблизиться ко мне, его лицо раскраснелось, здоровый глаз налился кровью, вены вздулись. Еще шаг, и крупного мужчину оттолкнула та же сила, что растаскала лекарей и магов прочь от постели принца. Она будто защищалась от их вмешательства.

Эти люди не смогут помочь в том, чего не понимают. Никто из них.

Только я.

Тело будто покрылось изморозью. Дыхание стало тяжёлым, колким. Горло обожгло, из носа заструилась кровь, в глазах потемнело. Принц снова выгнулся, застонал. Иней плавно скользил по его светлой коже, обнаженной груди, добираясь до шеи и скул. Забираясь на подбородок и укрывая снежной крошкой любимые губы.

Гул в ушах перешел в грохот, виски резало, будто в них спицы воткнули, из глаз потекли кровавые слезы. Я уже не кричала и не сопротивлялась, просто принимала свою долю.

Опустив руки вдоль тела, в последний раз посмотрела на Синарьена и прошептала:

– Я так люблю тебя…

Или мне почудилось, или принц открыл глаза.

Но я уже этого не увидела.

Внезапно стало тихо. Тьма ласково обняла, согрела и опрокинула мир на голову.

Глава 22

Любава

– Дэкус, что ты творишь? – шептал в стороне женский голос, мягко вылавливая меня из холодного сна. – Она же хрупкое дитя, совсем юная дева… Я всегда была против этих ваших программ. Они лишают иномирцев права выбора. Так нельзя.

– Они чужаки, а я должен защищать страну.

От этого голоса меня вдруг дернуло. Ненавижу его. Так сильно, что в глазах темнеет.

– Отдавая детей на растерзание? – зло шептала женщина. – Много ли в живых осталось попаданцев за эти годы?

– Достаточно, – брякнул король. – А остальные либо спились, либо пошли по рукам. Не мы виной, что они такие слабые.

– Да вы их используете! А потом выбрасываете.

– Молчи, Сэйлана, потому что…

– Что?! – яростным шепотом перебила его королева. – Ударишь меня? Задушишь? Выпьешь мою магию до дна, как сделал это наш сын с Любавой?

– Безродная сама ее отдала…

– Сама. Конечно. – Истерично засмеялась правительница. – Да только вы ее подтолкнули к этому. Так удобно – безродная сирота, ни имени, ни статуса. Никакой поддержки или защиты. Умрет, можно забыть и найти следующую жертву. Что ты наделал, Дэкус? Как ты мог?

– Ты же знаешь, что… – король не договорил, выругался глухо, словно закрыл ладонью губы. – Синарьен – мой первый сын, а чужачка – никто. Девка должна была помочь.

Эти слова били похлеще пощечин. Я задержала дыхание и вслушалась еще больше, отчего голова закружилась и пришлось вцепиться в одеяло пальцами, боясь улететь в темень. За плотной ширмой какое-то время было тихо, только магия лекарского купола хрустела над кроватью.

Король что-то буркнул, я не разобрала.

– Такой ценой? – в шепоте женщины отчетливо слышались ярость и боль. – Ты совсем свихнулся? Не верю, что на такое пошел. Я не хочу верить в это…

– Сэй…

– Нет, – отрезала она, чуть повысив голос. – Уходи. Видеть тебя не хочу. Своего сына ты защищаешь и бережешь, но эта девочка, что чуть не умерла из-за вашей глупости, тоже чей-то ребенок!

– Она безродная! – прорычал король. – Ничего не помнит. Нет у нее никого! – По стене грохнуло, я невольно дернулась, пальцы, сжимающие одеяло, побелели. – Я не подпущу подобное отребье к трону. Кто знает, что хранит ее родословная?

– Словно трон – особая награда, доступная только избранным с правильным списком родственников, – горько рассмеялась собеседница.

– Сэй…

– Молчи, – теперь рыкнула она. – И не говори, что мой род хоть как-то отличился и выслужился перед Критой. Вранье для попаданок, меня обманывать не смей. Я знаю, кто мой прапрадед, и чья кровь течет в моих венах.

– Не начинай! – повысил голос ин-тэй. – Я не хочу углубляться в родословную твоей семьи. Нашла, что вспомнить.

– То есть, кто я, тебе было плевать, когда чувства затмевали разум? А наш сын сам не может выбрать, кто ему дорог? Ты лучше знаешь, чего хочет его сердце?

– Синарьен со мной солидарен, и понимает, что безродная девка никогда не будет носить нашу фамилию. Фавориткой пусть берет ее, здесь я препятствовать не стану.

– Ты так ничего и не понял…

– Все понял, но на троне ей не бывать, пока я жив!