– Ты же сказала, что мы друзья, – таинственно улыбается он.

– Но ты этого не помнишь! Для тебя я незнакомка, а значит, не смей ко мне прикасаться! Ведешь себя как маньяк.

– А я и есть маньяк, – подмигивает он. – Разве новости по телевизору когда-нибудь лгут?

Лео произносит каждое слово низким голосом и предельно медленно. Хочет смутить? Чтобы я волновалась и не следила за языком? Подавится! Со мной эти фокусы не пройдут. Конечно, он привык, что с его внешностью достаточно подмигнуть, и любая девушка растекается у ног, готовая тотчас прыгнуть в постель. И… О! Боже! Мой! У меня самой внизу живота все узлом стягивается, а кровь бешено несется по венам.

Довольно!

Я толкаю Лео в грудь.

Он даже с места не сдвигается, но хмыкает и делает два шага назад, снова превращается в ледяное изваяние, от него прямо веет зимней стужей.

– Прости, – вдруг говорит он. – Больше к тебе не прикоснусь.

– Прекрасно! Спасибо! – насупливаюсь я, чувствуя, как все внутри трещит, поэтому стараюсь быстрее перевести тему: – Ты помнишь, что Ева жива?

Лео наклоняет голову влево, поправляет рукав пальто.

– А ты какое отношение к ней имеешь?

– Ты узнал, что она жива, благодаря мне!

– Я помню иначе, – пожимает он плечами.

– И как же?

– Это семейные дела. – Он обводит взглядом комнату.

– То есть ты помнишь абсолютно все, кроме меня? – ужасаюсь я.

– Нет, я не помню лишь… – Он делает вид, что задумался, а потом усмехается: – Мелкие моменты.

Мелкие, вроде меня?

Вот сволочь!

– Пожар в резиденции ты помнишь?

– Пожар? – удивляется он.

Я моргаю. Да как такое возможно? Он не помнит все, что связано со мной, но при этом помнит сестру, которую всю жизнь считал мертвой?

– Как. Ты. Потерял. Память? – рычу я. – Говори!

– Хорошего дня, – небрежно кивает Лео и открывает дверь.

Все-таки умудрился взломать замок? Гребаный вундеркинд криминального мира, честное слово!

– Ты прикрываешь сестру? – кричу вслед. – Это она совершает убийства?

Лео останавливается в дверном проеме. Сердце спотыкается, когда мужчина переводит на меня взгляд. В его зеленых глазах что-то загорается. Я осознаю, что он смотрит на кулон с фениксом.

– Я не знаю, где Ева, – тихо отвечает Лео. – Она исчезла.

Слова звучат с горечью.

– Но если это она, то…

– Хорошего вам дня, – говорит адвокат, – странная девочка по имени Эмилия.

И уходит.

Серьезно?!

– О, после разговора с тобой этот день будет просто великолепен, спасибо! – гаркаю вслед.

Около минуты я в ярости таращусь на пустой дверной проем, а затем хватаю миску с фруктами и запускаю в стену. Яблоки, груши, персики, стекло – все разлетается по комнате.

Невероятно! Он просто взял и ушел! Если бы я потеряла память, то хотя бы выслушивала людей, которые говорят, что меня знают.

Или нет?

Пульс скачет галопом. Я вздыхаю. Ладно. Наверное, он прав, что не верит каждому встречному. У него много врагов. Кто угодно может явиться и убеждать, что был близким другом. Лео и так никому не доверяет, а теперь и вовсе закрылся от мира.

Я подбираю яблоки, ищу осколки и одновременно пытаюсь осознать, как мне реагировать на амнезию Лео. Меня не бросили. Меня забыли… Не знаю, что хуже.

И как быть?

Найти его опять и рассказать, кто я на самом деле? Или вселенная дает мне шанс забыть Лео? Я мечтала избавиться от мыслей о нем с тех пор, как вернулась в город, но…

Что с ним произошло?

Я выглядываю в окно. Лео выходит на парковку, садится в «Лексус» и… А это еще кто? Девушка? Выглядит так, словно выползла из каталога Victoria’s Secret. Я ее не знаю. И мне это не нравится. Почему она сидит у Лео в машине? Я никогда не видела, чтобы Лео возил с собой клиентов. Значит, она кем-то ему приходится.

Да что происходит?

Клянусь, мне хочется выбить окно и отпинать этого мерзавца!

Я понимаю, что он не сам себе память отшиб (надеюсь), но злости меньше не становится. Я полгода переживала, гадала, куда он пропал. Ночами не спала. Рыдала. А он все время был в городе? Еще и в компании подозрительных девушек… черт, кто она?

Поджимая губы, я забираюсь на подоконник и вижу, что девушка в машине нежно улыбается Лео (удивительно, какие вещи человек способен разглядеть в бешенстве), склоняясь неприлично близко, она заботливо убирает нитку с плеча мужчины. Сердце падает куда-то в желудок, и я не сразу осознаю, что со всей силы ударяю кулаком по стеклу.

Оно трескается.

Я отшатываюсь и падаю на пол.

Из внутреннего кармана плаща вылетает раскладной нож – очередной подарок Виктора, и я тороплюсь спрятать его, но когда два дюжих санитара влетают в комнату на шум, то видят разбитое окно, осколки миски, разбросанные фрукты, мою ладонь в крови и то, как я ползу по полу за ножом…

Парни хватают меня под руки.

– Нет! – вскрикиваю. – Все не так, как вы…

Договорить не успеваю – мне что-то вкалывают, и я отключаюсь.

Глава 4
Как я стала пациентом дурки…

– Уже утро? – сонно бормочу я.

– Ночь, малышка, – отзывается хриплый незнакомый голос. – Десять вечера.

– Ну так свалите, – шиплю в подушку.

Только спустя минуту я осознаю, что подушка не моя. Глаза открыты, однако я не сразу понимаю, где нахожусь. И с кем говорю? Кого послала?

Так…

Моргаю, смахивая остатки сна, постепенно прихожу в себя, но сохраняется впечатление, что я вплываю в комнату из другого мира.

Черт, я на больничной койке в клинике!

– Гляньте, проснулась! – бодро восклицает Виктор, мешая карты. Он играет в покер с мужчиной на соседней койке. – Мы уж думали, до утра спать будешь. Что-нибудь снилось? Ты так ворочалась… Я переживал. Хотел силой будить.

– Мне снилось, что я ведьма, которую сжигают на костре, – бурчу, – но предпочту всю жизнь смотреть этот сон, лишь бы не просыпаться.

– Да брось. Что у вас там случилось с Лео? Он меня едва взглядом не испепелил, когда увидел.

– Он тебя помнит?

– В каком смысле? – задумывается Виктор.

Ага. Значит, Шестирко не в курсе, что Лео память потерял? Любопытно. И бить его не придется. Жаль. Даже врезать некому, а руки чешутся.

Я кручу головой, рассматривая палату, вдыхаю запах сырости, въевшейся в штукатурку, и запах лекарств. Четыре кровати с пожелтевшим постельным бельем. Трещины на потолке. Каракули на стенах: в основном рисунки, но есть и надписи. Я разобрала несколько: «В мире грез», «Память – наша жизнь», «Боги будут молить» и «На связи с болью». Из динамиков магнитофона тихо льется шум моря. Две кровати закрыты ширмами. Не видно, кто за ними. На окнах дырявые серые занавески, сквозь которые сияет луна.

Это определенно не новый корпус клиники.

– Видимо, здорово башкой долбанулась, когда падала, – хохочет лысый мужчина. Его смех напоминает хруст сухого полена. – Твою мать, не карты, а дерьмище! Посмотри! – Он сминает карты, кидает на кровать перед Виктором и поворачивается ко мне, опираясь о широко расставленные колени. – К демонам эту хрень! Жульничаешь, черт желтоглазый. Не ври, я знаю! – Он протягивает мне мозолистую ладонь. – Я Кальвадос, малышок.

– Кальвадос?

– Как напиток! – подмигивает он черными бровями. – Я раньше такой грушевый бренди мог забубенить, о-о-о… Как-нибудь угощу, крошка.

– Вы очень добры, – кривлюсь, пожимая кончики огромных пальцев мужчины.

– Между прочим, тебя едва не определили в пациенты, – усмехается Виктор, тасуя карты. – Я с трудом объяснил, что ты не сумасшедшая, а просто… ранимая. Когда переживаешь, крушишь все вокруг. Короче, в наказание тебя засунули в палату, полную мышей.

– Красава. Я тоже дикий, когда зол, – хвалит Кальвадос. – Давай с нами в картишки.

– Вижу, ты себя как дома здесь чувствуешь, – подшучиваю я над Виктором и тру глаза.

Перья ужасно искололи шею, но я не в силах оторвать голову от подушки, пропахшей грызунами.

– В этой шарашке сидит куча преступников, Эми, – пожимает плечами Шестирко. – И многие притворяются невменяемыми, сама понимаешь. Заплатили бабки и живут в элитном корпусе. Короли дурдома. И ладно бы просто сидели, так они продолжают заниматься своими делами, умудряются и дальше контролировать своих людей вне этих стен. Кальвадос – мой друг и информатор. Можешь ему доверять.

– Я никому не доверяю, – фыркаю.

– Ишь, цаца, – цокает Кальвадос. – Деловая… Короче, в сортир эту дрянь. Не тебя, зайка. Карты. Витек, лучше в шашки партию, а? Щас достану.

Он ныряет под кровать и шуршит коробками. Виктор берет со стола пакет, садится рядом со мной и раскладывает запакованные бутерброды.

– Сделай лучше кофе, – говорит Шестирко, разрывая зубами упаковку. – Нашей буйной, злобной девочке нужно проснуться. Ей еще перед главным врачом извиняться. Смотри, солнце, есть с сыром и колбасой, есть с индейкой.

– У меня тут чифирь имеется, брат!

Кальвадос наливает в электрический чайник воды из бутылки и включает. Я молча выбираю бутерброд с индейкой и сажусь поудобнее. В лицо бьет свет лампочки. Виктор пристально следит за мной, одновременно отметая настольные игры, которые предлагает Кальвадос. Чайник закипает, бурлит. Мужчины смеются над старым анекдотом. Несмотря на убогость палаты, атмосфера уютная, но мои мысли снова и снова возвращаются к одним и тем же воспоминаниям. Как в игре «Убей крота». Бьешь по выскакивающим головам, а они опять выпрыгивают, ехидно улыбаясь.

Мыслей у меня три. Сильно ли досталось Виктору за учиненный мной погром? Сколько пропущенных звонков от Венеры? И Лео… конечно.

– Да чтоб ты провалился, давай в шахматы, пофиг, – ругается Кальвадос и расставляет фигуры.

Он в голубой футболке «Люблю Сочи» и спортивных штанах. На колене дырка. Весь в татуировках. Накачанный, как штангист. С манерами уголовника. Не удивлюсь, если он сидел. Виктор вечно собирает вокруг себя подобных личностей. Работа вынуждает его водить дружбу со всеми маргиналами города: убийцами, ворами, мошенниками, бомжами… быть для них другом, братом, сватом, личным психологом. И все с одной целью – информация. Виктор умеет быть кем угодно, играть любую роль, он вообще удивительный человек, и больше всего я люблю в нем полную атрофию лицемерия. Для Шестирко каждый человек – ценный. Ко всем Виктор умеет найти подход.

Я опускаю ноги с кровати, и ступня, вместо твердой поверхности, касается чего-то мягкого, теплого… слух режет пронзительное верещание. От неожиданности я вскрикиваю и почти залезаю Виктору на плечи.

– Сказали же, мышиная палата, – прыскает смешком Кальвадос.

Виктор косится на друга, и тот перестает хохотать, примирительно вскидывает руки. Из-за ширмы выскакивает еще один парень. Он ловит мышь. Поймав, выпрямляется и гладит животное по голове.

– Это Клык, – представляет пациента Виктор.

– Премного рад знакомству, юная леди! – восклицает парень, улыбаясь во все зубы. Я замечаю, что волосы у него кудрявые, торчат во все стороны и рыжие. Лицо вытянуто, а передние клыки сточены до остроты. – Вы уж простите Жужу. Он устал от братьев, захотел погулять.

– Братьев?

– О, и сестер, конечно же!

Парень отодвигает ширму и сбрасывает покрывало с кровати. Под ней – целый город с мышами. Клык расставил им лежанки, поилки, игрушки, миски.

– Господи… – Кусок хлеба застревает в горле.

– Человек строит мышиную ферму, – поясняет Виктор. – Он живет здесь один. Кто выдержит соседство с мышиным королем?

Я учтиво молчу, продолжая жевать бутерброд. Мыши хрустят крекерами. Грызунов я не боюсь. Я выросла в частном доме. В сарае за гаражом было много таких вредителей. И кот постоянно приносил то мышей, то крыс… в тапки клал.

Но все равно противно.