По приглушенному голосу дам тяжело понять их возраст, но настрой ясен – я им отчего-то неприятна. Не понимаю, что является тому виной, мой забитый изможденный вид, запах, исходящий от меня еще пару минут назад, или положение пленницы? Склоняюсь к последнему варианту. Они чувствуют власть надо мной и пользуются превосходством, даже не думая о последствиях.

Все же мне удается натянуть спортивные брюки, футболку и кофту на молнии.

– Вперед, грязное отродье, – приказывает дама и толкает меня в плечо шокером. Спасибо, что не включенным.

Грязное отродье? Так меня еще не называли. Запишу в свой блокнот безосновательных угроз, обзывательств и лживых обещаний.

Выйдя из кладовки, хочу осмотреться и найти что-нибудь, чем смогу защитить себя в будущем, но дамы не дают и мгновения на осмотр помещения. Они почти волоком тащат меня по первому этажу из зала в зал и останавливаются только тогда, когда перешагивают порог столовой.

Меня начинает мутить с удвоенной силой.

В центре, там же, где и раньше, стоит прямоугольный длинный стол, уставленный всевозможной едой. Перед глазами мутнеет, давлюсь слюной и быстро шагаю к нему. В спину ударяет разряд тока, и меня выгибает в обратную сторону. На мгновение это даже бодрит, а в следующее я уже стою на четвереньках и пытаюсь отдышаться. Дамы подхватывают мое тело под руки и садят на стул, привязывают руки кожаными ремнями к подлокотникам и отходят. Они делают все настолько синхронно, что на ум приходят мысли, они либо близняшки, либо репетировали это не один десяток раз.

Зрение проясняется окончательно, и я снова вижу стол с непозволительным изобилием еды: в глубоких тарелках налиты разные супы, в длинных блюдах расположили жареные овощи, мясо и вареные крупы, хлеб разного помола и выпечки – на плоских круглых блюдах, даже фрукты и овощи в сыром виде уложили так, словно это произведение искусства.

Давлюсь слюной и тянусь к столу настолько сильно, что кожаные ремни начинают скрипеть.

Во главе стола на почтительном расстоянии от меня находится Поул. Сейчас его губы наконец-то перестали улыбаться, но в глазах затаился блеск неадекватности и жестокости.

Ему нравится то, что он видит.

– Что тебе нужно? – спрашиваю я, желая прекратить все это как можно скорее.

Поул дарит мне короткую улыбку и начинает накладывать себе еду, рассказывая, как повара старались и насколько удачно у них получается то или иное яство. Он медленно отправляет вилку за вилкой в рот, в блаженстве закатывает глаза и мычит от восторга. Я же стараюсь вовремя сглатывать слюну, чтобы не подавиться ею. Пару раз чуть не захлебываюсь. Только так и не понимаю, что это было; ненависть, злость, зависть или все же слюноотделение меня чуть не отправляет на тот свет.

Меня жестко мутит, но я даже не могу позволить мысли о тошноте появиться в голове. Единственное, что я съела за последние дни – таракан, и я не могу потерять его так бездарно.

Стараюсь отвести взгляд от Поула, но это выше моих сил. Желудок скрутило от голода, он болит, а меня трясет, губы дрожат.

– Хочу рассказать тебе интересную историю про голод, – начинает Поул, наконец-то откладывает вилку и промакивает губы салфеткой. Он внимательно смотрит мне в глаза и, поняв, что я внимательно его слушаю, продолжает: – Длительное голодание приводит к печальным, а порой и безвозвратным последствиям. В среднем, находясь в плохо вентилируемом помещении, проводя ночи на холодном влажном полу и не принимая пищу, люди проживают около двух недель. Удивительный факт: мужчины умирают быстрее. Я не уверен, что есть такое понятие, как голодная смерть, ведь мои ученые всегда проводят вскрытие после смерти и чаще всего это отказ сердца.

– Когда я ела в последний раз? – спрашиваю я.

– У меня в гостях ты семь дней, плюс дорога. И не забывай о том, что мне неизвестно, сколько ты не ела до того, как запрыгнула ко мне в машину, и мы умчались прочь от Салема.

– Больше недели, – шепчу я сама себе.

– Твой организм ослаб, иммунитет практически уничтожен, если ты подхватишь какую-нибудь болезнь, то уже не выкарабкаешься. Мышечная масса разрушается. Мозговые соединения деградируют. – Поул делает паузу и, наклонившись немного вперед, наносит контрольный удар: – Эшли, ты умираешь.

Каждое его слово делает меня слабее. Поул говорит про мышцы, и я понимаю, что с трудом переставляла ноги, когда шла сюда. Мне не сбежать. Только на тот свет.

– Ты меня убиваешь, это я поняла, – еле ворочая языком произношу я.

Поул кладет ладонь на сердце и смотрит на меня так, словно я опорочила его честь и достоинство.

– Что ты такое говоришь? – спрашивает он. – Это голод, не я.

Мысленно молюсь о том, чтобы Поул уже сказал, что ему от меня нужно. Если он протянет еще немного, то мое тело скорее всего ему не поможет.

Впитываю в себя запахи еды, а голова идет кругом.

Я теряю связь с реальностью.

В голове эхом разносятся слова «Эшли, ты умираешь».

Поул поднимается со стула, как с трона – величественно и пафосно. Подходит ко мне и садится на край стола. Берет глубокое блюдо и наливает в тарелку суп, поднимает ложку и набирает в нее что-то жидкое. Когда он подносит ложку к моим губам, я даже не думаю о том, что еда может быть отравлена. С готовностью принимаю пищу и проглатываю ее с такой скоростью, будто она может убежать у меня изо рта. Поул гладит меня по влажным волосам и сообщает:

– Теперь ты моя любимая зверушка.

Мне плевать, как он меня называет. Он дает мне еще шесть ложек супа и откладывает столовый прибор. Берет салфетку и вытирает мне губы.

– Много нельзя, тебе станет плохо. Если будешь выполнять то, что мне нужно, я позволю тебе поесть еще и вечером.

– Я все сделаю, – обещаю я.

В любой другой ситуации мне было бы стыдно за себя, но не сейчас. Это не я сказала, а чувство голода и желание жить.

– Так-то лучше. Отец всегда говорил, что у тебя сильный характер, а я знал, что смогу сломать тебя.

– Зачем?

– Зачем? – переспрашивает Поул.

Он искренне удивлен. Бросает взгляд мне за спину и просит девушек оставить нас. Когда они уходят, он снова располагается на своем месте и какое-то время внимательно и не по-доброму смотрит на меня.

– С твоим появлением в Ротоне все изменилось. Мы с отцом всегда были одной командой. С самого детства он вводил меня в курс дела, обучал. Я бы даже сказал, что он дрессировал меня. Мы были близки и шли к одной цели, а потом он нашел тебя и притащил в наш дом. Не думай, я не ревную из-за того, что он стал уделять тебе куда больше внимания, чем мне. Я понимал, что ты нужна нам для того, чтобы получить Салем. В какой-то момент я даже чувствовал к тебе некоторую симпатию. А потом ты стала меняться. Из поломанной и побитой девчонки начала перевоплощаться в сильную и уверенную. Мне не импонируют уверенные в себе женщины. Я не собирался делить с тобой Салем и тем более Ротон. В итоге я увез тебя твоему отцу.

– Ты увез меня в Салем? – не веря, спрашиваю я и пытаюсь вспомнить тот день, но по-прежнему последнее воспоминание – как я заснула в своей спальне.

– Да. Это была ошибка. Не надо было возвращать тебя в Салем, надо было убить. Я не думал, что Куин оставит тебя в живых…

– Подожди, но ведь Беринг и мой отец никогда не ладили, ты предал Беринга.

В мыслях полнейший раздрай. Хватаюсь за каждое сказанное Поулом слово и пытаюсь запомнить.

– Не совсем. Взамен за тебя я получил доступ к Салему. Это было мое условие. Я отдал тебя и смог входить в Салем, когда того пожелаю. Куин не был этому рад, но я был под контролем его людей, и поэтому он согласился.

Когда-то я думала о том, что он уже был в городе, хотя уверял меня в обратном… я была права. Поул был в Салеме не один раз.

– Моя сделка с Куином была простой и прозрачной. Но она так и не свершилась до конца, ведь он умер.

– Беринг знает?

– Нет. Дети не обо всем рассказывают родителям, чтобы не беспокоить их по мелочам.

Смотря сейчас на Поула, я поняла, что не Беринг был самым опасным хищником в Ротоне. Беринг все делал в открытую, не скрывался за спинами, а вот его сын играл в тени и на него даже никто не мог подумать.

– Ты переиграл Беринга, – говорю я, чтобы потешить эго Поула.

И ему это нравится.

– Я переиграл всех, но немного оступился. И чтобы исправить свою ошибку, мне нужен твой дар.

Вот мы и подошли к сути дела.

– Что я должна сделать?

– Изменить воспоминания моего отца.

Сглатываю ком и спрашиваю:

– Беринг не знает, что я здесь?

– Нет.

Это дает надежду на спасение, я могу уговорить его отпустить меня. Главное, добраться до него. Теперь, имея информацию о предательстве Поула, я могу попытаться перетянуть Беринга на свою сторону. Попытаться стоит. А если не помогут уговоры, я воспользуюсь даром.

Да. Решено.

– Я сделаю, что ты хочешь, – соглашаюсь я.

– Конечно, сделаешь.

Поул зовет конвоиров, и меня отстегивают от стула. Мы идем по пустому дому, нет прислуги, охраны, повара с женой, что жили здесь. Нет никого.

Когда Поул останавливается перед дверью в комнату Беринга, я уже испытываю прилив сил. Их немного, но, оказывается, надежда дает заряд энергии. Или это несчастные, но такие необходимые несколько ложек супа.

Поул берет меня за подбородок и вскидывает лицо вверх, чтобы я смотрела ему в глаза.

– Ты скажешь ему, чтобы он забыл покушение на убийство. Этого никогда не было. Он попал в аварию на машине и теперь у него провалы в памяти. Скажешь, как я оберегал его все это время и был лучшим сыном из возможных. Для первого раза этого будет достаточно.

Покушение на убийство? Поул пытался избавиться от Беринга?

– Хорошо, – шепчу я.

Он кивает и отпускает меня, открывает дверь, и я попадаю в комнату Беринга. Тусклый свет бросает мягкие блики на мебель, которая стоит на тех же местах, что и раньше. Просторный холл расходится в две стороны. Слева спальня Беринга, справа его кабинет. Шаркаю по полу следом за Поулом и заглянув в спальню, оступаюсь. Беринг лежит на кровати, обе руки прикованы стяжками к металлическим прутьям, рядом с кроватью стоит капельница.

– Что в капельнице? – спрашиваю я, особо не надеясь на ответ.

– Снотворное. Не хочу, чтобы он пришел в себя с воспоминаниями, как я скинул его с третьего этажа.

Поул говорит будничным тоном, словно рассуждает о базовых вещах, а не о том, что пытался убить отца.

– Почему ты хотел избавиться от него?

Поул с улыбкой поворачивается ко мне и говорит:

– Оставим эту тему для следующего визита.

Согласно киваю и подхожу к кровати. Лицо Беринга бледное, под глазами синяки, на скуле уже засохшая царапина. Он растил сына и наследника тридцать лет, а в итоге чуть не погиб от его руки.

– Не тяни.

Кладу ладонь на лоб Беринга, но даже не пытаюсь влезть ему в голову. Безвольный Беринг мне не поможет. Если я сделаю то, что Поул просит, то он может убрать меня с шахматной доски сразу же. Около минуты я стою, касаясь теплого лба человека, который воспитывал меня, как родную.

– Я слаба, – говорю я, поворачиваясь к Поулу. – Мне нужно быть хотя бы в средней физической форме, иначе ничего не получается.

Поул молча смотрит на меня, я не отвожу взгляда. Лгать и прятать свои эмоции меня учили долго и упорно. Поул не находит признаков лжи, или делает вид, что поверил.

– Уведите ее обратно, – командует он.

Успеваю бросить последний взгляд на Беринга и мысленно обещаю ему еще вернуться.

5. Цена лживой власти

Вечерний Салем, погрузившись в тишину и недоумение, был готов слушать очередную выдуманную историю Люка Куин.

Еще днем из всех динамиков местные жители услышали голос Люка и возрадовались, что он вернулся. Они не знали причин его возвращения и не ведали о том, как изменился его внешний вид. Люди ликовали, не подозревая, какой страх и растерянность испытают, стоя на площади и смотря на человека, который будет рассказывать им небылицу.