Эльфийский бык – 3 (страница 17)
– Эльфийская принцесса загрызла саблезубого барсука, – чуть дрогнувшим, но все ещё профессиональным тоном продолжила репортаж девица.
И Иван восхитился её выдержкеи.
– А шарфик? Откуда у него шарфик? И цветочки… в лапках… посмотрите… – ожившая Галина-Эсмеральда указала дрожащею рукой на полузасохшие незабудки, которые зверь будто бы сжимал. – Это… это он… наставник…
– Ваш наставник был… барсуком? – репортёрша чудом, не иначе, но удерживала лицо.
– Нет, человеком…
– Оборотнем! – предположил кто-то из полицейских. – Я у вас тоже смотрел… ну, про тех, которые не истинные, а проклятые! И про рептилоидов тоже! Может, он рептилоид?
– Он барсук, – очень устало произнёс Калегорм.
– А в душе рептилоид…
– И духовный наставник, – посол явно не удержался. – Оборотни в момент смерти обычно принимают промежуточное обличье, сочетающее в себе черты как человеческой, так и животной ипостаси.
– А рептилоиды? – не удержался полицейский.
– А рептилоиды, они среди нас…
Прозвучало на редкость зловеще, и люди стали оглядываться друг на друга с очевидной опаской, будто подозревая, что тот, кто рядом, на самом деле не человек, но рептилоид.
– Я поняла! – взвизгнула Эсмеральда, которая Галина, – свершилось! Чудо свершилось! Наставник уверял, что тот, кто способен услышать глубинные вибрации земли и возвыситься на них к эфиру, для того в мире сущем не останется невозможного! Вот он и обратился в барсука! После смерти! Она… она его убила!
Рука указала на Марусю.
– Жестоко. Бесчеловечно…
– Загрызла? – уточнил Калегорм.
– Эльфийская принцесса загрызла отца, который после смерти превратился в барсука. Саблезубого, – голос репотрёрши всё-таки дрогнул. – Боюсь… даже для нашего канала это будет… несколько чересчур!
– Это его духовная ипостась! – возопила Эсмеральда.
Все кивнули, соглашаясь, что у каждого человека должна иметься своя духовная ипостась, так почему бы ей не быть в виде барсука? А что наружу полезла, так оно тоже бывает. Правда, на лицах полицейских читалась одна и та же мысль: как оказались они в этой, мягко говоря, странной ситуации и что, собственно говоря, делать дальше?
Вопрос был глобальным.
Можно сказать, историческим.
А потому все и молчали, переводя взгляды с барсука на Тополева, тоже растерянного, с Тополева – на барсука, всё так же тихо лежавшего в могиле. А с барсука – на Галину-Эсмеральду. И та, чувствуя нарастающее напряжение, занервничала.
– Я чувствую! – воскликнула она. – Чувствую, что он здесь! Рядом! Дух его…
– Барсука?! – репортёрша смахнула каплю пота со лба.
– Наставника! Он не ушёл! Он здесь… он с нами! Разве не ощущаете вы дуновения? Впрочем, обычные люди, непросветлившиеся, не способны…
Иван порадовался, что он не настолько просветлился, чтобы ощущать присутствие духа невинноубиенного барсука.
– Но мы были близки… духовно, – поспешил уточнить Галина-Эсмеральда, слегка краснея. – Исключительно духовно. Связь наставника и ученицы всегда крепка, она порой крепче кровных связей.
И наградила Марусю неприязненным взглядом.
– Именно она и позволяет мне слышать… да, да… слышать голос, который шепчет… но мне надо сосредоточиться… чтобы понять… он готов назвать имя убийцы. Да, я тоже готова! Я слушаю тебя! Сейчас я раскрою свои чакры и дух его войдёт в меня!
– Пошло звучит, – Бер склонил голову к плечу. – На месте духа я бы не стал… а то войди-выйди… какая-то совсем порнография получится.
Меж тем Галина-Эсмеральда бочком приблизилась к яме, простёрла над нею руки с растопыренными пальцами и возопила:
– Дух! К тебе взываю! Восстань же…
Барсук шелохнулся и открыл глаза.
– Восстань и укажи нам на своего убийцу! Я повелеваю! Именами…
Она запрокинула голову, неподвижным взглядом вперившись в небеса, где-то там, в вышине, а потому и не заметила, как попятились от могилы с мёртвым барсуком полицейские. Кто-то и к табельному потянулся. Меж тем барсук сел в могиле, поправил лапкой сползший шарфик и, неловко отряхнувшись выбрался.
– Снимай… снимай… – репортёрша побледнела, как полотно, но с места не сошла.
– Удивительный профессионализм, – отметил Сашка. – Надо будет переманить… а что? Какие кадры! Хороший репортёр – это тоже талант и редкий… пусть вон в мирных целях всякую фигню сочиняет.
– Итак, мы с вами видим невозможное! Невероятное! – с немалым энтузиазмом возопила репортёрша, нарушив мрачное очарование момента.
Эсмеральда открыла глаза.
– Как, повинуясь слову великолепной Эсмеральды…
Та икнула.
– …мертвый реликтово-саблезубый барсук-оборотень восстал…
Зверь и вправду оказался почти с человека ростом. С шерсти его сыпались комья сырой земли и листья.
– Иди… – Эсмеральда снова икнула, моргнула и осознала, что нападать барсук не спешит. А потому попыталась воспользоваться ситуацией. – Яви же нам убийцу!
Барсук кивнул, словно понял.
И повернулся к Ивану спиной, чтобы неспешно, вразвалку, направился туда, где стояли полицейские.
Бахнул выстрел.
Другой.
Кто-то завизжал, но большею частью люди быстро и молча ринулись в рассыпную. А вот Тополев остался. Барсук подошел к нему и протянул зажатые в лапке цветы…
И упал.
– Мирон, – сдавленный голос репортёрши нарушил тишину леса. – Если ты не снял, лучше сам в яму закопайся…
– Это… что было? – Маруся вцепилась в руку Ивана.
– Это? – он явно смутился, но ответил шёпотом: – Ты только не пугайся… бабушка… ну она иногда шутит. Просто у некромантов чувство юмора… очень своеобразное.
Бабушка, обмахиваясь пластиковым веером, подмигнула…
Вот тебе и почтенная дама…
Воспитание.
Приличия.
Как ему мышь в гостиную запускать, так нехорошо. А как ей восставшим барсуком пугать народ, выходит, можно? Хотя… глядя на бледного, пытающегося забраться на сосну, Пантелеймонова, Иван с трудом сдержал улыбку.
Пожалуй, оно того стоило…
Глава 13. В которой рассказывается про чиновников, богатырей и сублокальные аномалии
Какие фантазии я хотел бы воплотить в постели? Поспать часов 8 кряду.
О сложной жизни взрослых людей
В здании городской администрации Конюхова было тихо и прохладно. Свежий ветерок, пробиваясь из щелей кондиционера, окутывал помещение, слегка тревожа ровные кудельки волос госпожи Нахимовой, что восседала во главе стола. Зал для совещаний был велик, но и кондиционеры поставили в кои-то веки приличные.
– Итак, – сказала госпожа Нахимова, отрывая взгляд от бумаг и обводя им собравшихся. – Я хочу знать, чья это была идиотская инициатива? Какой, на хрен, послезавтра фестиваль?
– Национальной песни и пляски, – отозвался Пётр Игнатович, второй зам, втягивая голову в плечи. – Поступили… запросы от населения…
– Куда?
– Туда, – первый зам попытался ослабить узел галстука и ткнул пальцем в потолок. – Похоже, просто совпало так… у них вон бюджет неизрасходованный… наверняка, списать надо. Может, ревизия внутренняя или ещё напасть какая, не приведи Боже.
Он и перекрестился от избытка эмоций.
Все задумались.
Мысли о внутренней ревизии и проверках заставляли остро ощутить собственную беззащитность и в целом портили и без того не слишком хорошее настроение.
– Ладно, – произнесла госпожа Нахимова. – Если ревизия… проведём. Что делается?
– Так это… сцены возводим. Там обещали прислать музыку, звукорежиссёра и прочую ерунду. Плакаты печатаем, макеты скинули.
– Скоро они…
Что-то во всём этом происходящем госпоже Нахимовой категорически не нравилось. И недовольство то и дело проскальзывало в и без того резких чертах её лица.
– Так… может, где в другом месте готовили? А там не задалось. С другой стороны, деньги уже поступили.
Это было подозрительнее всего.
Хотя… если там ревизия… небось, всунут этот хренов фестиваль задним числом в список запланированных мероприятий и честно скажут, что так оно вот и было. Запланировано. А потому и финансирование из государственной казны выделено… и к ним-то никаких претензий.
А это местные власти не сумели распорядиться.
Не израсходовали бюджет.
Сны о неосвоенном бюджете порой снились Нахимовой, и тогда просыпалась она в холодном поту, с немеющими пальцами на ногах и мыслями об отставке. Вот, похоже, сны и сбываются.
И холодком по спине тянет.
Или это от кондиционера?
– Кстати, по сценарию и творческие коллективы приглашены. Сегодня и вовсе доставят креативщиков. Вертолётом! – второй помощник тоже палец к потолку поднял. – Настоятельно рекомендовано прислушиваться…
– Прислушаемся, – согласилась Нахимова. – Всенепременно прислушаемся… кто там занимается возведением сцен?
– Вельковские, – первый помощник глянул в бумаги. – А за лоточную торговлю отвечать…
Совещание пошло в обычном режиме, и даже беспокойство, которое испытывала Нахимова, будто бы отступило. И вправду… бывает… всякое бывает…
Даже государственные деньги, которые нуждаются в срочном освоении.
Мысль пошли о Вельковских и о том, что ещё с прошлого подряда те изрядно Нахимовой задолжали, но не побоялись, сволочи такие, сунуться. Никак через Петьку, который вон, в бумажках копошится. Все знают, что он с племянницей Вельковского роман крутит. Но одно дело шуры-муры, а другое – подряды выгодные раздавать да через начальственную голову.
Надо будет намекнуть и ему, и Вельковскому, что так дела не делаются.
С торговцами уже Лёнька сам разберется, этот, даром что неказистый, но хваткий и сообразительный. Да и на Петьку поглядывает ревниво, сам желает из второго помощника в первые выбраться. Он бы и Нахимову потеснил, честолюбивый засранец, но кто ж ему даст.
Люди…
Людишки… только надо будет Тополеву позвонить, сообщить… конечно, недоволен будет, потому как договор был о том, что не стоит внимание излишнее привлекать, а где фестиваль, там, чай, и пресса, и всякое иное… но тут уж понять должен, что Нахимова не виновата.
– А из выставки разнорядку устроим, с окрестных хозяйств. У нас тут пять фермерских числятся, дотации получают, пусть коров и привозят, – продолжал тем временем Пётр, уже совсем расслабившись. – Фермы молочные опять же… Свириденко стенд поставит?
– Поставит, поставит, – заверила Нахимова. И лежавший рядом телефон тренькнул.
Тот особый телефон, который она всегда с собой носила, но он большею частью пребывал в дрёме. А тут вот взял и тренькнул.
И душа мигом ушла в пятки.
– Вы тут… – сообщение Нахимова прочла до того, как оно исчезло, стёршись из электронной памяти. – Дальше решайте… а мне выйти надо.
– Так с местом определиться надо! В городе мало… эти, креативщики, поле хотят! Чтоб за городом и побольше…
– Вот и с полем решайте!
– Тогда надо будет транспорт организовывать…
– И с транспортом! – страх сменялся раздражением и снова страхом. – Что вы в самом деле как дети малые…
Она поднялась, пожалуй, слишком даже поспешно, но господин не терпел промедлений. И уже в коридоре, прикрыв за собой дверь, Нахимова перешла на бег. Бежать в узкой юбке и на каблуках было крайне неудобно, но страх заставлял мириться с неудобствами.
Её уже ждали.
– Господин? – она остановилась в дверях своего особого кабинета, расположившегося в отдельном закутке. Да и кабинетом это назвать сложно.
Так, комнатушка.
Защищённая.
Особо защищённая и лично господином. Но сейчас в ней был не он.
– Госпожа, – промурлыкала Офелия. – Думаю, так будет правильнее… вы проходите, Марьяна Васильевна, присаживайтесь…
Два кресла.
Стол.
И холодильник в углу, где хранились стеклянные бутылки с минеральной водой и маленькие чёрные флаконы, один из которых Офелия и держала. Она перекатывала его в тонких пальчиках, будто играя.
– Доброго дня, госпожа, – Нахимова послушно опустилась в кресло.