– Это знак для всех, что двое нашли друг друга. Для моего народа – это важное событие.

– Но звоните вы не по этому?

– Нет. Я видела сон…

Вот скажи это любая другая женщина, кроме, пожалуй, матушки, Кошкин бы закатил очи и мысленно прикинул бы, сколько ещё придётся потратить времени на выслушивание подробностей этого самого сна.

– Нехороший.

– Ты всегда был понятлив… нехороший. Тёмный. Я проснулась и призвала вёльву. Мы вместе раскидывали кости…

И лучше не уточнять, чьи именно.

Точнее Кошкин точно знал, что человеческие среди тех костей тоже есть. И что вёльва, белоглазая старуха с лицом молодой девушки, это не просто так.

Случалось встретить один раз.

Хватило.

На всю жизнь хватило.

И голос её, сухой, шелестящий, словно во рту у неё живёт осенний ветер, он запомнил. И то, что было сказано этим голосом.

В общем, передёрнуло.

– Знаю, ты её боишься.

– Опасаюсь.

– Я тоже, – призналась Владычица. – Но она умеет слышать нити мира.

– И что она сказала?

А глаза у вёльвы действительно белые. Не глаза – мраморные шарики, которые кто-то в глазницы вставил. И длинные ресницы прикрывают их, защищая людей от взгляда.

– Сказала, что наступает время сделать выбор. И что вот-вот пробудится древнее зло.

Древнее зло?

Пожалуй, древнее зло вполне можно было считать катастрофой, предотвращение которой требовало непосредственного участия Кошкина.

– А где оно пробудится?

– В Подкозельске.

Подкозельское древнее зло звучало уже не так зловеще. Но… там же Ванька. И девица эта. И Волотов… твою ж.

– Не спеши, – расстояние не мешало Владычице тонко чувствовать собеседника. – Это дело небыстрое.

Надо поднимать бригады.

Устанавливать оцепление.

– И суеты не будет. Вёльва сказала, что там твоя судьба. И твоя развилка. Сказала, что ты поймёшь.

Понял.

Куда уж… понятнее.

– И сказала, что мир сам собирает тех, кто нужен…

А тут уже не совсем понял.

– И что не надо тащить с собою всех.

– А кого надо?

– Извини. Даже я не всегда её понимаю. Она сказала, что те, кто должен быть, придут, ибо такова судьба. А дальше зависит от вас. Передай Ивану, что я рада за него…

– Передам, – пообещал Кошкин.

– Ах да, вёльва ещё просила передать, что тебе стоит преодолеть свой страх перед женщинами.

Страх? Да Кошкин не боится! У него женщины были… разные… всякие… ну, не те, о которых в обществе говорить принято. Да и просто романы приключались. Иногда. Раньше. Но с теми, которые разные и всякие как-то оно проще.

Это не из-за страха.

Это вот… концепция у него такая. Жизнеопределяющая и женскоотсутствующая. А бояться, он не боится. Вот нисколько.

Владычица снова рассмеялась. А потом сказала:

– Удачи.

И отключилась.

Тогда-то Кошкин и выдохнул, честно говоря, с облегчением. Всё же… не для человеческой психики такое общение. С другой стороны…

Секретарь расставлял хризантемы в букете.

– Я уезжаю, – сказал Кошкин, раздумывая, что с парнем дальше делать. С одной стороны он Павлу никто, если по крови. С другой… не удержится ведь, если Кошкина не станет.

А мальчишка хороший.

Толковый.

– Когда вернётесь?

– Без понятия.

Надо будет Чесменову черкануть… когда найдётся. Или лучше Поржавскому? Тот жаловался, что адекватных людей тяжело найти. Вот и присмотрит.

А Чесменов обойдётся, потому что сам виноват и вообще сволочь он.

– В общем… я пока с Поржавским переговорю…

Владычица не требовала сохранения тайны. Так что доложить надобно.

– Пока не вернусь, перейдёшь в его подчинение. Ясно? Вот и ладно.

Поверят ли?

Хотя… Поржавский разумен. И знает, что с некоторыми вещами эльфы не шутят. У них в принципе чувство юмора своеобразное и на Древнее зло не распространяется.

В коридоре Кошкин столкнулся с парочкой девиц, которые делали вид, что прогуливаются. И судя по сосредоточенности на лицах, прогуливались они довольно давно.

Туда-сюда.

Сюда-туда.

Весь ковёр истоптали и каблуками истыкали. А ведь имущество-то казённое.

– Здравствуйте! – воскликнули девицы одновременно. И друг друга одарили недобрыми взглядами. – А мы тут… заблудились!

И снова одновременно.

– Сочувствую.

– Вы нас не проводите? К выходу? – та, что с блондинистыми кучеряшками, не дожидаясь ответа, подхватила Кошкина под правую руку.

– А то тут такой лабиринт! – присоединилась брюнетка с короткой стрижкой и повисла на левой. Чтоб Кошкин точно сбежать не мог.

– Звягин! – крикнул Кошкин, и из кабинета выглянул секретарь. Кошкин же с немалым трудом отцепил от себя нежные женские коготочки. – Проводи барышень к выходу. Заблудились они.

– Но… – блондинка приоткрыла ротик.

– Мы думали…

– Вы нас…

– Спасёте.

– Вас спасёт Звягин. Очень перспективный молодой человек… – Кошкин подтолкнул обеих девиц к секретарю, воззарившемуся на оных с ужасом. – А мне некогда… там древнее зло пробуждается. Надо ехать…

– Зачем? – поинтересовались обе.

– Доброго утра пожелать! – рявкнул Кошкин и сбежал.

Это не трусость.

Это стратегический манёвр.

Евгений Сумароков отложил телефон и задумался. Нет, сомнений у него не было. Инга не стала бы беспокоить по пустякам. Скорее уж тот факт, что она позвонила, заставлял хмуриться.

Да и самому было неспокойно.

И теперь это неспокойствие уже нельзя было объяснить волнением за сына, хотя…

Евгений нажал кнопку, блокируя дверь в кабинет. С той стороны над нею вспыхнет красный огонь артефакта, предупреждая, что не стоит беспокоить главу рода.

Пара защитных экранируют жилое крыло особняка. А здесь… сила смерти отозвалась, расползлась полупрозрачным покрывалом. А Евгений, стянув туфли и ослабив галстук, улёгся на ковре.

Прикрыл глаза.

И руки на груди сложил.

Если бы кто вошёл в кабинет, он, пожалуй, принял бы и самого Сумарокова за покойника. И нельзя сказать, что сильно ошибся бы. Нет, Сумароков определённо дышал. И сердце его, пусть медленно, но билось в груди. Однако сила, которой его то ли наградили, то ли прокляли, тоже оказывала влияние на тело.

Теперь эта сила поднималась.

Расползалась.

И закручиваясь тонкими спиралями уходила вверх, туда, где обретались мёртвые ветра. Их дыхание обожгло холодом, но Сумароков выдержал и его, и страх. Надо же, сколько раз случалось сюда подниматься, а страх никуда не делся.

Но и как много лет тому, Сумароков с ним справился.

А затем сотворённый им Чёрный Феникс расправил крылья. И там, внизу, в особняке, кто-то поёжился от холода. Со звоном оборвалась струна гитары где-то в домике для прислуги. И люди замолчали. Пусть они не способны были увидеть, но всё равно ведь чувствовали.

Пускай.

Феникс сделал круг и ещё один, а затем, взмахнув крылами, в перья которых вплёлся Мёртвый ветер, направился к северу.

Расстояние на грани возможного, да и увидит Сумароков не так и много…

Достаточно.

Сперва он ощутил поток силы, поднимающийся от земель. Такой вот, вполне сформированный, а главное с горьким привкусом оборванных до срока жизней. И уже одно это заставило Феникса закричать и взмахнуть крылами, уклоняясь от… тьмы?

Той самой?

Той, что когда-то едва не уничтожила сам род?

Той, что…

Сумароков ощутил, как натянулись до предела нити, удерживающие его сознание в Фениксе, и как сам Феникс рвётся, желая поглотить всю силу, такую близкую.

Сладкую.

Ничью.

И резким усилием воли развернул птицу.

Бегство? Пожалуй… он очнулся в своём кабинете, лежащий на полу и дышащий тяжко. А когда сел, то понял, что всё куда хуже. Из носа пошла кровь. Да и в груди сердце колотилось слишком уж живое, всполошенное… сил подняться не было.

А ещё тянуло туда.

Звало окунуться в тёмные потоки. Обрести настоящую силу, а не эти огрызки, которые оставили Сумароковым. И тьма нашёптывала, что вот оно, истинное величие…

– Хрен тебе, – Сумароков вытер нос рукавом и всё-таки поднялся. Отключил защиту. И рубашку, стянув, сунул в мусорное ведро. Благо, в кабинете были и другие.

От жены, конечно, не скроется.

Хотя… он и не собирался.

Просто вот… вид крови раздражал напоминанием его, Сумарокова, слабости.

– Галина? – ему не надо было оборачиваться, чтобы узнать, кто вошёл. Главное, дышать стало легче, и тьма внутри угомонилась разом. Сила? Истинная… да какой в ней смысл, когда разделить её не с кем. – Галочка, мне нужно будет уехать.

– Вот… опять ты. Дай сюда, – она приложила к носу платок. – Далеко?

– Не так, чтобы очень, но…

– Опасно?

– Да.

– Но ты всё равно поедешь?

Он вздохнул. Как объяснить… надо. Он должен там быть. И подтвердить, что род Сумароковых всё ещё держится выбранной стороны.

– Только ты постарайся недолго… и Женя, девочка волнуется… что-то там с братом. Пропал, кажется… и эти, из имперской безопасности ничего не говорят.

– Разберусь, – пообещал Сумароков. – Со всем разберусь. Ты Инге позвони…

– Что-то с нею?

– С Волотовым.

– Ты поэтому…

Пусть Инга и не была родной по крови, но Сумароков всё равно считал её дочерью. Да и не только в падчерице дело. Дело во всех них. В Лёвке. В брате. В Галине… в Инге вот тоже. В той напуганной девочке, которая так и не поняла, чего же ей ждать. Во многих, связанных с родом Сумароковых. И он не позволит кому-то снова столкнуть этот род во тьму. Не теперь, когда они познали, что такое свет. И Сумароков мягко поцеловал жену.

Глава 7. Где случается первая битва со злом и рассказывается о пользе альтернативных причёсок

– Какая-то странная у вас шпага, сударь…

– Это лом.

Из беседы двух джентльменов.

– …заготовка идёт. В целом-то и неплохо идёт, – Петрович, забравшись на лестницу, обозревал окрестные поля. – Но могло бы и получше. Косилка третья из строя вышла, а Сабуров говорит, что и пятая на ладан дышит. Поправить поправят, но как бы до конца сезону дотянула. Ямы силосные опять же надо бы новые, чтоб еще пару-тройку…

Петрович махнул рукой, когда раздался низкий протяжный звук сирены, перебивая беседу о перспективах сельского хозяйства в отдельно взятом хозяйстве. И Черномор, вполне искренне заслушавшийся, вздрогнул.

– Чтоб вас всех, ироды… Какая падла притащила?! – надо было ящики проверять.

И сумки.

И всё-то…

– Дядько, – рядом нарисовался Васька Амелькин. – Там это… машины прут! Чужие. И Найдёнов говорит, что нагло так.

– Ну так пусть предупредительный даст! – рявкнул Черномор, силясь заглушить рёв сирены. – И заткните уже. А то коровы доится перестанут!

Не хватало…

Задание, чтоб его…

И тут же сердце кольнуло недобрым предчувствием. Найдёнов, конечно, парень сильный и с головой в целом дружит, ну, особенно когда трезвый. Но на посту один, да и отправлен был скорее в наказание, чем из действительной необходимости дорогу контролировать.

Там же ж ремонт.

И яма.

– Давай, собирай наших, – Черномор оглянулся. – Будет тут за порядком приглядывать. Транспорт бы.

Не на школьном же автобусе переться.

– Найдем, – Петрович соображал быстро. – Давай… так, ты… как тебя… ай, не важно. Девочек найди. Они на конопляное поле пошли. Пусть возвращаются и… да, сопровождение дай, а то ведь станется с этих падл…

Речь его прервал глухой звук взрыва.

– Найдёнов! – возопил Черноморенко к небесам.

Машина дымилась в отдалении, перегородивши собой дорогу. На дороге образовалась характерного вида воронка, да и сам автомобиль, судя по внешнему виду, уцелел исключительно благодаря защите. Правда, артефакторные щиты просели, но хотя бы трупов не видать.