– Мне до сих пор не верится, что ты здесь! – проговорила мама искренне – большая редкость на фоне ее обычной склонности прибедняться.

– Ну конечно, здесь. Где же мне еще быть?

Во время разговора я взяла со стеллажа фигурку Элвиса из клипа «Тюремный рок», ощутив под пальцами трещинки и следы клея. Такой Элвис всегда нравился мне больше, чем тот, что выступал в Лас-Вегасе, – с поднятым воротником странного вида плаща^[12].

Эта фигурка наверняка была из тех, которые отец пытался разбить в моменты приступов пьяной ярости – надо сказать, достаточно частых. Обычно он не доставал маму по поводу ее коллекции, но в дни, когда случались неприятности на работе, он, выпив несколько бутылок вина, хватал первую попавшуюся из маминых статуэток и швырял в стену. Все это сопровождалось руганью и упреками за глупую трату денег, пока он не отрубался прямо в кресле. Мама тихонько в темноте подбирала все осколки и остаток ночи и весь следующий день занималась восстановлением фигурки. При этом казалось, что весь этот пьяный дебош никак ее не задевает.

Мама взяла Элвиса у меня из рук и аккуратно поставила на место.

– Мам, ты собрала вещи? – спросила я, хотя прекрасно знала, что складываться она начала сразу, как только узнала о моем согласии ехать, – две недели назад.

Мама радостно подскочила ко мне и с такой силой обняла за талию, что я чуть не задохнулась. Ее голова едва доставала мне до груди, что немудрено при моем росте, равному почти ста восьмидесяти сантиметрам. Я возвышалась над ней и выглядела как мать, обнимающая своего ребенка. Все это походило на сцену из фильма о Бенджамине Баттоне^[13]. Забавно было наблюдать за теми, кто оказывался рядом с нами в такие минуты: они переводили взгляд с нее на меня, недоумевая, что происходит. В сельской местности штата Техас азиатка всегда привлекала внимание, а высокая азиатка и подавно.

«Рост – единственная хорошая черта, доставшаяся тебе от отца», – любила повторять мама и была права. Мне нравилось быть высокой. Правда, из-за этого в подростковом возрасте было ужасно трудно найти брюки по размеру. До начала 2000-х годов никто не продавал «длинные» или «высокие» брюки – видимо, в те времена женщины выше 172 сантиметров их не носили. Большинство из них смотрелись на мне как бриджи, правда, в тот короткий период времени, когда бриджи вошли в моду, я выглядела настоящей модницей. Из-за роста мало кто решался за мной ухаживать. Нет чтобы быть высокой в средней школе, когда надо мной издевались все кому не лень! Я же вытянулась только в шестнадцать.

– Что за глупый вопрос? – фыркнула мама, показав на огромный старый чемодан, стоявший посреди прихожей. – Конечно, собралась. Осталось только накраситься, и можем ехать. – При этом она помахала перед моим носом целой кипой бумаг. – Здесь вся наша поездка: карты и все прочее.

Я уже было собралась высказаться по поводу бумажных карт, но мне не терпелось отправиться в путь, и я прикусила язык. Когда я шла вслед за ней в ванную, в глаза бросились серебряные застежки на мамином багаже. Я присмотрелась к старому зеленому чемодану, и мне стало не по себе. Словно я только что встретилась с привидением.

Перед каждым выходом из дома время для мамы замирало. И неважно, куда она собиралась – в магазин за продуктами или на гала-концерт, – процесс нанесения макияжа был одинаково мудреным и длительным. Он начинался с нанесения слишком светлой тональной основы, а заканчивался кричащей подводкой для глаз. В итоге исчезали лучшие черты ее азиатской внешности: великолепного оттенка кожа и красивой формы глаза. Мама привлекала к себе внимание благодаря макияжу в стиле Кардашьян и аляповатым нарядам, и ей это нравилось.

– Нас никто не увидит, мам, ведь мы поедем в машине, – простонала я, заглянув в ванную. – Куда тебе столько туши?

Она лишь улыбнулась и вновь приняла специальное выражение лица «для нанесения туши» – ну, когда рот открыт, а лицо скошено в сторону, – чтобы сделать несколько последних мазков. Да что я говорю – чтобы разом извести всю оставшуюся тушь.

– А накладные ресницы-то зачем?! Господи! На кого ты пытаешься произвести впечатление? Ты в курсе, что Элвис умер?

Мама притворно вздохнула и продолжила процесс. Наконец она добилась нужного результата, с довольным видом оглядела себя и бросила аппликатор для ресниц в большую косметичку, стоящую на крышке закрытого унитаза.

– Почти готово, дорогая. Осталось подобрать помаду, и можно ехать.

По опыту я знала, что фразой «подобрать помаду» открывается изнурительный этап, когда на запястье наносится несколько вариантов цветов, чтобы выбрать официальный оттенок дня. К моему удивлению, на этот раз она просто взяла лежащий сверху футляр ярко-розовой помады. Далее на моих глазах развернулась настоящая трагедия: мама схватила неплотно закрытую косметичку, и все содержимое разлетелось по полу ванной.

– Боже мой, как горох из стручка! – закричала мама, падая на колени и судорожно собирая все в кучу. При этом парик свалился, и показалась совершенно лысая, как Луна, голова.

– Мама, твои волосы. Они не отросли? Я думала…

– Что отрастут? Да уж, медики много чего наобещали… Невелика потеря! Пусть химиотерапия ими подавится.

Мама проходила химиотерапию в течение года – по крайней мере, так она мне сказала, – после того как у нее диагностировали рак легких. Это было особенно несправедливо, учитывая, что мама ни разу в жизни не курила. Доктор назвал это «частой болезнью китайских женщин», перечислив массу возможных причин, включая приготовление пищи на сильно разогретом масле. Заявление абсолютно бредовое, но вполне оправданное для врача из Южного Техаса – который, вероятно, видел азиаток только на кухне или в порнофильмах. Мама же всегда шутила, что китайская еда не стоит таких хлопот. «Я использую вок только для того, чтобы отпугивать грабителей», – сказала она доктору.

Рак был обнаружен на ранней стадии, и после изнурительного курса лечения его удалось победить. После маминого заявления, что она свободна от рака и вполне в состоянии продолжить поддерживающую терапию самостоятельно, я с облегчением ослабила контроль. Мама обещала докладывать мне о результатах после каждой процедуры и сдерживала его безоговорочно. Врачи поражались, как хорошо она переносила сеансы и насколько активной оставалась после них. Но последний курс химиотерапии она проходила больше года назад, поэтому, увидев редкие седые волоски, похожие на мазки кисти на бледной голове, я опешила.

– Ну, лучше тебя с потерей волос никто не справится… – проговорила я, протягивая маме парик, который она схватила и тут же нахлобучила на голову. – Сколько париков ты взяла с собой?

Она бросила на меня косой взгляд и проговорила:

– Мы ведь надолго уезжаем. – Привычным движением мама поправила волосы вокруг лица.

Когда-то она надевала парики только по особым случаям: сначала потому, что пережгла волосы обесцвечиванием, затем – чтобы скрыть седину, которая начала кое-где пробиваться. Но со временем ее хобби превратилось в настоящую одержимость, подпитываемую желанием превзойти Присциллу Пресли.

Мама самозабвенно ненавидела Присциллу и при любом удобном случае пускалась в рассуждения о ее многочисленных прегрешениях, начиная со смены цвета волос и заканчивая любовными связями. Все они были запечатлены в ее сознании, как христианские заповеди у добропорядочного католика. Благодаря многолетнему промыванию мозгов список грехов Присциллы всплывал в моей памяти автоматически при любом упоминании ее имени. «Эта жадная шлюха, – приговаривала мама, листая журнал “Лайф”, – и не подозревает, как ей повезло».

Каждому из маминых париков я придумала свое название: они же стали отличным предметом для шуток с друзьями. Один назывался «Слишком молодая, чтобы ходить на свидания, Присцилла», «Только что выскочившая замуж Присцилла» и «Присцилла – разочарование своей мамочки». В нашем городе никто не носил ни париков, ни такой одежды, как у мамы, но ей было все равно.

– Ты наконец готова? – спросила я, сделав вид, что смотрю на часы.

– Ради всего святого, Грейс, это же каникулы! Куда такая спешка?

– Элвис никого не ждет. Кажется, так говорят?

– Он ждал семьдесят лет. Думаю, выдержит еще неделю.

– Ты говоришь за него или за себя?

– Иди уже, я тебя догоню.

Выходя из ванной, я услышала, как скрипнула дверца аптечного ящичка. Мама не ожидала, что я оглянусь и увижу, как она торопливо запихивает в косметичку баночки с таблетками, которые тщательно прятала ото всех. Особенно от меня.

– Перешла на таблетки, мам? Никак социальная страховка больше не распространяется на парики?

В ответ мама нервно рассмеялась.

– Я стара, Грейс. Чудо, что вообще стою на ногах.

– От такого-то количества лекарств!

– Хорошо, доктор Любопытный нос, учту ваши пожелания. Может, наконец, поедем?

Мама застегнула косметичку и с важным видом прошествовала к своему чемодану. Я же мысленно сделала себе зарубку чуть позже поиграть в детектива, потому что, как бы хорошо мама ни владела собой, врать она не умела.

Грейс: Напомни мне, почему я на это согласилась?

Аша: Все прям так ужасно? Вы уже выехали?

Грейс: Нет еще, но не слушай меня. Все в порядке.

Аша: Поверь, это лучше, чем наблюдать, как Джефф вывозит свои вещи.

Грейс: Тоже верно.

Аша: Как поживает великая Лоралинн?

Грейс: Сильно разволновалась. Обычное состояние. Представляешь, у нее так и не отросли волосы.

Аша: То есть парики не спасают? Может, это оттого, что она их носит?

Грейс: Черт его знает. Но что-то с ней не то. Может, это новая нормальность – я давно с ней не виделась.

Аша: Не могу знать, подружка. Приглядись к ней повнимательней.

Грейс: Ну, учитывая, что мы всю следующую неделю сидим в одной машине и спим в одной постели, сделать это будет проще простого.

Аша: Держи меня в курсе!

Грейс: Обязательно. ♥

Глава 5

Мама настояла, что решение всех вопросов, связанных с предстоящей поездкой, возьмет на себя. Во мне тут же включились сигналы, предупреждающие об опасности, но она заверила, что обо всем позаботится – о каждой мелочи; ведь она планировала это путешествие почти сорок пять лет. Как будто это нас спасало! Обычно я все планирую сама, но на этот раз решила отпустить бразды правления – ради сохранения своего душевного спокойствия, которое недавно сильно пострадало. Если мама умудрялась поддерживать в чистоте и буквально в военном порядке свою коллекцию статуэток, то, наверное, способна спланировать и простую автомобильную поездку. По прямой на восток, потом строго на север. Элементарно.

Единственная проблема состояла в том, что в последнее время мама редко садилась за руль. В погожий день она отлично справлялась, как любая другая женщина под семьдесят, пусть и едущая километров на двадцать медленнее разрешенной скорости. Но в любую непогоду или в темноте она теряла способность передвигаться.

Прокат автомобиля составлял самую важную часть нашего путешествия. Поэтому, когда мама сказала, что сделала заказ, я спокойно приняла это к сведению. К счастью, погода стояла великолепная, и мама настояла на том, чтобы отвезти меня в бюро проката.

– Как будто я сама проеду первую часть нашего пути! – радостно заявила она, выезжая на главную дорогу со скоростью улитки. Мне кажется, я пешком шла бы быстрее! Маму было едва видно из-за руля, а тщательно уложенный ранее парик съехал на лоб, почти закрыв ей глаза.

– Мама, разметка на дороге не для красоты.

– Замолчи сейчас же, – спокойно ответила мама, повернувшись в мою сторону. Видимо, ей казалось, что мы сидим за обеденным столом, а не в движущейся машине, и привлечь ее внимание обратно к дороге мне удалось только благодаря крикам и жестам.