– Ю-ху! – раздалось наконец так громко, что мне пришлось отодвинуть трубку. А потом, продолжая радоваться, мама начала составлять перечень необходимых дел.

– Я же говорила, что Джефф тебя отпустит.

– Мама. Он… – Я хотела было рассказать матери о том, что мы расстаемся, но потом решила не портить ей настроение. – Да, ты была абсолютно права.

– О, дорогая моя, как же здорово. Наконец-то! Вот увидишь, я еще сделаю из тебя поклонницу Элвиса.

– Мама, не торопи события. Относись ко мне как к водителю с «Убер».

– Что такое «Убер»?

– Все, проехали. Просто иди собирать вещи. Я сообщу тебе, когда я прилечу.

– Хорошо, хорошо. Даже не верится, что ты согласна. Прямо чудо какое-то! Как же все хорошо сложилось, Грейс!

Или, вернее, как вовремя все развалилось.

– Да, мама. Очень удачно.

Когда я была маленькой, мама настаивала на том, чтобы любые порезы или царапины обрабатывались большим количеством перекиси водорода. Ох, как же я орала от боли во время этих процедур! Помогало ли такое лечение в заживлении ран, не знаю, но отвлекало от изначальной проблемы – однозначно.

Поэтому, решившись вместе с матерью отправиться в путешествие, о котором она всю жизнь мечтала, я надеялась на аналогичный эффект. Да, с непривычки будет больно, но потом я смогу начать все с чистого листа. Главное – отвлечься от бесконечных мыслей о том, как я оказалась в такой ситуации.

Я не ожидала, что после столь долгого периода радиомолчания Джефф выйдет на связь, поэтому крайне удивилась, получив от него сообщение с предложением встретиться. Был позыв спросить, не потребуется ли нам психотерапевт? Но потом решила не опускаться до мелочных подколов. Как бы я ни сердилась – не только на него, но и себя, – я не хотела оставлять все как есть.

Я ответила согласием и тут же пожалела. Я была не в состоянии что-либо с ним обсуждать. Самым мудрым сейчас было бы письменно обсудить детали и побыстрее покончить с формальностями. Если твой брак мертв, зачем продлевать агонию?

Джефф приглашал меня в кафе неподалеку от нашего дома – уверена, чтобы обезопасить себя, – хотя напрасно: я не была любительницей публичных скандалов. За исключением, правда, того случая, когда наш кот сбежал из дома. Вот тогда, стоя посреди улицы, я попеременно то честила Джеффа, который выпустил Пуддлза, то звала кота. Со своей стороны попросила встретиться в заведении на другом конце города: не потому, что боялась устроить сцену с разбрасыванием пакетиков сахара, а чтобы избежать встречи с кем-нибудь из коллег или знакомых. Меньше всего хотелось, чтобы Джейн Чой разнюхала о моем предстоящем разводе и начала перемывать мне кости.

Когда я приехала, Джефф уже сидел за столиком – в самом дальнем углу почти пустого заведения; в руках огромная кружка дымящегося кофе; очки запотели от пара. Он был одет как на работу – в один из своих серых костюмов и цветную рубашку, которыми был полон наш шкаф. И в кои-то веки он выглядел по ситуации – без присущей ему веселой игривости. Может быть, он все-таки не был роботом?

Я быстро подошла и села напротив, не дав ему возможность заговорить.

– Странно, что мы встречаемся не в кабинете психотерапевта. Ты нашел в себе силы поговорить без участия посторонних? – Как все-таки приятно высказать это вслух. Его вид меня порядком разозлил.

Он поднес было руку ко рту с целью погрызть ногти, но быстро положил обратно на стол, видимо вспомнив, как я ненавижу эту мерзкую привычку. Конечно, я могла бы догадаться, что грызть пальцы – признак стресса. Не мог же он вечно быть счастливым, каким хотел казаться.

– Ты можешь хотя бы объяснить мне, почему у нас с тобой все так?

Серьезно?! Я скорчила гримасу.

– Ну, ты понимаешь, о чем я, – продолжил Джефф после короткой запинки.

– Может, это ты мне объяснишь? – парировала я.

– Честно говоря, не знаю. Мы ведь никогда не ссорились… – Он замолчал, видимо припоминая.

– Да, но мы никогда и не смеялись.

– Но раньше я казался тебе смешным.

Я и сейчас так считала, но как ему объяснишь?.. Поначалу его остроумие подзаряжало энергией, но его не хватало, когда случались напряженные дни на работе или накатывало моральное опустошение после общения с моей матерью. Во всех этих случаях Джефф продолжал сыпать все теми же нелепыми каламбурами и заезженными шуточками, а я просто молча прятала поглубже свои переживания. Помню тот день, когда меня обошли с повышением: я плакала на кухне, а мой муж не придумал ничего лучше нелепого гэга, подходящего разве только для пятилетнего ребенка. Я ждала проявлений сочувствия, но Джефф настолько боялся любых негативных эмоций, что и мне было запрещено их показывать – как когда-то в детстве. Но если твой муж не понимает и не чувствует тебя, тогда к чему такой брак?

– Смех не панацея, Джефф. Люди не всегда чувствуют себя счастливыми, понимаешь? Это и называется «быть человеком».

– Значит, ты злишься на меня, потому что я позитивный человек? Это многое объясняет, – саркастически заметил Джефф, делая глоток из кружки, которую при этих словах мне захотелось выбить у него из рук. Да, он был позитивным до омерзения. Но никому не дано быть вечно веселым и жизнерадостным; поведение а-ля Поллианна^[11] может быть синдромом психоза.

– Понимаешь, это выглядит фальшиво. Разве ты никогда не испытываешь раздражения, грусти, досады? – Внезапно я почувствовала, что устала от этого бессмысленного разговора.

– Слушай. Я пришел сюда не для того, чтобы ссориться.

Неужели он умеет ссориться? Вот не подумала бы.

– Знаешь… я не хотел, чтобы все так получилось.

Как по нотам: все, у кого случаются романы на стороне, именно эти слова и говорят!

– По-твоему, тебя это оправдывает? Дорога в ад вымощена благими намерениями.

– Подожди, я не об этом. Мне важно, чтобы ты знала: я пытался.

Мне хотелось крикнуть в ответ, что он все врет: сколько раз я чувствовала себя брошенной и одинокой, ощущала простую потребность в сочувствии и ласке, а в ответ получала шуточки и подколы. Все его попытки помочь сводились к мытью посуды и приготовлению ужина, в то время как мне нужно было выговориться. А потом я подумала, что, наверное, он искренне верит, что пытался. Просто это все, на что он реально способен.

– Джефф. Все в порядке. Правда.

Полная ложь! Слезы, которые я с трудом сдерживала, были тому доказательством. Мне совсем не хотелось показать, как я несчастна, как, впрочем, и продолжать дальнейшие объяснения с Джеффом, поэтому я постаралась успокоиться. Как всегда! Умение понимать чужие доводы, в любой ситуации сохранять спокойствие и работоспособность являлось моим «феноменальным достоинством» – так считали все, в том числе мое начальство.

Вот и на этот раз я не позволила себе проявить чувства, хотя на секунду показалось, что Джефф понял мое состояние и выдаст что-то утешительное. Но нет, по своему обыкновению, он сменил тему.

– Могу я взять из дома некоторые из своих вещей, и тогда мы…

– Конечно, забирай что хочешь.

Я встала и, глотая слезы, пошла прочь. Какой прок выкладывать ему свою версию наших отношений – у меня просто не осталось сил сидеть и дальше притворяться.

Глава 4

Эль-Пасо – город, в котором я выросла, – трудно описать. Я живу в Бостоне с колледжа и практически избавилась от свойственного техасцам акцента, за исключением изредка вылетающих типичных для южан словечек. Правда, как только я оказываюсь в компании с земляками, то снова начинаю бесконечно растягивать слова, как будто никуда не уезжала.

Будет несправедливо назвать Эль-Пасо типичным приграничным городком. Но начать расхваливать его «уникальную уютную атмосферу» или «колоритную центральную часть» – это все равно что говорить кому-то комплименты по поводу оригинальной и стильной стрижки, когда на самом деле хочется воскликнуть: «Боже, какая же она… короткая!»

Моим друзьям по бостонскому колледжу Эль-Пасо казался полным романтического очарования, а другие уроженцы Техаса, особенно из Далласа или Хьюстона, считают его отсталым и несовременным. Я впервые увидела небоскребы, уже окончив школу, а на такси проехалась в двадцать лет, когда приезжала к подруге в Нью-Йорк…

Возможно, я по-другому относилась бы к своему родному городу, если бы жила за пределами военной базы или если бы мама постоянно не устраивала свои представления. Быть частью небольшого армейского сообщества, живущего в сельской глубинке, – такого я и врагу бы не пожелала.

Хотя, возможно, я необъективна к родному городу, как, впрочем, и… к своей матери.

Дорога из аэропорта вряд ли произвела бы на приезжего приятное впечатление: тусклые оттенки коричневого и серого, отсутствие зелени – как будто вы смотрите через сепию-фильтр. Этот «оазис» сплошь из домов и тротуаров расположен посреди унылой пустыни, со всех сторон окруженной горами. Они носят звучное название «Горы Франклина», но мне кажется, что им больше подходит их оригинальное название – La Sierra de los Mansos – «Скромные горы». В любом случае никто никогда про них не слышал.

Мама уже давно не живет на военной базе, куда они с отцом переехали из Алабамы (в свое время туда из Вашингтона переместилась вся ее семья – в поисках более удачных условий для ведения семейного дела – химчистки). Много лет назад комплекс для пенсионеров стал ее домом, но она не сразу приспособилась к жизни на новом месте. Большинство ее новых соседей хорошо говорили по-испански и плохо по-английски, плюс считали, что она владеет только китайским. Так что маме вначале нелегко пришлось – знакомиться и рассказывать о себе людям, которые плохо ее понимали. Но белая кожа в сочетании с пышными париками и блестящими комбинезонами позволили преодолеть языковой барьер и превратили ее в своего рода знаменитость.

Комплекс носил шикарное название «Солнечные горы Палисейдс», услышав которое вы представляли бы себе ряды домиков в горах, с высокими эркерами, выходящими на поля для гольфа… На самом деле там размещалось несколько внешне непривлекательных кирпичных зданий, больше похожих на общежития колледжа. Одинокий охранник у входа без ворот даже не посмотрел в мою сторону, и я задалась вопросом, в чем, собственно, заключалась его роль? Создавать у жильцов и посетителей иллюзию безопасности?

Дом, в котором жила мама, располагался в самом дальнем уголке территории комплекса. Местоположение давало ощущение, с одной стороны, простора и свободы, с другой – спокойствия и уединения. Помню, как мама радовалась «своему» жилью – ее чувства я смогла понять много позже, переехав в собственную квартиру. Она вышла замуж в девятнадцать лет и сразу же из дома родителей попала в крошечный двухкомнатный коттедж на базе. И хотя с каждым папиным повышением по службе наша семья получала все более просторное жилье (давая маме возможность увеличивать коллекцию, посвященную Элвису), у нее никогда не было по-настоящему «своего» пространства.

Расплатившись с таксистом, я вошла в здание и поднялась на чрезвычайно медленном лифте. Из коридора на меня пахнуло, как из туалета в баре, – дымом и мочой. Мамина квартира находилась в самом дальнем конце. Ярко-зеленая дверь была украшена изящным и скромным – для мамы – веночком из искусственных цветов. Ниже красовалась табличка с надписью: «Здесь живет фанат Элвиса!» Прежде чем я успела нажать на звонок, дверь распахнулась.

– Грейс!

От испуга я аж подпрыгнула.

– Мама! Ты что – стояла у двери?

– Не обольщайся, милочка; просто собиралась проверить почту.

– В таком виде? – пошутила я.

– Что со мной не так… – заволновалась мама, не сразу сообразив, что я шучу. Леопардовая расцветка ее велосипедных шорт чуть отличалась от леопардового же рисунка ее маечки – вместе они создавали причудливый ансамбль. Дополнял наряд ярко-розовый пояс и фирменный мамин парик, прибавивший ей пару сантиметров роста. Да, и туфли на деревянной платформе, с которых она чуть не падала.