Долгая дорога до Грейсленда (страница 9)
Я с такой силой вдарила по тормозам, что нас обеих бросило вперед на панель управления, а затем отшвырнуло обратно на спинки сидений. Не много ли криков и сюрпризов для тщательно спланированной поездки?!
– Какого черта, мам? Перед нами никого нет!
Однако мама, не слушая, открыла дверцу машины и пошла вдоль ряда совершенно одинаковых домиков, похожих на коробки. Газоны поражали своей безупречной ухоженностью, пока я не поняла, что они искусственные. Деревьев не было вообще, как и любой другой защиты от жары.
– Мама! – Я медленно поехала за ней вдоль дороги. Не обращая на меня внимания, мама продолжала идти вперед: одной рукой придерживая парик, чтобы он не улетел, и размахивая другой как на параде. – Куда тебя несет?
Не оборачиваясь, она вглядывалась в дома и что-то бормотала себе под нос. Наконец встала перед простым светло-желтым домом с рядом горшков искусственных цветов вдоль дорожки, ведущей к входной двери. Туда она и ринулась, не отвлекаясь на то, чтобы понюхать пластмассовые розы! Я не знала, бежать за ней или залечь на дно кабриолета.
– Вернись в машину! – Попытка остановить маму не увенчалась успехом. Она меня не услышала, вернее, не захотела услышать. Когда она постучала, я выскочила из машины и побежала к ней.
В это время дверь приоткрылась, образовав узенькую щелочку, через которую был виден чей-то глаз.
– Извините нас, пожалуйста… – Но не успела я договорить, как дверь распахнулась, и мама завопила:
– ДОТТИ ЛИППИНКОТТ, ХВАТИТ ПРЯТАТЬСЯ!
На пороге появилась миниатюрная женщина в седых кудряшках ростом чуть выше полутора метров. Она притянула маму к себе и крепко обняла за талию тонкими морщинистыми ручками.
– Я весь день стою у двери, Лоралинн! Теперь с ног валюсь, – проговорила она, затаскивая маму в дом и одновременно кивая мне. – Грейс, наверное, меня и не помнит? Все оттого, что ты ужасная мать.
Я шагнула вперед. Женщина схватила меня за руку – у нее была удивительно мягкая ладонь, а ногти выкрашены в ярко-розовый цвет.
Только она ошибалась: я прекрасно ее помнила. Да и как было забыть единственную другую женщину-азиатку, проживавшую в Форт-Блиссе? Дороти, или Дотти, как все ее звали, была японкой, но кто в Техасе стал бы разбираться. Миндалевидного разреза глаз и черных волос было достаточно, чтобы прослыть «белой вороной».
В доме пахло так же, как в ее старом доме на базе, – кунжутным маслом и соевым соусом. Поскольку мама не готовила ничего, кроме хот-догов и полуфабрикатов, большую часть времени я проводила в доме Дотти, где наслаждалась японскими блюдами, которые та великолепно готовила из небольшого набора ингредиентов, которые можно было найти в нашем маленьком городке.
И внутри нынешний дом напоминал старый дом Дотти: деревянные панели, красный ковер, легкий душок плесени. Музыка, доносящаяся из настоящего проигрывателя. Даже фотографии на стене в фойе казались знакомыми.