Мужик тогда побагровел, но от скандала ловко ушёл. Позорно сбежал в командировку, даже не попытавшись сражаться за «любовь», а через несколько месяцев и дочь забрал.

Этого я не ожидал. Сначала скрутило меня нехило, а потом ничего, попривык – отпустило. Единственное – мамины слёзы… Я тогда и их сполна огрёб – до сих пор ненавижу женские причитания, но убеждал себя: «Ничего. Поплачет, зато потом успокоится, а эта гнида не посмеет сделать матери больнее, чем уже есть!».

Но мудила вернулся и опять за прежнее взялся! Коварные сети интеллигента-романтика расставляет. Видимо, я что-то не так ему объяснил или он плохо понял, и ведь, тварь такая, историю душещипательную матери наплёл, она и растаяла.

Эх, мамка, поменьше романы писать надо, а больше настоящих мужчин узнавать. Это в женских писульках – все красавцы, моногамны и богаты, готовые любимых на руках носить, да все невзгоды на свои плечи взваливать, оставляя слабому полу самое трудное и непомерно тяжёлое – деток рожать, да хозяйство вести.

Навыдумывала, образ Королькова идеализировала – и вот, мечта жизни, а не мужчина.

Что ж, пора этим мечтам крылья обрезать, да очки розовые сдёрнуть!

***

Быстро поднимаюсь по лестнице универа и останавливаюсь напротив Королькова:

– Здрасти!

– Здравствуй! – рваным дуэтом отзывается парочка. Сосед бросает на меня косой взгляд, продолжая отвечать Ольге Григорьевне, но когда понимает, что я никуда не спешу, заканчивает речь:

– Ольга Григорьевна, – великодушным жестом касается плеча Водопьяновой, – ваша работа интересна, но продолжим в другой раз. Я очень спешу.

– Да-да, конечно, – краска смущения на лице и шее. Ольга Григорьевна вежливо с нами прощается и быстро ретируется.

– Игнат, – кивает заметно помрачневший мужчина.

– Разговор есть, – поясняю, как только проходит толпа студентов, с некоторыми из которых здороваюсь, знакомые всё же.

Корольков бросает взгляд на ручные часы. Чёрт! Редкая особь, носящая часы! Статус обязывает, и всё такое…

– У меня мало времени. В департамент нужно…

– Так некогда, что минут двадцать с Водопьяновой языками чесали?

Сосед заметно бледнеет:

– Мы всего лишь обсуждали некоторые организационные и научные вопросы, и было невежливо отправлять девушку… – бормочет какие-то отмазки Корольков. Реально ненавижу мужиков, кто блеет, точно бесполое существо.

– А с мамой моей вежливо? – тихо рокочу, но палку перегибать не собираюсь. Мне слухи ещё и о разборках с преподами не нужны.

– Такие вопросы не решаются на улице! – тихим тоном отрезает Сергей Николаевич, затравленно посматривая по сторонам, но наткнувшись на мой свирепый взгляд, синхронно мне подступающему, шагает назад. Я выше и крупнее, поэтому гад чувствует, как я над ним довлею. Это хорошо. Меня надо бояться!

– Так я предложил поговорить, – напоминаю резонно.

– Только если быстро, – сдаёт позиции и поправляет очки Корольков.

Спускаемся в молчании, за пределы универа выходим тоже молча. Как и по обоюдному молчанию оба садимся в машину соседа.

– Я просил мою мать не трогать! – начинаю ровно, устав от бессмысленного сидения.

– Игнат, не веди себя, как обиженный мальчик. Я люблю Амалию! – ворчит Корольков.

– Мгм, – киваю зло. – Я тоже так умею любить. Я вообще многих так люблю.

– Разговор не о тебе, а о моих чувствах по отношению к твоей матери, и её, между прочим, чувствах ко мне.

– В её-то верю, а вот в ваши – нет, – уставляюсь на соседа, пиля уничтожающим взглядом. – Пару месяцев в городе, и уже опять ловко сети раскинули, и мать мою уложили, и Водопьянова дышит через раз, в рот глядит. Даже боюсь представить, сколько у вас ещё таких жертв!

– Что за глупости ты несёшь? – недоумевает Сергей Николаевич, покрывшись красными пятнами. – У меня отношения только с Амалией.

– Если и так, то надолго ли? – морщусь. Раздражает глупая болтовня.

– Хочу жениться.

Обухом по голове, даже глохну на миг.

Таращусь на соседа:

– Во как? Так припёрло, что даже жениться?

– Пять лет назад я струсил, – жуёт слова Сергей Николаевич, старательно изображая, «что держит ситуацию под контролем». – Ты меня тогда напугал, внезапно налетел, грозился, кулаками махал… Я поддался минутной слабости и уехал, хотя долго переваривал случившееся и не мог понять, почему же ты меня так возненавидел?

– Потому что по жизни не люблю муд***, которым вы являетесь!

– И по какому такому критерию, простите, му… – заминка, мужик явно наткнулся на слово, которое ну никак не мог произвести – то ли проблемы с физиологией и язык не слушался, то ли с психологическим барьером «ругаться неприлично!» – му… – опять, словно телёнок, «мукает» Корольков, вызывая откровенное чувство брезгливого недоумения. – В общем, – интеллигентно сдаётся, мотнув головой, – что за критерии такие, по которым ты меня в список своих врагов включил?

– Есть такой, – хмыкаю ровно. – Негласные правила не муд*** – Не убей, не прелюбодействуй, не укради и т.д. – цинично улыбаюсь, зная, что метко в цель попадаю.

Корольков несколько минут молчит.

– Я знаю, что поступал неправильно. Уже извинился, но не перед тобой – тебе я ничего не должен, а перед твоей матерью. Мы с ней уладили разногласия и решили попробовать сначала.

– Да пох на слабость матери, я-то знаю ваш типаж – такие никогда не останавливаются! – начинаю опять заводиться.

– Не понимаю, о чём ты, – самое странное, что Сергей Николаевич реально выглядит озадаченным. – Да, я не так брутален, как ты, Игнат, не так красив, но…

– Я про ваш кобелизм! – рявкаю, устав от нелепых игр.

– Кобе… чего? – выпучивает глаза мужик.

– Да хватит святую невинность разыгрывать! – взрываюсь и ладонями припечатываю панель с бардачком.

Сергей Николаевич вздрагивает, и мы опять умолкаем.

Только порыв крушить усмиряется, сглатываю сухость:

– Мне плевать, скольких баб вы еб**, дело ваше, но если встречаетесь с моей матерью – должна быть только она!

– Так я вроде и… – нервно косится Корольков.

– Только она! – вторю с рычанием, вновь упирая в соседа злобный взгляд. – Ни Маши, ни Глаши. Мать и так натерпелась, наревелась. Не хочу снова видеть, как она страдает!

– Я её люблю, – бормочет невнятно сосед.

Меня аж перекашивает:

– Я вас умоляю, – брезгливо встряхиваю головой. – Жену вы тоже глубоко и нежно любили. Помню-помню…

Перевожу дыхание, смотря в лобовое. Кошусь на хмурого Сергея Николаевича.

– Короче, – отрезаю, потому что пора уже заканчивать разговор, – когда любят… – не могу закончить фразу, самому тошно. – Увижу с другой, я… не прощу мамкиных слёз. Поверьте, вам со мной лучше не враждовать, я рычаги мéсти быстро нахожу, – это уже добавляю, глядя глаза в глаза. Мы оба понимаем, о чём говорю.

Слушать блеянье соседа нет больше ни желания, ни сил. Покидаю авто, и как раз вовремя. Лаборатория требует моего посещения, о чём настойчиво возвещает телефон.

***

После универа тренировка, но когда вновь натыкаюсь на мать и соседа – зверею. И пусть только говорят, и пусть на разных территориях. Но стоят близко друг к другу!

Мама смущённо улыбается, глаза светятся. А этот урод павлином выглядит: самодовольно ухмыляется, взглядом обшаривает лицо моей мамы, ладонью касается плеча, ведёт пальцами по руке…

Взять бы, да выбить всю уверенность из его морды!

– Игнат, – паникует матушка, только натыкается на мой взгляд. – Ты рано.

Торопливо прощается с любовником.

– Кажется, наоборот, опоздал, – окатываю холодным пренебрежением соседа.

– Игнат, – укоряет мама взглядом, кладёт на плечо руку: – пойдём, я там вкусненького приготовила, – улыбается примирительно.

– Спасибо, нет аппетита, – поправив сумку, шагаю к дому.

Вещи – в стиралку, принимаю душ, чуть успокаиваюсь. Спускаюсь в зал, иду на кухню – стол уже накрыт. Мама, и правда, постаралась на славу. Но сидит расстроенная, одинокая, жалкая.

– Спасибо, – бурчу, садясь. Накладываю рыбу, гарнир. Мы некоторое время общаемся на нейтральные темы, а потом мама всё же заикается:

– Сына, нам правда нужно поговорить.

– На тему?

– Мы с Сергеем думаем жить вместе…

– Так вот, почему ты стараешься, – аппетит резко пропадает, встаю. Мама подрывается следом.

– Игнат…

– И, – настораживаюсь, – я вашей идиллии буду мешать?

– Нет, – смущается мама, но видно, что не договаривает. Закрадывается недоброе предчувствие. – Просто мы… я… – мямлит, разглядывая стол. – Твоя комната…

Предчувствие укрепляется:

– Только не говори, что он тебя за пару месяцев обрюхатить успел! – фраза слетает быстрее, чем эта мысль вообще мелькает в бестолковой башке.

Щёку ошпаривает, словно кипятком. Но даже головой не мотаю, не пытаюсь увернуться – просто холодно смотрю в расширенные от ужаса глаза мамы. Она сама в шоке, что опять это сделала, но гнев и обиду уже не усмирить:

– Второй раз, когда ты на меня руку поднимаешь, – чеканю ледяным тоном. – Не делай этого больше.

– Игнат…

С грохотом задвигаю стул и поднимаюсь к себе.

Долго смотрю на окна соседки, гнев до сих пор не утихает.

Мать и сосед?! Неужели я угадал, и мама беременна?

Какой-то абсурд! Ей сколько лет? А ему… А мне и Ирке…

Су***, это, конечно, не критический возраст, некоторые далеко за сорок и первый раз рожают.

Но это же! Моя! Мать!

Бл***, чего накручиваю, мама же не сказала в лоб.

Всматриваюсь в окна Королька. Свет горит приглушённо, но тёмный силуэт не мелькает. Странно, Ирка точно в комнате!

Мы можем породниться… Сводные брат и сестра…

Издёвка судьбы? Хотя, с чем чёрт не шутит?!.

Несколько секунд перевариваю мысль, даже губами дегустирую, а потом сжимаю яростно кулаки.

Бл***, неправда! Мне неприятна сама мысль, что это возможно! В этой ситуации, в этом контексте раздражает абсолютно всё – и мысль, что наши родители спят, что собираются расписаться, и что Ирка станет сестрой, а что сильнее всего – аморально спать с сестрой, пусть и сводной. А это точно случится – в голове жужжит всё назойливее: «Хочу ЭТУ девчонку, а через неё – не только отомстить любовнику мамки, но и наконец успокоить собственное либидо – Ирка такая же как все! Трахну – успокоюсь!»

Как назло, звонит Славка:

– Привет, братан, – звучит бодро и до трясучки довольно.

– И тебе, – продолжаю сверлить глазами соседский дом, точнее, окна второго этажа.

– Чё-то Артём не отзывается, – скулит в трубу друг.

– Может, занят. У него сейчас много дел, – бурчу ровно.

– Да, понимаю, – мычит Морж. – Просто я волнуюсь, ну и…

– Братан, мы делаем, что можем. Ты же знаешь, что втянул нас по самые гланды, значит, будем рвать жилы, но что-нибудь придумаем.

– Ага, – соглашается Славка. – Чем занят?

– Да так, готовлюсь к экзаменам, – бросаю неопределённо, утыкаясь лбом в окно. Почему же Ирки до сих пор нет?

– Вы погонять не собираетесь, а то я чёт виснуть начинаю от скуки?

– Братан, сегодня нет. Говорю же… дел много. Но как только – я тебя наберу, – на том и прощаемся, а я всё стою и смотрю.

Может, что случилось?

С облегчением слышу приближающееся гудение машины. Несколько затянутых минут, и нагло-красная тачка вкатывается на территорию соседей. Ещё минута – и в гараж.

Я тотчас уставляюсь на окна комнаты Королька, отсчитывая секунды, когда должен загореться свет. Ровно семнадцать. Точна, как часы! Благо, не остаётся ужинать, а сразу поднимается к себе.

ГЛАВА 41

Ирина

С Ксю опять делаем вылазку на «Ашечке». Приятно ощущать в руках руль, слышать, как поёт моя машинка. Знать, что она – моя!