Выдавливаю улыбку, подмигиваю девушке. Катюха аж вся краснеет, точно мак, но вырваться не спешит. Даже наоборот, голову чуть закидывает и хлопает ресницами:

– Ага, я голодная… А ты везунчик, Вёрст.

– А вот сегодня и проверю, – многозначительно бурчу и, торопливо забрав выигрыш, веду красотку к байку.

– Ой, а я в юбочке, – лукаво хихикает девушка.

– Самое то, – подыгрываю умело. – Забирайся назад, обнимай и голову за спиной моей держи. Шлемак всего один…

ГЛАВА 43

Ира

Гонка получается удачная. Денег чуть зарабатываю. Что совершенно не лишне – после покупки «Ашечки» бюджет заметно поистощился. Но ничего, я затяну поясок, а пока… можно и отдохнуть.

На свидание с Шумахером так и не решаюсь, несмотря на то, что он предлагает тихо и без интима посидеть в кафешке. Признаться, странный тип, хотя вроде… очень знаменитый в кругах гонщиков. В меру наглый, обаятельный, а вот компашка его… окружение – отвратные особи. Настоящие парнокопытные.

Стадо парнокопытных!

Эх, жаль, никто из друзей не может сегодня со мной посидеть – ну прям о-о-очень все заняты, вернее, по уши в любви, поэтому еду домой одна. По пути заглядываю в магазин и покупаю несколько банок пива. Хочу немного расслабиться. Заслуживаю. С учёбой всё отлично, проект двигается, часть зачётов сдаю автоматом…

– Ир, ты так поздно, – огорчается ба. – Совсем себя не жалеешь, – волнуется не наигранно.

– И правда, – брякает дед. – Ночь на носу, мы тут места не находим…

– Я же позвонила, – оправдываюсь тихо, – сказала, что скоро буду.

– Она у нас уже взрослая, – окидывает меня хмурым взглядом отец. – Ей учёба побоку. Только глупости, возня с машинами, да парни в голове.

Тяжко вздыхаю – ну вот, опять старая песня. Оставляю рюкзак возле лестницы.

– Па, – устало сажусь за общий стол. – Это не так. У меня осталось четыре экзамена и пять зачётов. Несколько закрыла досрочно. Всё тяну, и даже хвостиков нет. А если бы и было правдой, то что в этом плохого? Разве я не обычная девушка? – ищу поддержки у родственников. – Разве это ненормально в моём возрасте – хотеть встречаться, ну или… с учёбой немного напортачить?

Обычно я крайне редко возражаю или пытаюсь высказать свою точку зрения. Дело не в моей покладистости, просто не хочу родственников лишний раз огорчать или ставить в тупик. А любое моё возражение почему-то именно так и воспринимается.

– Конечно, нормально, – робко встаёт на защиту ба, за что я ей безмерно благодарна.

– Да вроде, можно и погулять, – бормочет отстранённо дед, поддержав еле заметной улыбкой.

– А лаборатория? – вклинивается с замечанием папа. – Как далеко ты продвинулась в исследовании?

Упс…

– Медленно идёт, – соглашаюсь виновато, глядя в пустую тарелку.

– Вот и я о чём. Какие могут быть подвижки, если голова дурью занята?! – бросает неоспоримый довод отец.

Бабушка и дедушка молчат. Они настолько воспитанны, что стараются не вмешиваться в наши с отцом споры. Так всегда было. Хотя точно знаю, что во многом с папой не согласны.

Бабуля не раз после очередного моего разговора по душам с родителем успокаивала, мол, ему виднее. Он опытней и мудрее. На что я резонно подмечала, что у неё с дедом ещё больше мудрости, на это ба опускала голову: у каждой семьи свои нравственные устои и ценности, а папа… взрослый человек. Он сам решит, как ему дальше жить.

Так что, с годами ничего не меняется – ба и дед вновь умолкают, оставляя нас с отцом и нашими разногласиями наедине.

Вот и сейчас бабуля лишь суетится, убирая со стола грязные тарелки, а дед чинно восседает в излюбленном кресле и неспешно смакует чай.

– Движения и не будет, – продолжает холодно отец, – если не работаешь с утра до вечера! Только усердие и труд помогут сдвинуться с мёртвой точки!

– Па, – устаю от нотаций, – мне скоро двадцать! Это нормально, что я хочу разнообразия и… любви…

Стол вздрагивает, а вместе с ним звонко подпрыгивает посуда. Отец ладонями ударяет по столешнице:

– Слишком много свободы я тебе дал в последнее время! – звучит сурово. – Нужно урезать твои расходы, да в рамки более узкие зажать – вот тогда начнёшь ценить помощь!

– Я ценю, – бурчу под нос. Кушать уже совершенно не хочется. – Спасибо, – встаю из-за стола. – Я не голодна!

– Я не закончил, – окатывает морозом отец, когда ступаю к лестнице. – И не отпускал!

– Пап, я устала, – отзываюсь ровно, не желая ссориться. – Душ хочу принять, да ещё к зачёту надо готовиться.

– Иди, – недовольно кивает отец и зло отворачивается.

Плетусь наверх, по дороге подхватив рюкзак.

Долго стою под струями воды, а когда выхожу – оказывается, бабуля ужин принесла мне в комнату.

Ох уж эта забота… Чуть слезу не пускаю от трогательности. Вот только плакать я давно перестала – разучилась. Слёзы – огорчали бабулю, расстраивали деда, раздражали отца, поэтому вскоре уже казались совершенно бессмысленным проявлением эмоций и признаком слабости.

Нет, я не изгой в полной мере этого понятия, всё же жила с любящими родственниками, да и сколько себя помню – только от бабушки и дедушки получала то самое чувство, говорящее, что нужна кому-то.

Забота, внимание, тёплые слова… В которых особенно нуждалась в переходный период… Ба и дед окружали меня любовью с детства, но… заменить маму не могли. Это невозможно. Мама… это… Даже уже и не знаю, кто это. Да и самого определения мне не понять. Чуждое и глухое – оставляющее в душе едва заметный след чего-то важного, но так мною и неощутимого.

Не помню даже лица родительницы, страшно, но это так. Не помню тепла её рук, нежности голоса, того самого запаха, что присущ лишь родному человеку. Понимания или участия… не осталось ничего!

Время жестоко – оно умело стирает воспоминания, которые хотелось бы помнить, и с той же лёгкостью подкидывает совершенно неуместные эпизоды прошлого, которые стоило бы забыть!

Нужна ли мне мама?

Сейчас уже, скорее всего, нет – я достаточно проплакала и без её плеча. Пережила школу без её сочувствия и поддержки. Достаточно просто справляюсь с проблемами и учёбой. Душевные переживания перевариваю сама, храню глубоко и не выпускаю эмоции на обозрение – засмеют. Если и делаю ошибки – точно знаю, что виновата сама. Но однозначно завидую тем, у кого есть такой важный и близкий человек.

Около часа читаю конспекты, нет-нет, да и ковыряясь в тарелке.

Когда становится душно, выхожу на балкон, но тотчас затаиваюсь – под деревом, разделяющим нашу территорию и участок соседей, два тёмных силуэта. Шепчутся в ночи. Голос отца сразу узнаю, а вот женский… Несколько секунд ковыряюсь в памяти, пока не слышу:

– Амалия, мы давно не дети, что за шпионские игры?

Соседка?! Игры? У них что, роман?

– Ты не понимаешь, – бормочет виновато женщина, – Игнат славный парень, но сложный человек. Ему нужно время…

– Он взрослый мужик, у которого в скором времени может появиться своя семья, – безапелляционно, но не повышая голоса, заверяет папа. – И… – добавляет с жаром, – ремня ему нужно, а не время…

– Серёж, – мямлит Амалия, – он почти без отца рос, а то, что видел до… Ну, это было не очень правильно с точки зрения нормальных отношений. Ему трудно принять, что я могу кого-то любить, кроме него и его папы… Да к тому же тебя… ведь мы…

– Это глупо и эгоистично!

Ох, как верно, милый папа. Да кто бы говорил?!.

– А для собственной семьи Игнат слишком непостоянен. Девушек меняет с такой лёгкостью и скоростью, что даже не знаю, нормально ли это… – утихает голос женщины. – Молод, горяч. Серёж, прошу, дай время.

Тороплюсь схорониться в комнате. Пригибаюсь ниже, но в щель балкона вижу, как вдоль дома Игната бесшумно едет машина. Странно, с выключенными фарами. Катится еле-еле… Чёрная, тонированная, низкая, дорогая.

– Как скажешь, – бурчит папа. Далее следует неразборчивое бормотание, страстные вздохи, поцелуи.

Становится жутко неудобно, и я юркаю в комнату, чтобы переждать ночное свидание парочки.

Выхожу немногим позже, но перед тем, как открыть баночку пива, убеждаюсь, что внизу никого нет. Слегка укрываюсь пледом – на улице хоть и конец мая, но довольно свежо. Сажусь на плетёное кресло, закидываю голые ноги на балконные перила. Наслаждаюсь тишиной, темнотой, покоем… В посёлке уже почти во всех домах выключен свет… Хорошо!

 Открываю баночку, делаю глоток… Нет, я не пивной алкоголик, но иногда мне хочется чего-то такого… запретного с точки зрения моего отца. Видимо, я плохая девочка, ведь умудрилась даже и травку как-то попробовать. Не скажу, что мне понравилось, но и откровенного негатива не вызвало.

Мысли текут вяло. Опять делаю глоток. Эх, жаль, что не ледяное…

Хорошо, мирно, сверчки поют, ветер шуршит листвой.

Папка-то мой, оказывается, ещё тот герой-любовник!

С соседкой замутил… Ого!

А что, нормальная женщина. Милая, очаровательная, доброжелательная. У неё только один недостаток – сын.

Мысль обрывается, когда слышу звук приближающегося мотоцикла. Уже в следующую минуту возле ворот соседей останавливается крутой байк. Створки с лёгким скрежетом расходятся в стороны, Игнат паркует мотик под крышей летнего гаража. Из-за темноты не могу различить марку, но по корпусу и рёву движка – Хонда или Ямаха.

Гоночный, да и всякие штуки трюкачные можно делать. Мда, у нас с Селивёрстовым одинаковые увлечения.

Вновь откидываюсь на спинку, закрываю глаза.

– В тихом омуте черти водятся, – дымку повисшего спокойствия внезапно нарушает насмехающийся голос Игната, раздающийся откуда-то снизу. – Балуешься или уже пристрастилась?

– В полиции нравов подрабатываешь? – не остаюсь в долгу, но даже не гляжу на парня. Как сидела, так и сижу.

– Нет, но анонимный звонок папуле никто не отменяет…

Заминка – реально озадачиваюсь, шутит или нет. Хм, за Селивёрстовым не заржавеет. Звякнет хотя бы ради прикола или чтобы досадить!

Ну и плевать!

– Вперёд, – отзываюсь, как можно небрежней.

– Папуля в курсах, что любимый птенчик балуется алкоголем?

Надоело делать вид, что мне всё равно. Чуть подаюсь вперёд, в прорези балкона глядя на наглеца. Он явно доволен произведённым эффектом.

– И кто его знает, чем ещё… Табак? – перебирает с ухмылкой. – Или что-то более запрещённое? – продолжает назойливо жужжать, а лицо каверзно-проказливое.

А я всё смотрю и не могу понять, что ему надо.

Блина, вот же… Я ведь даже себя на миг счастливой ощущать начала… до его появления.

– Свали в туман, – прошу по-хорошему.

– О, ты уже туман видишь? – продолжается игра в идиота.

Молчу, медленно потягиваю пиво.

– Ладно, шучу, плохая девчонка, – примирительно. – У меня разговор важный, оставь на глоток.

– Да ты уж не шепчи, – негодую праведно. – Погромче, не стесняйся, пусть мои проснутся, – демонстративно подношу к губам банку и припадаю на дольше.

– Не ссы, мелкая, – бормочет Селивёрстов, – я быстро!

Не ссы? Мелкая?..

Я что-то упускаю в наших отношениях?!.

Пустые мысли испаряются со скоростью ветра. То ли я заторможена, то ли Игнат слишком проворный и быстрый. С грацией барса пробегает по стволу дерева, на максимальную по возможностям высоту. Подпрыгивает и с разворота хватается за нижнюю ветку дерева. Подтягивается, взбирается на сук и в несколько шагов оказывается на краю шатающейся ветки, рядом со мной. Когда она угрожающе начинает хрустеть и гнуться – сигает, цепляется за балконные перила и уже в следующий миг перемахивает ко мне.

Чёртов Ямакаси!

– Я вообще-то не разрешала, – давлюсь пивом, – да и одета, мягко сказать, не для приёма гостей…

– Я тебе это прощаю! – расплывается в глумливой улыбке сосед.