– И? – иду в сторону кабинета, уверенный, что жена пойдет за мной. Так и есть. Семенит сбоку, в лицо заискивающе заглядывает.

– Я услышала, что вы с Ксюшенькой торт собрались стряпать, а я не смогу вам составить компанию.

– Мы справимся без тебя, – со льдом в голосе. Я взбешен.

– Правда? А ты не будешь за это на меня сердиться?

Закрываю за нами дверь.

И одним движением припечатываю благоверную к стене, сжав за горло и приподнимая вверх.

– Ты чо? – испуганно распахивает глаза, встает на цыпочки, обхватывает мое запястье пальцами.

– Еще раз моя дочь будет из-за тебя плакать… – с яростью дышу ей в лицо. С трудом сдерживаюсь, чтобы не сжать пальцы сильнее. – Поняла меня? Поняла? – рявкаю.

– По… поняла, – лепечет.

Разжимаю пальцы, стряхиваю руку, отходя от жены.

– Псих… – шипит в спину.

В отражении окна вижу, как разглаживает шею. Но не уходит.

Зажимаю пальцами переносицу. В груди барабан, вздохнуть глубоко не получается. На душе гадко. Неправильное у меня в семье происходит. Где-то не там я повернул.

– Никита… – на лопатки ложатся ладони. – Прости…

Я все-таки дышу. Считаю до десяти, чтобы успокоить надсадный бой сердца.

У нас семья. Пусть в ней не все гладко, но семья же. Притремся.

Наверное.

Лика, приподняв мой локоть, ныряет вперед.

– Ты такой серьезный, – улыбается, обнажая ровный ряд очень белых зубов. В глубине глаз еще плещется страх и… возбуждение. – Меня это так заводит…

Кладет ладони мне на грудь, тянется за поцелуем.

Я не хочу ее руки, губы, не хочу запах ее духов, не хочу ее рядом с собой. Совсем.

«Это потому что ты сегодня был с другой, – нашептывает внутренний голос. – Наелся Кристиной».

Нет, не наелся.

После первого раза постарался ее забыть, потому что Тася оказалась беременна. Изменять ей совесть не позволила. И сегодня с Тиной спать не планировал, но увидел, и внутри все всколыхнулось как в первый раз. О жене даже не вспомнил.

Прислушиваюсь к себе – совесть перед Ликой не мучает, как будто изменять ей – привычное дело, а вообще-то до сегодняшнего дня я был ей верным.

А может, не стоит притираться? Вот мы с Ксюхой семья. Даже Ирина Федоровна часть нашей семьи. А Анжелика – лишнее звено.

– Лика, нам надо поговорить, – снимаю с себя ее руки.

– Я тоже хотела с тобой поговорить. Это важно, – Анжелика напускает на себя серьезность.

– Ладно, ты первая.

– Я почитала форумы, советы психологов… То, что происходит с Ксюшей, объясняется кризисом трех лет…

– А что с ней происходит? – скептически приподнимаю бровь.

– Она неуправляемая!

Так. Спокойно.

Вдох, выдох.

– Во-первых, моей дочери скоро четыре года, кризис трех лет благополучно пройден. Во-вторых, я уже это говорил, малышке нужно уделять внимание: играть с ней, заниматься, разговаривать, в конце концов, а не в телефоне сутками сидеть.

– У всех детей кризис протекает по-разному, – Лика намеренно игнорирует мое «во-вторых». – У Ксюшеньки затянулся немного. Нам нужно ее отдать в детский сад. У нее и возраст подходящий, и с детьми ей будет интереснее, чем с нами.

Лика что-то еще говорит, я смотрю на ее шевелящиеся губы, глаза и…

Я ничего к ней не чувствую! Вот вообще ничего. Я как будто из спячки вышел и теперь озираюсь, пытаясь понять, что изменилось за то время, пока я спал.

Кто эта девушка? Почему я на ней женился?

– Что? – вдруг шокированно распахивает глазищи Лика. – В смысле? Никита, я думала, ты меня любишь…

Я вслух сказал? И мне даже не стыдно.

– Я разве когда-то говорил, что люблю тебя? Я хотел, чтобы у моей дочери была нормальная мать. Ошибся.

Ошарашенное выражение лица Анжелы внезапно меняется на виноватое.

– Это ты из-за Ксюши все еще злишься, да? – заискивающе. – Ну извини, если тебе показалось, что я груба с ней. Я воспитываю ее как могу, как умею. Ну, может быть, где-то чуть-чуть перегнула. Я постараюсь найти к ней подход. А хочешь, я отменю все в воскресенье? Проведем выходные втроем. В парк сходим, на каруселях покатаемся. Еще в кино можно на детский мультфильм, кафе… О, я придумала! Никита, помнишь, ты говорил об отпуске? Предлагаю съездить на море. Ксюшеньке морской воздух только на пользу будет, и сами отдохнем от города. Хочешь, я сама подыщу путевки?

Жена, говоря последнее уже с волнительным придыханием, ластится ко мне как кошка, трется бедрами и грудью.

Я сытый!

Но она знает, как меня завести снова, даже если я устал или как сейчас – тупо не хочу.

– Я так люблю, когда ты сердишься, – сползает по мне вниз. – Меня это так возбуждает…

Пряжка ремня бренчит. Перехватываю ее пальцы, встречаюсь с ее поплывшим взглядом. Облизывает губы.

– Ладно, – разжимаю пальцы, позволяя ей продолжить начатое, – подбирай нам путевки, поедем на море.

11. Кристина. Злючка

Не удается стереть из головы картинки, в которых представляю Островского в кругу семьи. Какой он дома? Любит жену, дочь? Улыбается им, шутит, целует? Рассказывает, как ловко раскрутил очередное дело? Им гордятся? Наверняка гордятся. Я бы тоже гордилась таким мужчиной.

Мне жаль его жену. Никиту невозможно не любить, а он…

Такой нежный был сегодня со мной. Со мной, а не с ней!

Любимым не изменяют с первой встречной.

Что в первую нашу встречу, что сегодня, я его жену между нами не чувствовала. Никита как будто один. И создан именно для меня, а я – для него. И я даже корю себя за связь с Калининым – ненужное звено в моей жизни. Не потому, что у меня виды на Островского и я планирую разрушить его семью, боже упаси. Третьей и последующих встреч у нас точно не будет. А потому, что зря потратила себя, свое время, чувства на недостойного меня мужчину. Зачем? Ради места в клинике? Не стоило.

В подъезде ярко пахнет мужским парфюмом. Запах знакомый. Так пахнет в кабинете у завклиникой. Раздражает. Вытеснит сейчас из моих легких запах Островского, и ничего у меня больше от него не останется.

На свой четвертый этаж поднимаюсь пешком. Не тороплюсь. Оттягиваю тот момент, когда останусь одна в четырех стенах. В сумке бутылка вина, сыр и виноград – я же с работы уволилась, чем не праздник.

Впереди остается последний пролет. Сверху шорох какой-то раздается. Поднимаю глаза и застываю, опешив.

– Кристина…

И вид такой виноватый-виноватый, как у пса, что новый диван разодрал и сейчас готов отхватить от хозяев.

– Какие люди и без охраны, – жалить и колоть хочется больнее. Отчасти потому, что у самой на душе гадко. – Или вы с охраной? – возле перил задираю голову вверх, высматривая на лестнице кого-нибудь притаившегося. Внизу тоже никого. – А где Любочку спрятали? Или, не дай бог, жена за углом караулит?

– Крис…

– Что вы здесь делаете, Анатолий Сергеевич? – вкладываю в голос максимально холода.

Ни разу здесь не появлялся.

Вид такой, будто на прогулку вышел – кроссовки, голубые джинсы, тонкий свитер в клетку, ветровка. Поводка с мелкой тявкающей шавкой не хватает. Я знаю, у его жены есть такая.

Медленно поднимаюсь по лестнице.

– Я к тебе. Нехорошо как-то расстались…

А сам сверху пристально в лицо мое вглядывается. Потекшую тушь я стерла еще перед супермаркетом, надеюсь, после прогулки уже не сильно заметно, что я плакала.

– Нехорошо? А по-моему, замечательно.

– Ты все еще обижаешься на меня? Ну, извини. Крис, что мне сделать, чтобы заслужить твое прощение?

– Исчезнуть из моей жизни.

– Это невозможно, – разводит руками.

– Не боитесь, что жена узнает?

– Ай, плевать.

– Даже так? – выгибаю бровь дугой. – И давно вы стали таким смелым? Одумайтесь, Анатолий Сергеевич, из-за какой-то любовницы клинику можете потерять.

Ни для кого не секрет, что клиника принадлежит жене Калинина. Она его старше на десять лет, в дела практически не вмешивается – доверила управление супругу.

– Ну хватит злюкаться, любимая. Тебе не идет, – Анатолий, скалясь, вырывает из моей руки сумку. Тоже мне, джентльмен. – Пригласишь?

– Извините, но нет.

– Кристина, хватит уже… – Толик свободной рукой притягивает меня к себе, тычется носом мне в волосы, пыхтит там. – Хочу тебя!

А я – нет! Я вообще не понимаю, зачем мы встречались. На что я надеялась?

– Анатолий Сергеевич, вам домой пора! – вырываюсь.

– Я не уйду, – вжимает меня в себя сильнее. – Я же вижу, тебе плохо, Кристина. Ты расстроена, глаза заплаканные. Прости, я повел себя как последний козел.

– Вы думаете, я из-за вас плакала? – озаряет меня.

– А разве нет? Застукала меня с Любой. Она пыталась меня соблазнить, но больше этого я не допущу. Совсем персонал распоясался, субординацию не соблюдает…

Мне так смешно, что я даже прекращаю попытки вырваться из сети этого паука. Пусть мой придурочный бывший начальник потешит себя мыслью, что бабы из-за него слезы льют.

Этажом выше хлопает дверь. Калинин отскакивает от меня назад как ужаленный. Делает максимально деловое лицо. Мне еще больше смешно от его трусости. Зажимаю рот рукой, чтобы не расхохотаться в голос, но слезы предательски накатывают на глаза. Опять Калинин надумает себе что попало.

Сверху спустился сначала мопс на поводке, потом его хозяйка показалась.

– Здравствуй, Кристина.

– Добрый вечер, Мария Петровна, – едва не прыскаю от смеха.

Соседка замедляет шаг, проплывая мимо в темно-зеленом мохнатом спортивном костюме с капюшоном. Оценивающе осматривает с ног до головы Анатолия, словно примеряет его ко мне. Мопс обнюхивает его ботинки и брюки, сморщивается еще сильнее.

Съешь его, Чаппи, или обмочи хотя бы. С меня консерва за это.

Но мопс, виляя задом, трусит вниз вслед за хозяйкой.

– Какое чудовище, – шепотом хмыкает Калинин, вращая глазами в сторону соседей. Кого он имеет в виду – собаку или женщину, уточнять не стала. Мне все равно и смеяться расхотелось.

Калинин вдруг выходит из коматоза. Нагло расстегивает молнию на моей сумке, сосредоточенно начинает рыться там.

– Где твои ключи? О, – вытаскивает бутылку, улыбается во все свои тридцать два, – то, что нужно.

– ВАМ не нужно, Анатолий Сергеевич, – разозлившись, отбираю у него бутылку и сумку. – До свидания! А лучше – прощайте.

– Кристина! – несносный мужчина встает перед моей дверью, звездочкой раскидывает руки и широко расставляет ноги. – Ну ладно я, ладно – наши отношения. Не хочешь, не надо. Но клиника!.. Вернись, пожалуйста.

– Нет, – упрямо качаю головой. – У меня нет никакого желания там работать.

– Я тебя прошу… умоляю…

Оу, это что-то новенькое!

– Хотя бы отработай, как положено, две недели, чтобы я замену тебе подыскал.

И снова этот взгляд побитого пса.

Я не хочу! Я уже настроилась забыть маршрут в ту сторону!

– Пожалуйста… – складывает брови домиком.

12. Кристина. Нетайная тайна

– Пожалуйста… – складывает брови домиком.

Ведь не отстанет. В конце концов, что такое две недели? Искать новое место работы можно и в клинике.

– Ладно, черт с вами, Анатолий Сергеевич. Но, – поднимаю палец вверх, – только две недели!

– Йесссс! – расцветает Калинин майской розой. – Отпразднуем наше примирение? – тянет паучьи пальцы к бутылке.

– Обалдеть не встать! Какое нахрен примирение? У нас только деловые отношения, не забывайте об этом, Анатолий Сергеевич.

– Злючка, – лыбится миролюбиво.

Правда, недолго. Его телефон в кармане ветровки подает признаки жизни.

Вытаскивает. Лицо мгновенно меняется на подобострастное. Без слов понимаю – жена. Прижав к губам указательный палец, показывает мне, чтобы молчала, принимает вызов.

– Да, дорогая? Я где? Скоро буду. Да… с клиентом встретился по дороге, задержался…

Не глядя на меня, бывший бежит вниз по ступенькам, что-то там объясняя благоверной.