Принимаю душ, заплетаю волосы в косу. Надеваю широкие длинные брюки насыщенно-зеленого цвета, больше походящие на юбку, белую футболку и кеды. Беру курточку, а со скамейки на пол вдруг падает непонятно откуда взявшийся плюшевый мишка. Забавный, розовый.

– Ты откуда здесь? – удивленно поднимаю его и сминаю мягкое тельце с белым пузиком. Отряхиваю на всякий случай. – Тебя точно тут не было. Для меня? – смущенно кусаю губы.

Под кожей становится щекотно. Рассмеявшись от этого приятного ощущения, накидываю куртку на плечи, забираю рюкзак и, прижав к себе медвежонка, иду к выходу из дворца, пытаясь разобраться, кто мог бы мне его подложить.

Никаких вариантов. А если… Да нет, сын Павелецких не мог. Зачем ему? Мы даже не общаемся толком. Только когда он к родителям в зал для хореографии заглядывает после своих хоккейных тренировок. Поздоровается со всеми, порычит на семью и сваливает. Мне бы, наверное, и не хотелось, чтобы от него. Натан в прошлом году пытался приставать, а потом быстро переключился на Олю Василевскую из нашей группы.

Глупо, конечно, но хочется, чтобы этот подарок был от того странного парня, разрисованного татуировками. Представляю, как он покупает этого медведя, и снова улыбаюсь. Было бы очень весело, только это слишком нереально.

Утыкаюсь носом в мягкую розовую макушку между круглых ушек. Вдыхаю, улавливая едва заметный запах, прилипший к медведю. Я даже распознать его не могу – слишком слабый, а щеки почему-то горят. Глупость какая-то! Мне что, после соревнований игрушек не дарили? Выпускать мишку из рук все равно не хочется, и я иду по улице, продолжая прижимать его к себе.

Дядя Леня позвонит, как будет выезжать. Мы с ним договорились. Спокойно выхожу на улицу, где меня точно не увидит никто из знакомых мамы. Тут притаилось совсем небольшое семейное кафе. Покупаю у них самый вкусный в городе фруктовый чай и бреду дальше, разглядывая город и наслаждаясь минутами свободы.

Все портит трезвонящий в кармашке рюкзака телефон. На маму стоит отдельная мелодия, так что я всегда точно знаю, что звонит именно она, если телефон не на режиме вибрации.

– Да? – остановившись, осторожно отвечаю.

– Ты еще в Ледовом? – Очень подозрительный вопрос. Вся приятная щекотка под кожей исчезает. Вместо нее появляется покалывание.

Солгать? А если она уже во дворце? А если разговаривала с Розой Марковной? Хочется хныкать и топать ногами от досады. Моя прогулка слишком быстро заканчивается.

– Нет, – говорю правду.

– Как интересно. И где тебя носит? – режет меня надменным тоном.

– Пройтись немного решила. Такая погода хорошая. – И снова правда. А что делать?

– То есть на учебу у тебя времени нет, а на то, чтобы шляться по городу, его предостаточно? – Представляю, как она сейчас стучит своими идеальными ногтями по дорогому лакированному пианино, стоящему в нашем доме просто так.

Нет, иногда его терзает Аделина, но лучше бы не трогала. Никогда. Мать мечтает вырастить из младшей сестры великого музыканта и меняет ей частных педагогов, пытаясь найти того, у которого наконец получится невозможное.

– Мам, ну я же совсем немного. Мне иногда надо…

– Что тебе надо, Ами?! – повышает голос. – Все, что тебе сейчас надо, – это готовиться к Кубку и закрыть все свои долги в колледже. Я сейчас сама за тобой приеду.

– Ну ма-а-ам…

Она отключается, а я, обреченно вздохнув, ставлю на бордюр стакан с чаем, чтобы спрятать в рюкзак медведя. Возвращаюсь к входу в Ледовый. Приходится ждать. Стою на месте и уже без настроения.

Мама иногда водит сама. Отец недавно поменял ей машину. Она важно паркуется, перекрывая часть въезда на территорию дворца, и недовольно смотрит на меня, жестом показывая, чтобы я поторопилась.

– Привет, – выдохнув, сажусь вперед.

– Что это за дрянь? – Мама забирает у меня стакан с остатками чая.

– Вкусно, – тихо отвечаю.

Брезгливо поморщившись, она снимает крышку и заглядывает в стакан так, будто там кошачья моча вместо чая.

– Выброси, – возвращает стакан мне.

Выбравшись из машины, доношу его до урны и возвращаюсь, вновь устраиваясь рядом с мамой.

– Ты, – выворачивая на дорогу, она снова смотрит на меня, – вчера не нагулялась?

– Мы весь вечер просидели в квартире, – напоминаю ей о поездке в гости к семье нашего дяди. – А я хочу…

– Даже не начинай, – небрежно отмахивается мама.

Отвернувшись к окну, решаю не продолжать этот бессмысленный разговор. Все равно есть только мамино мнение. Она называет это заботой о нас и нашем будущем.

В полной тишине въезжаем в Красные Зори. Сворачиваем на нашу улицу. С сожалением смотрю на то, что было домом Калинина. Там уже никого нет. Ни рабочих, ни того парня. Надо перестать о нем думать! Ну это же правда ерунда. Он такой весь из себя… А я… другая. Просто другая, и все.

Поднимаюсь к себе в комнату. На ужин позовут немного позже. Есть время, чтобы переодеться и глянуть расписание занятий на завтра. Вынимаю из рюкзака медведя и сажаю на кровать, а сама в бриджах и тунике устраиваюсь за ноутбуком.

– Точно, с последней пары мне завтра придется уйти, – заключаю, сверяясь с расписанием тренировочного дня.

Дверь нагло распахивается.

– Уйди отсюда, – ругаюсь на Аделину, опять ввалившуюся в мою комнату без разрешения.

– А я сегодня две пятерки принесла, и мама разрешила мне в выходные поехать с подружками в столицу, – хвастается она.

– Все равно выйди отсюда, – швыряю в нее ластиком.

– Ой, а что это за уродец? – Подбегает к кровати и хватает моего медведя.

– Не смей! – подскакиваю со стула. – Отдай сейчас же! – требую я.

– А если не отдам? – дразнит сестра, отпрыгивая к дверному проему.

Оказываюсь рядом и выдергиваю игрушку из ее рук. Ада ударяется локтем о косяк и начинает орать. Скорее всего, удар пришелся на нерв, но она все равно переигрывает. Боже, мне иногда кажется, что ей семь!

– Дура! – топает ногой. – У меня теперь синяк будет. Ма-а-ам!

– Я тебя сейчас прибью, – шиплю на сестру.

– Мама, меня Ами ударила и угрожает теперь! Мам, я ее боюсь! – Истерично вопя, это четырнадцатилетнее капризное недоразумение опять бежит жаловаться.

Ей просто в кайф, когда мне достается. Она так самоутверждается. Через пять минут мама приходит ко мне в комнату.

– Что произошло? – спрашивает у меня как у старшей.

– Ничего. Она просто вламывается. Можно мне замок на дверь? – спрашиваю я.

– Тебе есть что скрывать от семьи? – Мать недовольно хмурит брови.

– Я не хочу, чтобы Аделина сюда входила, – объясняю ей элементарные вещи.

– То есть младшая сестра хочет твоего внимания, а ты за это ее ударила? – все переворачивает родительница.

– Да не трогала я ее! Аделина сама локтем долбанулась!

Лучше бы головой!

– Что за выражения, Амалия? – Мама меняется в лице.

– Забери у нее этого уродского медведя, – ноет Ада. – Она меня из-за него… – Трет локоть, который уже давно прошел.

– Откуда это здесь? – Мать брезгливо, двумя пальцами, берет мою игрушку за ухо.

– Не забирай, пожалуйста. Я купила. Он мне нравится, – сочиняю на ходу.

– Купила? Это?

– Мама, оставь… – тяну руку, чтобы забрать.

– Безвкусная дешевка. Ей место на помойке, а не в нашем доме. Тебе же не пять лет, Амалия. Не надо тащить сюда всякую гадость. И извинись перед Аделиной, – требует она.

– Я не виновата ни в чем, – зло смотрю на довольно улыбающуюся сестру. – И мне нравится мой медведь. Верни, пожалуйста.

– Извиняйся, – требует Ада из-за плеча матери.

– Не заставляй меня ждать, – добавляет родительница.

– Я извинюсь, если ты вернешь мою игрушку, хоть я ни в чем не виновата и ударилась эта… сестра сама, – выпаливаю на одном дыхании.

– Хорошо, – соглашается мать.

– Аделин, извини за то, что ты ударилась, – без особой радости проговариваю я.

Мать кидает медведя на мою кровать и добавляет:

– Завтра утром сама выбросишь. Хочешь игрушку? Я закажу тебе в приличном магазине, – разворачивается и уходит.

Ада показывает мне язык и тоже наконец сваливает. Закрываю за ними дверь, чувствуя, как внутри все дрожит от обиды и несправедливости. Забираю медведя, сажусь на подоконник. Прижав игрушку к себе, виском прислоняюсь к оконному стеклу и смотрю на другую сторону дороги, откуда сейчас в ответ на меня и посмотреть некому.

Так одиноко…

Глава 7

Данте

Трек к главе – Eminem «Lose Yourself»

Надо бы лечь спать. Я чертовски устал за последние сутки, а завтрашний день обещает разорвать меня изнутри, так что силы точно бы пригодились, но не спится. Полистав книжку, продолжаю игнорировать сообщения от Даны. Я был бы совсем не против, чтобы со мной поиграли ее умелые руки и губы. Секс стал бы отличной разрядкой, и наверняка после него меня бы точно вырубило, но я не готов слушать, а просто приехать и заняться делом Дана не может. Особенно после ссоры в раздевалке «Клетки». Сначала обязательно будут надутые губы и вынос мозга. Не хочу. Потом. Может быть, завтра или… Да, пусть приезжает утром. Люблю утренний секс.

Или черт с ней? Заменить не проблема, просто… Просто тянет туда, куда не должно. Куда точно лезть нельзя. Так и не ответив Дане, сажусь и кидаю телефон рядом.

«Ну и пошел ты! Козел!» – загорается на экране.

«Окей», – отвечаю ей.

Неплохая мысль. Прокачусь, пожалуй. Она пишет. Не понравился мой ответ. Усмехнувшись, закидываю ее в ЧС до утра, надеваю штаны, футболку цвета хаки, косуху, шнурую ботинки и выхожу на улицу. Ночная свежесть пробирает до мозгов. Днем уже довольно тепло. У Калинина я спокойно хожу без майки, а по ночам температура резко падает. Март всегда контрастный. Завтра может долбануть мороз и выпасть снег, а потом снова будет тепло.

Включаю в старенькой «бэхе» Эминема. Криво усмехнувшись, покачиваю головой под ритм трека и выезжаю из своего гетто в сторону центра. Развлечений в городе не так уж и много, и, как только позволяет погода, народ собирается на улице. Парочки, шумные компании, пьяные гопники. Кого тут только не встретишь!

Выхватываю знакомые рожи. Они меня тоже замечают. Орут, придурки, руками машут, привлекая внимание. Ищу место, где можно встать. Парни направляются навстречу. Пересекаемся у бордюра. Продолжая криво усмехаться, смотрю на тех, кто кинул меня во время пожара, физически ощущая, как тяжелеют взгляд и кулаки.

– Данте, я думал, тебя того… посадили, – пряча от меня взгляд, говорит Серега. – Но я… это… рад, что все обошлось. Как ты отмазался?

Его словарный запас поражает разнообразием. Забавляет.

– Дан, ты же… это… – продолжает оправдываться Серый, – знаешь, у меня матушка там, все дела. Мне нельзя попадаться. Ты извини, что так вышло. Давай, может, забудем, а? Мы же друзья.

– Да? – Мне реально смешно. – Ну давай забудем. – Улыбка превращается в оскал. Делаю шаг к пацанам. Они пятятся, а Серега не видит этого и остается совсем один.

Вот такая дружба. Хватаю «друга» за футболку, дергаю на себя.

– Д-дан-те, хорош! – нервничает он.

– По двенадцать с половиной миллионов с каждого, и мы забудем. – Перекрутив его футболку, пережимаю воротом горло, стреляя взглядом в остальных.

– К-какие… Откуда у меня такие бабки? Ты в себе?! – бесится Серый, открывая рот в попытке нормально вдохнуть.

Разворачиваю «друга» и роняю лицом в капот своей «бэхи», разбивая нос и слушая хриплый стон. Заламываю руку, давлю ладонью на затылок, чтобы не поднялся.

– Вы меня кинули, – склонившись, громко рычу ему в ухо. – Я такое не прощаю. Мне плевать, где ты будешь эти бабки доставать. Но ты мне их отдашь, Серый. Иначе я сдам тебя…

– Мне нельзя в ментовку, Данте, – дергается он.

– А я тебя не ментам сдам, Серег. Я отдам тебя людям Калинина. И ты начнешь умолять о том, чтобы тебя посадили. Услышал?! – Еще раз прикладываю его о капот. Встряхиваю, разворачиваю разбитой рожей к себе, смотрю в поплывшие глаза. – Ты меня знаешь, Серый: если я сказал, то сделаю.