Ратмир сидел на крыльце и скоблил заячью шкуру изнутри. На зиму нужно запасти побольше тёплых одеял, да и одежду меховую на всех. Главное – не замёрзнуть, а остальное приложится. Дичь есть, крыша над головой тоже. С хлебом только не повезло, но придумают что-нибудь…

Подняв голову, он вытер пот со лба и оглядел полосу леса. Руда ещё не вернулась, а ведь должна была. Зачем только сына с собой взяла? Самое большое сокровище – сын! Его беречь надо, холить и лелеять, а не таскать в лес! Но разве ж Руду переспоришь? Ей виднее, она мать, она травница и – чего уж там скрывать, Ратмир часто думал, не говоря вслух, – ведьма. Руда – их путеводная звезда. Кому б ещё он позволил командовать собой?

Светлый князь нового княжества покачал головой и вернулся к своему занятию. Но Буран, гревшийся на солнышке – холодном, северном – рядом с крыльцом, вдруг поднял башку, уставился туда, куда только что смотрел Ратмир, долго и напряжённо. Потом вскочил, ткнул хозяина в колено мокрым носом – настойчиво. Гавкнул. Что-то увидел или почуял? Руда бы спросила у пса, в чём дело…

– Что там, Буранушка?

Пёс глянул в глаза умными зенками и снова гавкнул, уже строже и громче. Словно сказать хотел что-то. Ратмир насторожился и, отложив шкурку, встал. Теперь и он увидел щенка, который нёсся со всех ног прямиком к дому.

– Ах ты ж… – только и смог сказать. Буран снова глянул, но теперь в его глазах читалась тревога.

Лютик притормозил на полпути, видя, что его заметили, и, упершись четырьмя лапами в траву, громко, требовательно и часто залаял. Потом бросился бежать обратно, хоть и запыхался. Буран без раздумий сорвался с места в галоп, но оглянулся на хозяина.

У Ратмира сердце захолонуло. Что-то стряслось с Рудой! Не мешкая, он рванул за собаками. Бежать было далеко – Руда за своими травками ходила в самое сердце леса. Ругаясь на бегу самыми страшными словами, он вскоре начал задыхаться – давно не было сражений, засиделся на месте! Охота – не то, на охоте не побегаешь…

Лютик привёл их к прогалине и сунулся сразу в кусты. Острым глазом Ратмир подмечал следы на траве: вот тут Руда сорвала листья, вот тут присела, а здесь раздвинула ветки – мех от лисьего жилета на ветке остался. А в кустах на траве – кровь! И капкан окровавленный, раздвинутый. Неужто Руда попалась? Нет, не она: шерсть серая в крови клочками торчит из ошмётков плоти… Зверь. Руда лечила зверя, бесстрашная. Безголовая… Бить её надо, как учат деды. Бить-учить. Да разве ж пальцем можно тронуть её, Рудушку славную, любую, светлую, упрямую?

Лютик подскочил к замершему на колене Ратмиру и ткнулся носом в лицо, заскулил, отбежал. Буран сосредоточенно вынюхивал траву, то и дело тряся головой, будто от мошек отряхивался.

– Что там, Буран? – спросил Ратмир, хмурясь. Что с Рудой случилось? Ежели зверь напал, убил бы на месте, не уволок бы. Может, сама ушла? Куда? Зачем?

Буран поднял голову и чихнул. Ещё раз. И снова. Лютик затряс головой, отчего уши его смешно зателепались по сторонам, и снова залаял, отбежав в сторону.

– Да понял я, понял. Руда ушла туда, – проворчал Ратмир. – Одна? Сама?

Лютик подбежал к отцу, куснул его за холку – не больно, не сильно, чтобы привлечь внимание. Буран огрызнулся, но пошёл нюхать дальше. Туда, куда побежал Лютик. Оглянулся на Ратмира. Отбежал ещё, снова оглянулся.

Понятно. Руда пошла туда.

Лютик фыркнул, чихнул и, подбежав к Ратмиру, прыгнул лапами ему на грудь.

– Да, идём, – ответил он. – А это что? Следы…

Не лапы звериные, не Рудины сапожки. Большие следы ног. Мужские. Не то лапти, не то странные боты какие-то – широкие и основательные. Наши такое не носят. Чужие.

Люди!

Ратмир выпрямился, глянул с опаской на лес. Как знать, где сейчас эти чужаки. И люди ли. Вон в Кайа-Тиле змеи были, а тут незнамо что и незнамо кто может гулять по лесам. А у него, Ратмира, только кинжал с собой…

– Буран, беги домой и приведи мужиков! – распорядился Ратмир. – Сюда веди.

Он был уверен, что пёс поймёт. Руда говорила, что животные всё понимают. Теперь даже Резвого не хлестнёшь лишний раз, пятками в бока не ударишь. Он же всё понимает! Словами.

Глядя на хвост Бурана, мелькнувший в кустах, Ратмир выдохнул. Лишь бы с Рудой и с Ярославом ничего не случилось… Этого он себе никогда не простит.

Лютик снова чихнул.

Что ж они такого вынюхали?

Ратмир наклонился к следам мужских ног и понюхал. В нос ударил знакомый запах. Лёгкий, но устойчивый. Сакрытник! Надо листьями натереться, и ни одна собака не учует! О как, а чужаки-то умные, в то же время, что и златоградцы, жили! Ведь про сакрытник ещё дед Ратмира говорил…

– Так, так, – сказал он медленно. – Значит, запах свой скрываете… Ладно. Мы вас всё равно найдём.

Вскоре от дома прибежали остатки его дружины. Тишило, Бусел, Могута. Все вооружены. Чем смогли, тем и вооружились: самодельными копьями, ножами, кинжалами. Тревога на лицах. Ратмир сказал:

– Чужие люди увели с собой Руду и ребёнка. Надо найти и освободить их.

– Освободим, – солидно сказал Могута, поигрывая топориком, который выковал в первый день, когда они попали сюда.

– Пошли. Буран, Лютик, ищите следы Руды.

И они двинулись все за собаками, которые, чихая и морщась, шли носом к траве по шагам травницы.

* * *

Геля слушала мой рассказ о Златограде, о Мокоши и о чудесном перемещении из змеиного города в наше время с раскрытым от изумления ртом. Ахала, головой качала и всё говорила, что не может представить! А я и рада стараться – красочно описывала терема, Ирей, Мокошьин летающий аппарат, подземелье Кайа-Тиля, змеелюдей. А потом как-то плавно перешла к рассказу о моём времени. Геля, хоть и родилась всего каких-то пятьдесят лет раньше меня, никак не могла представить мобильные телефоны, интернет, компьютеры. А медицина её вообще зачаровала: ЭКО, УЗИ, контактные линзы, аппарат МРТ…

– С ума сойти, – всё повторяла она, прижимая ладонь к груди. – Как же, наверное, у вас здорово жить! Наверное, Советский союз стал самой сильной державой в мире! Наверное, теперь у вас настоящий коммунизм!

– Не хочу тебя огорчать, Гель, но нет.

Мне хотелось смягчить удар, однако я понимала, что его ничем не смягчишь.

– Что, коммунизма ещё нет? Ну ничего, с такими-то достижениями мы быстро его построим!

– Советского союза больше нет. Да и коммунизм оказался утопией.

– Как нет?

Она растерялась. Взрослая женщина, мать двоих детей, заправляющая жизнью в архаичном поселении, собравшим под шатрами людей из всех времён и народностей, выглядела маленькой девочкой, которой сказали, что вместо Деда Мороза подарки приносят родители. Даже слёзы на глазах выступили. Я порывисто обняла Гелю, на миг прижала к себе, потом отстранилась и сказала:

– Зато мы победили немцев.

Она кивнула, вытирая молочные «усы» со щёк дочери. Помолчала. Потом ответила:

– Ну и хорошо. Ну и ладно. Пускай. Всё равно ж мы сильнее всех!

– Сильнее, – улыбнулась я. – Ладно, погостила я у вас, пора и домой. Мои волноваться будут.

– Снаряжу с тобой Свейна, пусть проводит, – кивнула Геля. – А ты заходи к нам, я всегда буду рада тебя видеть…

Она не договорила. В шатёр нырнула снаружи худенькая черноглазая девушка и закричала:

– Геля! Там Ирма кончается!

– Как это – кончается? – не сразу сообразила Геля. Потом подхватилась: – Ой, бежим! Что с ней? Женя! Женя, присмотри за малышами!

Рыженькая девочка вышла из-за ширмы и без слов взяла на руки Батыра. Потом протянула вторую руку, чтобы я дала ей Ярослава. Но фигушки, я с сыночком не расстанусь. Сунула Ярослава в свой импровизированный слинг и вышла из шатра вслед за Гелей.

Ирма оказалась почти на другом краю поселения. Она упала перед входом и теперь корчилась, как зародыш, прижав руки к животу. Что может болеть? Живот сложная зона, там столько органов! Это может быть непроходимость, придатки, желудок, аппендицит… Ох, только бы не аппендицит! Оперировать я не умею!

– Ирма, где болит, скажи, – Геля упала на колени и попыталась разжать стиснутые руки женщины. А я склонилась над ней. Всё лицо в поту. Бледная до зелени. Землистая кожа. Губы искривлены болью. Чёрт, это всё же аппендицит…

– Геля, погоди, дай место.

Я потеснила новую подругу и положила ладонь на руки Ирмы. Ей было не больше тридцати, но выглядела она намного старше. Я мягко надавила и сказала тихо:

– Ирма, мне нужно осмотреть вас.

– Не трожь, – прошипела она сквозь зубы. – Я сама ведьма, знаю, поболит и перестанет!

– А если не перестанет? Если ты умрёшь?

– Не умру! Я уж должна была умереть на костре, ан нет! Тут оказалась!

Я покачала головой. Первая жизнь набрала себе людей из тех, что должны были умереть, перенесла их сюда и оставила выживать. Это что, какой-то социальный эксперимент? Впрочем, она же говорила, что этические законы на ней не работают. Значит, другая цель. Но какая именно – сейчас не важно. Важно спасти Ирму от перитонита. Если он уже разлился по внутренностям, я вряд ли смогу вылечить её.

– Ирма, что бы ты ни думала, я уверена, что у тебя нечто серьёзное. Если ты не дашь себя осмотреть, то умрёшь в страшных мучениях. И та сила, которая вытащила тебя из костра, не сможет тебе помочь.

– Что ты говоришь, Руда? – прошептала Геля. – Первая жизнь нам всё дала!

– Она вам не союзница, – сердито ответила я. – Она эгоистично выдернула нас всех сюда и бросила на произвол судьбы.

– Уходи, оставь меня, – простонала Ирма, ещё сильнее скрючившись на земле. Я поднялась с колен. Нет, так нельзя. Если я оставлю её умирать, то никогда себе не прощу. Огляделась. Махнула рукой двоим парням, которые куда-то тащили охапки дров:

– Помогите занести её в шатёр.

– Не трогайте меня! – крикнула Ирма, а Геля принялась гладить её по голове и шептать на ухо что-то, чего я не могла разобрать, да и не хотела. В конце концов, женщина обмякла и позволила взять себя за ноги, плечи, отнести в шатёр. Я вошла под полог, отвязала Ярика и отдала его Геле:

– Подержи, пожалуйста, мне будут нужны все мои силы.

– Ты травница, Руда? – спросила Геля с тревогой, принимая от меня спящего малыша.

– И травница тоже.

Присев рядом с Ирмой, я первым делом пощупала её лоб. Горячий. Жар, температура под тридцать девять… Ох, трудно придётся! Это не волчью лапу срастить, это весь организм придётся лечить…

– Мне нужно раздеть тебя, – сказала Ирме безапелляционным тоном. Та только глаза закрыла, и лицо её снова исказилось болью. Я задрала подол платья к груди, потёрла ладони, чтобы согреть их, и приложила к её животу. Живот острый. Волшебный рентген показал внутренности, как всегда. Они светились зелено-жёлто-оранжевым, и красным сигналом светофора ярко полыхал тот самый криминальный отросток, который раньше участвовал в пищеварении, а теперь превратился в ненужный рудимент.

– Что с ней? Что ты видишь?

Шёпот Гели заставил поёжиться. Но она хоть поймёт, что такое аппендицит. А остальные?

– Вижу, в чём проблема, и очень надеюсь, что смогу вылечить.

– Не кровит, значит, не ребёнок…

– А она что, беременна? – испугалась я. Провела по животу ещё раз, словно датчиком УЗИ вдавила. Очертания матки – рогатой, чуть припухшей, зелёной. А внутри – как маленькая рыбка в аквариуме, плавает зародыш.

Беременна. Сердечко пульсирует. Головастик живой…

Его надо спасти.

Глава 3. Выкарабкивайся, как хочешь

Август, 25 число

Первым делом нужно убрать воспаление.

Нужно говорить с аппендиксом, просить его успокоиться, гладить его через кожу, рассасывать красный пожар, всасывать его. В другой ладони зажать осколок первой жизни и вливать в него то, что убираю из тела.