– Но это же негигиенично! – воскликнули мы с Гелей хором, потом переглянулись и синхронно покачали головами. Потом она махнула рукой:

– А, пусть делают, как хотят. В конце концов… Прививай не прививай гигиену – они всё равно забывают мыть руки перед едой.

– Мои моют, – гордо заявила я. – Попробовали бы не мыть!

– Ты должна мне рассказать, как ты добилась этого.

– Расскажу.

Мы с Гелей обменялись понимающими взглядами и вместе рассмеялись.

Эта молодая женщина очень нравилась мне. Хоть я и знала её совсем недолго, но она поражала стойкостью и одновременно мягкостью характера. Геле не надо было кричать или топать ногой, чтобы её послушались. Достаточно было просто сказать и улыбнуться. А вот мне всегда приходилось рявкать на своих баб, а уж на мужиков – и того пуще…

Женя принесла Геле малыша и присела рядом. Эра держалась за её юбку, посасывая большой пальчик. Я мягко вынула его из ротика и сказала ласково:

– Нельзя, зубки некрасивые вырастут!

– А мама всегда говорила, что это от соски, – заметила Геля.

– Последние исследования доказали, что уж лучше соска, чем палец, – пожала плечами я.

– Тебе виднее, – ответила она и сказала Жене: – Не позволяй ей больше сосать пальчик.

Девочка кивнула и отошла с малышкой чуть дальше, села на циновку и принялась кормить Эру кашей. Геля протянула сыну кусок лепёшки, и мальчишка сунул его в рот, мусоля зубками. Я спросила:

– А почему Женя всё время молчит?

– Я не знаю. По-моему, она немая из-за какого-то потрясения. И зовут её Эжени, она из Франции, крестьянская дочь.

Ещё раз оглядев Женю, я покачала головой. На Вранку чем-то похожа… Интересно, она-то зачем первой жизни понадобилась? Худенькая, рыжая, немая. Кстати, если проблема в связках, то я её вылечу. Наверное… Во всяком случае, могу попытаться. А если действительно в потрясении, то над мозгами я бессильна. Ну разве что попробовать через камень…

Сосед слева – бородатый зверского вида мужчина – молча передал мне плошку с супом. В ней плавала деревянная ложка. Это и есть обед мира? Мне нужно съесть ложку после этого мужика? А вдруг у него какая-нибудь чума средневековая? Заразимся все, а мне потом бегай лечи…

Но попробовать суп надо. Всё же наша жизнь в этом мире (или куске мира) зависит от этого. Поселение сильнее нашей могучей кучки, нас раздавят в один момент. Ладно уж, пусть чума… Вылечу.

Зачерпнув густую похлёбку, я выпила её, едва касаясь губами ложки. Вкус картошки и птичьего мяса. Передала миску Геле:

– Что ж, можно считать, что мир официально заключён?

– Между нами – уже давно, Руда, – ответила мне хозяйка поселения и так же, как и я, одними губами, выпила суп. Передав миску мужу через «стол», кивнула. Дархан слегка скривился, но исполнил ритуал, а потом сунул плошку Ратмиру. Мой любимый князь зыркнул всё ещё недоверчиво, но, посмотрев на меня, съел ложку супа.

Мир был заключён между поселением и нашей группой. Теперь можно расслабиться и покурить, то есть, поесть. Потом будут переговоры о месте, где мы поселимся, расчёты количества дерева и всего остального для постройки дома или шатров. Потом мы вернёмся домой, чтобы оповестить остальных. Потом мы с Ратмиром ляжем на наш матрас, набитый травой, обнимемся и всласть наговоримся о том, что видели в поселении, и о том, что пережили за этот день…

А пока можно расслабиться и, пока Ярик чмокает у груди, подумать о замысле первой жизни.

Зачем она собрала в этом месте столько разных и не похожих друг на друга людей из разных эпох? Как будто…

Мать моя женщина, я поняла, что мне напоминает поселение!

Коллекция. Коллекция живых людей.

Глава 4. Разведка боем

Октябрь, 1 число

Нога потёрлась о мою ногу, и я на миг размякла, прижимаясь к мужу спиной. Но тут же вспомнила – Ярик только недавно уснул! И осторожно спихнула ногу Ратмира с бедра:

– Ш-ш-ш, разбудишь!

– Любая… – горячий шёпот мужа в ухо вызвал во всём теле приятный озноб. – Хочу тебя!

– Маленький спит, Ратмир…

– Мы тихонечко!

– Не получится!

– А ты постарайся. Ну!

И нога снова скользнула вдоль бедра, щекоча волосками мою гладкую кожу.

Я вдохнула, выдохнула. Самой хотелось, но Ярик…

– Ратмир! Твоя сестра за пологом!

– Руда, не сопротивляйся, моя сестра будет только рада…

Сдалась.

Я сдалась сразу, практически без сопротивления. Муж развернул меня на спину и впился губами в мои губы. Счастье – безграничное женское счастье – обуяло меня в один момент, я даже не успела заметить когда именно, и стало так странно. Я мать и вдруг снова любимая, желанная женщина! Как будто смешалось всё в доме Облонских… Как будто я вернулась вспять, в то время, когда была ответственна только за свою судьбу, а не за маленькое существо, которое каждые три часа просыпается и просит сиську.

Ратмир задрал мою рубаху вверх, к шее, приник сам к той самой сиське, губами к моему соску, который я уже привыкла давать только Ярославу. В глубине души я стала той самой священной матерью, которой меня называли в поселении. А каково это – быть женщиной, любимой, женой? Я забыла.

В груди снова родилось затмение, как и каждый раз, когда возбуждение брало верх над смирением, и я выдохнула – громко, страстно, ярко! Закрыла рот ладонью, чтобы Забава или Могута за занавесью не услышали, а Ратмир не собирался щадить меня. Он завладел моим телом, как захватчик, как всегда, как любил это. Всем телом. Губами, грудями, лоном.

Он пил меня, как сладкое вино, ел меня, как вкусный пирожок. Наслаждался мною, как наслаждаются едой, компанией друзей, одиночеством. Ратмир любил меня так, словно это был наш первый раз, наш последний раз. А я отдавалась ему, как девственница отдаётся первому любовнику, как шлюха отдаётся любимому клиенту, как любовница отдаётся женатому в редкие случайные встречи…

Но как и каждый раз, когда я возбуждалась во время редких наших возможностей побыть вдвоём, проснулся Ярослав. Он замяукал, как голодный котёнок, и у меня сразу же пропало желание, задавленное материнским инстинктом. Я вывернулась из объятий Ратмира и потянулась к сыну, который корчился в пелёнках в своей люльке. Муж недовольно сморщился:

– Ну вот, вечером никак, ночью не получается, утром нет… Когда же я снова смогу воспользоваться твоим телом, травница?

– Как только малыш подрастёт, – ответила я рассеянно. Отогнув край рубашки у груди, запихнула сосок в рот Ярику. Тот ухватился, зачмокал, а я откинула голову на плечо мужу, прикрыв глаза. Тёплые сильные руки обняли меня и сына, Ратмир проворчал:

– Знал бы, никогда бы не согласился на детей…

Я тихонько рассмеялась, чувствуя, как твёрдые дёсны сжимают сосок, а руки мужа гладят мой живот. Скоро, скоро… Когда Ярик подрастёт и сможет спать всю ночь, не будя нас, мы снова станем любовниками, а не только родителями.

Ратмир пытался пристроиться ко мне сзади, но я осталась непреклонна. Хоть и хотелось, хоть и жаждало тело, но сын перевесил все плотские аргументы. Муж поскрипел, поворчал, но поднялся и сказал напоследок, перед тем, как выйти в общую зону:

– Ещё попросишь сама, ведьма моя, а я не дам то, что хочешь.

Я только усмехнулась, устраиваясь поудобнее на матрасе из травы. Мы с Яриком нежились под тёплым одеялом, сваляным из овечьей шерсти. Нам было так хорошо, что даже не хотелось вылезать наружу, в хмурый осенний день, хотя сын быстро покормился и стал кряхтеть, что было сигналом к смене пелёнок. А значит – вставать всё же придётся.

Когда встала, вспомнила: ведь сегодня инаугурация бани!

Баню я задумала в первый день переселения. Когда мы только переехали в поселение, я спросила у Гели, где они моются. Оказалось – обтираются намоченными в травяном отваре холщинами в шатрах, когда очаги нагреты на свой максимум. Мне такой способ не подходил. Лучше уж общая баня, чем обтирания. И дядька Бусел нашёл глину, обжёг кирпичи, сложил печь. Вокруг печи построили домик. В нём были три помещения: одно для парилки, второе для мытья, третье для стирки. Бабы со всех сторон мира косились с предубеждением, но сегодня я покажу им всем, что такое настоящая русская баня!

Перепеленав сына, я примотала его слингом к себе и вышла в хмурый осенний день. Поселение уже проснулось, шевелилось вяленько, но вполне ощутимо. Мимо пробежала к реке девушка с берестяными вёдрами, где-то на окраине заголосил петух. Я глянула на небо и улыбнулась, хотя и нечему было. Серое свинцовое небо, низкие облака, холодная морось – не то туман, не то дождь…

Но мы живы.

Мы всё ещё вместе, те, кто начал свой путь из Златограда. Мы прошли века и километры, оказавшись в этой глуши, чтобы жить, как раньше, как встарь.

Геля помахала мне рукой от своего шатра:

– Руда, сегодня в баню пойдём?

– Пойдём! – ответила я ей весело. – Давно не парилась как следует. А вот тебе париться нельзя, ребёнка можешь потерять.

– Эх, жалко, – огорчилась она, погладив себя по животику. – Ну ничего, хоть помоюсь. А пока заходи ко мне, я собрала яиц и сделала настоящий омлет на козьем молоке!

– Хороши наши козочки, – усмехнулась я. – Жалко, козла нет для них, чтобы увеличить поголовье.

– Вот точно.

Геля горестно закивала, выкладывая на глиняные тарелки рыхлый омлет с сушёными травами. Запах от него стоял такой, что у меня в животе заурчало. Я присела на топчан и облизнулась. Ко мне тут же подсела малышка Гели и обняла со всей силы её детской привязанности. Чмокнув Эру в светлую макушку, получила поцелуй от девочки. Геля рассеянно заметила:

– И овцы тоже нуждаются в баране… Хоть бы нам принесло сюда чабана с бараном!

Мы обе рассмеялись. Но мысль засела в голове. Чабана, конечно, не надо, а вот барана и козла примем с удовольствием! Вот почему бы первой жизни не подкинуть нам немного скотины?

А ведь идея!

В самом деле, очень логично попросить у первой жизни то, чего не хватает для жизни. Но как её найти? Все прошлые разы цыганки сами меня находили. Однако должен быть способ связи с первой жизнью. Возможно, через камень?

– Геля, а вы в поселении никогда не видели цыганок?

Мой вопрос её удивил. Геля уставилась на меня задумчиво, но дурой сразу не обозвала. Она вообще с момента нашего знакомства мои слова под сомнение не поставила ни разу. Более того – раз я что-то сказала, значит, так оно и есть. И правоту мою слепо отстаивала даже перед мужем.

Вот и сейчас Геля покачала головой, ответила серьёзно:

– Нет, никогда. Если бы другие видели, они бы мне сказали.

– А как далеко вы разведали местность?

Этот вопрос я задала, сама не зная зачем. Место здесь было дикое, зверьё почти непуганое. Во всяком случае, огнестрела дичь не знала. Подпускала ровно до расстояния полёта стрелы, издалека не шугалась.

– На словах не скажу, километры не считали, – пошутила она, подав мне тарелку с яичницей. – Эруня, иди ко мне, мама покормит тебя! Но карта есть.

– Карта?!

– Ну да, воины и следопыты составили вместе. Тебе, наверное, трудно будет понять, получилось чуднО.

– Разберёмся! – с воодушевлением ответила. – Я читала древнерусскую карту, вышитую на куске тряпки!

Карта поселенцев оказалась нарисована на выделанной до светлой гладкости шкуре. Я сразу различила в её центре гору, у подножия которой были маленькие треугольники – шатры. А вот река. Она вилась между деревьев-кружков на восток и на запад, огибая гору. На юге одиноко торчал на опушке леса наш терем-квадратик. А свежими чернилами из сока лесных ягод были пририсованы три овала и лабиринт – менгиры, которые мы забрали с собой невольно.

Я словно снова почувствовала запах вереска.

Но Мудрый Кайа мне не поможет даже своими расплывчатыми ответами. Цыганка изгнала его из лабиринта… Я должна найти первую жизнь сама.