– Вы правы, мы опростоволосились… От лица организации уполномочен принести вам наши извинения и заверения, что такое больше не повторится. – сказал он. – Разумеется, вы будете немедленно восстановлены в НИИ Силикатов. И в качестве дополнительной мотивации для продолжения чтения лекций в нашем комитете есть у меня для вас одно предложение. Вам дачный участок не нужен?

Хм… А разве есть человек, которому не нужна дача под Москвой? В эти блаженные времена, когда еще не принято из Москвы на дачу ездить за триста километров в одну сторону, то есть, явно имеется в виду ближнее Подмосковье, которое потом частично и в столицу войдет. Но сразу соглашаться все равно не стоит.

– Не знаю… Хлопоты с этим дачами большие… Кстати говоря, мне там еще раньше поездку на Кубу обещали. Семейную. Я Румянцева просил прояснить, он так и не ответил ничего перед отпуском.

– Думаю, вопрос с Кубой можете считать решенным, мы своими обещаниями не разбрасываемся. Назовите примерное время, а мы прикинем по рейсам, что летают на Кубу, и сориентируем на конкретные даты. А про дачный участок все же подумаете?

– Надеюсь, вы предлагаете его не в вашем служебном кооперативе?

– Как можно, мы же не маленькие дети… – улыбнулся Муравьев, – сами понимаете, у нас есть связи во многих министерствах. Выбирайте направление, и все устроим. Только не Переделкино, там слишком сложно.

– Ясно. Не Переделкино.

На этом мы и расстались, ничего больше не обсуждая. Выкуп за провинность предложен, теперь мне нужно определить, где я хочу этот самый дачный участок…

Первая мысль про Рублевку, конечно. Это сейчас там не очень популярное направление, Москва еще вполне резиновая, численность населения столицы жестко регулируется. А когда в девяностых все эти ограничения снимут, люди ломанут в столицу, и она начнет резко расширяться во все стороны. Но есть один важный довод против…

Мне повезло со второй жизнью, но я все же не бессмертен. Допустим, получу я этот участок на Рублёвке, оформлю на семью, а меня через полгода после этого машина собьет насмерть? А потом придут девяностые. И новые русские, сколотив состояния на крови и подставах, почему-то решат, что Рублевка лучшее место в стране для жизни. Неизбежно однажды и к Галие с сыновьями зайдут посланцы криминала с предложением-требованием продать участок под элитную застройку. А советчиками у нее в этом опросе будут Загит, Марат и Ахмад. Достаточно прямые люди, которые вряд ли быстро сориентируются в резко изменившейся ситуации и поймут, что никакого закона в стране больше нет… Посоветуют ей отказаться от такого предложения, выяснив, что на самом деле цены сейчас на Рублевке намного выше, и тогда в ход у криминала пойдут совсем другие аргументы… У них же задача купить дешево и продать дорого, и нет никаких проблем утопить целую семью в ближайшем болоте, если она уперлась и не хочет продавать по-хорошему…

Нет уж, такое сомнительное наследство оставлять мне совсем неохота. Ну ее, эту Рублевку… Так что надо доставать карту и долго думать – где именно я хочу эту самую дачу строить.

***

Болгария, Солнечный берег.

Любомир встал пораньше и тщательно приводил себя в порядок. Вчерашний день вышел суматошным. С самого утра, даже позавтракать не успев, чтобы не ехать по самой жаре, пришлось везти всю группу в студию научно-популярных и документальных фильмов в Софию, где они и пробыли весь день до самого вечера. Кормили там хорошо, конечно, но он устал переводить все эти разговоры о сотрудничестве. Сосед по номеру еще спал, так что можно было спокойно занять ванную комнату, не беспокоясь, что кто-то начнет ломиться. Надо сегодня быть во всеоружии, думал Любомир, вспоминая новую знакомую из подшефной ему группы.

– Галия, какое необычное имя, – думал с предвкушающей улыбкой он, – и какая потрясающе красивая женщина. Вот достойная цель для меня.

Первоначально он рассчитывал сконцентрироваться на туристках из Швеции или из Германии. Они были раскованы, точно знали, чего хотят и, главное, не ждали от курортного романа чего-то серьезного. Но появление жгучей советской красавицы заставило его экстренно поменять планы. С женщинами из СССР, конечно, сложнее, – думал Любомир, – но тем слаще и желаннее награда.

***

Глава 5

Болгария, Солнечный берег.

На завтраке вся группа села вместе, заняв большой стол. Вчерашний день в Софии все стремились забыть. Утомительная длинная дорога туда, утомительная обратно, совершенно бестолковые переговоры, никому на самом деле не нужные. Болгары просто хотели убедиться, что фильм, который снимет группа, будет показывать их страну в максимально выгодном свете. Могли и просто попросить, вместо того, чтобы таскать их в столицу, где их водили по кабинетам, знакомя с разными деятелями местного документального кино.

Но сегодня они были уже сами по себе. Можно было немного отдохнуть, прежде чем приступать к сьемкам.

Завтрак был разнообразным. Предлагались на выбор два варианта салата, рисовая каша или омлет, несколько видов выпечки и закусок, фрукты. Глаза разбегались. Все члены съемочной группы набрали полные подносы и с интересом изучали блюда, сидя за столом.

– Что за салат у тебя, Галия? – спросил ее заинтересованно оператор Саша.

– Написано было «шопский», – ответила она, пробуя с любопытством новое блюдо. – Вкусный, – довольно кивнула головой.

– Добр апетит! – важно сказал всем Андрюха, держа в руках небольшую книжечку.

– Это у тебя что? – поинтересовался Саша, позаимствовав книжечку у того из рук. – Русско-болгарский разговорник, – прочитал он и, уважительно кивнув, вернул ее обратно осветителю.

– Вот, – назидательно поднял вилку вверх Семен Денисович, – человек готовился к зарубежной поездке со всей ответственностью. А как сказать «спасибо»? – поинтересовался он.

– Благодаря. – ответил Андрюха, светясь от радости, что его похвалили.

– Ну, тогда благодаря тебе, – улыбнулся Семен Денисович.

***

Москва, квартира Ивлевых.

Вернулся домой после разговора с Муравьевым, все равно до первой лекции еще два часа. Обнаружил на детской площадке Валентину Никаноровну и Загита с мальчишками. Поздоровался, да и остался с ними. Поиграю с детьми на улице, а то видят меня в основном дома.

– Как Анна Аркадьевна новость восприняла? – поинтересовался между делом у Загита.

Он вместо ответа показал большой палец вверх, ухмыльнувшись.

Ну, еще бы, – мелькнула мысль, – она небось толком никуда не ездила столько лет, с ее-то работой и семейными неурядицами, а тут больше месяца в Крыму. Есть от чего в восторг прийти.

Заметил идущую мимо нас к подъезду Ирину Леонидовну. Поздоровался с ней доброжелательно. Она внезапно посмотрела на меня недобро и как рявкнет:

– Улыбаешься? Здороваешься тут, как ни в чем ни бывало. Познакомил моего Ванечку с этой потаскухой, жизнь ему сломал, а сам и рад…

Здрасьте, приехали!.. Сказать, что я опешил от такого наезда – ничего не сказать.

– Вы, Ирина Леонидовна, очень неправы сейчас, – сказал я как можно более спокойно, хоть возмущение и одолевало. Но не воевать же с пожилой женщиной. – Иван и Ксюша оба хорошие люди, но это жизнь, кто мог знать, что так сложится.

– Хорошие люди! Иван-то да, но это ты шалабуду эту называешь хорошей? – вскипела Ирина Леонидовна. – Сам себе нормальную жену, значит, выбрал, а сыну моему и эта сгодится, по-твоему?!

– Ну-ка, голубушка, немедленно возьмите себя в руки, – внезапно вступила в нашу перепалку Валентина Никаноровна. – Кругом дети, а вы здесь устроили балаган, дискредитируете всех советских женщин своим поведением.

– Почему это я дискредитирую? – слегка опешила от ее напора Ирина Леонидовна, растеряв весь боевой задор. – И вы кто такая вообще, чтобы мне указывать?

– Я нормальный взрослый человек, знающий, как надо себя вести и умеющий общаться с другими людьми. А вы, голубушка, свои манеры, видимо, дома забыли. Предлагаю вам прогуляться, поискать их. Дамам в нашем возрасте без них никак нельзя.

Говорила наша няня все это вроде тихо и спокойно, но от тембра и интонаций в ее голосе аж мороз по позвоночнику шел. Сразу напомнила мне тетю Дилю. Вот никак не татарка, а похожи по воспроизводимому на людей эффекту как сестры родные…

– Вы мне не указывайте, – заявила Ирина Леонидовна совсем уж неуверенно и, не найдя поддержки во взглядах никого из окружающих, устремилась к подъезду, гордо вздернув подбородок.

Н-да! Печаль. Похоже, отношения с соседкой совсем испорчены. Я обернулся, все еще расстроенный произошедшим, и искренне поблагодарил Валентину Никаноровну за поддержку.

– Ну что вы, Павел, все в порядке. Извините меня, что вмешалась, но эту особу нужно было привести в чувство, пока она детей не напугала. А вам это делать было совершенно не с руки. Вы молодец, что сдержались. С женщиной должна по возможности разбираться женщина. К тому же вы существенно моложе ее. Начни вы с ней спорить, оказались бы в заведомо проигрышной позиции.

– Согласен с вами и еще раз спасибо, – благодарно кивнул я.

Осознал, что проникаюсь уважением к нашей няне все больше и больше. Ну, Виктория Францевна, чувствую, еще не раз буду поминать вас добрым словом за такую рекомендацию.

Валентина Никаноровна кивнула мне и спокойно пошла с пацанами на горку, словно ничего и не произошло только что. Родька держал для моих пацанов всегда место в очереди. А я встретился взглядом с Загитом. Он стоял с виду совершенно невозмутимый, только в глазах черти плясали.

– Во дает наша няня, – тихонько сказал, подойдя к нему, – и, главное, никаких повышенных тонов, ни одного грубого слова…

– Ну как ни одного, а «голубушка»? – ухмыльнулся Загит.

Посмотрел на него с недоумением.

– Ты просто с ней редко общаешься, – начал мне объяснять тесть, – имей в виду, если она называет кого-то «голубчиком» или «голубушкой», значит, ругается, причем сильно. Слышал я пару ее телефонных разговоров как-то… Я же с ней чаще дело имею, когда с детьми помогаю, уже выучил ее выражения. А вообще, золотая женщина, тут не поспоришь… И характер – кремень.

***

Москва. Квартира Мещерякова.

Чара стоял перед шефом и рассказывал, эмоционально размахивая руками:

– Да не знает Дружинина о нас ничего. Вот вы видели когда-нибудь индюка в деревне?

– К чему ты это? – недоумённо спросил у него Мещеряков.

– Вот эта баба очень похожа на такого хорошо откормленного породистого индюка. Ходит с таким самодовольным видом, как будто она царь земли. Лезет в любое дело, касается её оно, не касается, но сугубо для того, чтобы поскандалить, и кого-нибудь припереть к стенке. Я так понял, чисто для развлечения. Она прёт как танк, не стесняясь наматывать чужие кишки на гусеницы. Она ничего не копает против нас, она просто каждый день получает огромное удовольствие от того, что делает максимальное количество людей вокруг несчастными.

Мещеряков смотрел на Чару с удивлением.

– Не знал, что ты способен так гладко описывать самодуров. Но да, хотелось бы, чтобы сказанное тобой было верно. Удалось просмотреть ее бумаги?

– Конечно. Вот, кстати, ещё признаки, что она ничего не опасается. Один из ящиков стола можно запереть на ключ. Но она никогда его не запирает. Я каждый вечер после того, как она уходит, дожидаюсь, когда из окна вижу, как она проходит проходную, и перелопачиваю всё, что у неё есть и в столе, и в шкафах. Мало ли что написала и положила, пока я бегаю по её поручениям по всему заводу.

– А что за поручения? – спросил его Мещеряков.

– В основном совершенно бестолковые, – махнул рукой Чара. – Ношу различные бумажки, которые того не стоят, с места на место. А, и первым делом отправила меня обнюхивать рабочих с утра на проходную. Не пахнет ли от кого-то спиртным?

– И как, пахло?