В проверке тетя Бруня возжелала участвовать лично. Впрочем, я не очень-то отбрыкивалась. Со мной местные сплетницы… простите, старожилы и разговаривать бы не стали. Но стоило тете Бруне отрекомендовать меня как свою пятиюродную племянницу и очень, очень хорошую девочку, как соседи добрели и вываливали на нас целый ворох слухов. Еще бы, свежие уши! Оставалось лишь выуживать из навоза жемчужины, а в этом я за время работы поднаторела.

– Деточка, – ворковала пожилая учительница, кутаясь в вязаную, не по сезону теплую шаль, – ты бы знала, какнам не повезло с соседями!

Далее последовала скорбная повесть о войнах и интригах.

Я кивала, сочувствовала и поддакивала. И только когда она принялась расхваливать своего сына-холостяка, я поспешила сбежать. Не то Мердок этому "мальчику с большими перспективами" перспективы-то открутит!

Через два часа голова у меня гудела, а полученный результат состоял из одних "не": воров никто не видел; подозрительного не заметил; собачий лай не слышал; о манере тети Бруни с дядей Вано подолгу отдыхать в бане никому не рассказывал. Да и о чем, собственно, рассказывать? Какого-то особого графика банных дней у супругов не было, они отправлялись в парилку, когда душа попросит. Так что посторонним от такой информации все равно толку мало. Нет, тут сработал кто-то из своих. Но это-то сразу было понятно!

Сузить круг подозреваемых все же немного удалось. Путем осторожных расспросов я выяснила, что вишня у тети Бруни ранняя, поспевает чуть ли не первой в округе. При этом"неучтенных" вишен – варенья ли, наливки ли – ни у кого выявлено не было.

Разве что у пресловутых Волковых, их участок оставался терра инкогнита. Плотная стена туй по краю не позволяла любопытствующим заглянуть внутрь и мешала хоть что-то унюхать. А звуки… что звуки? Ну воет кто-то в полнолуние, дело обычное.

– Ой, втомылась я щось, – вздохнула тетя Бруня, обмахиваясь ладошкой. – Додому пидемо?

Ее пыл несколько поугас. Еще бы, в такую погоду только отдыхающие по улицам и бродят. Местные умнее, сидят себе в тенечке, попивают лимонад.

Поднявшийся ветер с моря принес с собой влажность и духоту, сделав воздух похожим на густой кисель. Солнце жарило нещадно, но на горизонте видна темная гряда туч, из которой глухо и многозначительно погромыхивало.

Если уж мне приходилось туго, то каково тете Бруне с ее лишним весом?

– Идите, – кивнула я рассеянно, оглядываясь по сторонам. – Дальше я сама. Только скажите, где тут у вас дети собираются?

В частном секторе малышне хорошо. Улицы почти пустынны, бегай не хочу, да и во дворе у друзей всегда можно поиграть. Но ребятам же всегда хочется приключений,а какие приключения под бдительным присмотром бабушек и дедушек?

– Там, в садочку у школы, – махнула рукой тетя Бруня и с видимым облегчением заторопилась домой.

***

Я добросовестно обошла школьную территорию по периметру. Ворота заперты, боковых калиток не нашлось. Ребятня, понятное дело, перебирается через забор. Я похлопала по выщербленной от времени кирпичной кладке. Хорошая опора, а если ухватиться за свисающую ветку липы… Алле-оп!

Юбка угрожающе затрещала по швам, но выдержала. Я поддернула ее повыше, лихо перекинула ноги на ту сторону, взглянула вниз… и встретилась взглядом с мужчиной в камуфляже.

От неожиданности я чуть не выпустила спасительную ветку. Невольно вскрикнула – эдак костей не соберешь! – и вцепилась свободной рукой в кирпичный "столбик".

– Осторожнее! – запоздало предупредил "камуфляж", шагнул вперед и протянул руки. – Давайте, я ловлю.

Я поколебалась всего пару мгновений и соскользнула с ограды.

Он даже не крякнул. Бережно, как мамаша младенца, поймал меня и поставил на дорожку. Силен! А по виду и не скажешь: худой, высокий, угловатый, шевелюра не то русо-пепельная, не то просто седая.

Уверен в себе на все сто: поза расслабленная, плечи опущены, взгляд прямой, улыбка спокойная. Из кармана брюк предательски выглядывает газета с кроссвордом.

– Серж Вулф, – деловито назвался мой новый знакомец. – Сторож.

– Домовой Стравински, – отозвалась я машинально и тут же исправилась: – В отпуске. Я из Ёжинска, тут на отдыхе.

– А! – из серых глаз сторожа исчезла тень настороженности, и он протянул мне мозолистую руку. – И какими судьбами домовой из Ёжинска оказался на школьном… дворе?

Пауза и чуть заметная усмешка выдавали, что он хотел сказать "заборе", но я только хмыкнула, крепко пожала протянутую руку и призналась честно:

– Да вот, – я одернула юбку, – снимаю комнату у тети Бруни. Брунгильды Марковны. У нее сад вчера обнесли, она просила помочь.

– Малышня? – сходу угадал охранник, хмурясь.

Я пожала плечами. Ходить вокруг да около не хотелось. Да и смысл? Подумаешь, кража века!

– Может они, а может Волковы. Знаешь таких?

Густые брови охранника натурально полезли на лоб.

– Волковы? Обнесли сад? – он мотнул головой. – Да ну, быть такого не может!

– Вот и мне не очень верится, – созналась я, переступив с ноги на ногу. – Скорее дети хулиганят.

Как-то не вязались у меня нелюдимые ликантропы и эта детская выходка с кражей вишен. Не зря же нас учили составлять психологический портрет преступника!

Вулф нахмурился еще сильней, резко повернулся, бросил через плечо:

– Иди за мной!

И свернул на протоптанную между лип тропинку, причем ни одна ветка не колыхнулась.

Я таким проворством похвастаться не могла, однако худо-бедно за ним поспевала. Идти, впрочем, оказалось недалеко. Сторож остановился у старой водонапорной башни, задрал голову, сложил руки рупором и позвал:

– Эгей!

Из окна-бойницы ловко пульнули в него… чем? Сторож уклонился-перетек в сторону и укоризненно качнул головой. Только что пальцем не погрозил.

Я не поленилась наклониться и подобрать, кхм, снаряд. Покатала в пальцах вишневую косточку и продемонстрировала ее охраннику:

– Улика.

Мой негромкий голос, против ожиданий, в башне расслышали. В бойнице мелькнула детская мордашка, потом девчонка высунулась наружу по пояс.

– Какая еще улика? Ты гонишь, тетя!

Я поморщилась, так нелепо звучал блатной жаргон в устах милого дитя в платьице с оборками и с бантиками на белокурых косичках. Рядом смутно угадывались другие дети.

– Спускайся, поговорим.

– А чего мне за это будет? – прищурилась хулиганка.

– Лучше спроси, чего не будет, – хмыкнула я. – Привода в детскую комнату полиции, например.

Девчонка задрала нос.

– Подумаешь! Не впервой. Так чо предъявить хочешь?

– Метровочка! – вдруг рявкнул сторож, да так, что даже я невольно пригнулась. – Сколько раз я тебе говорил не лазить в эту башню? Там может быть опасно! Слезай по-хорошему, а не то…

Угроза не прозвучала, но девчонка побледнела и сдулась. Шмыгнула носом и махнула кому-то рукой.

– Отбой, пацаны. Спущусь, перетрём по-взрослому.

Я только глаза закатила. Куда катится мир?!

Росту в девчонке было около метра, зато самомнения – на все пять.

– Ну? Чего надо? – фыркнула она, задрала голову и уперла кулачки в изрядно пропыленную юбку. Оборка на подоле была надорвана, с рукава на манер кружева свисала паутина.

Кто эту хулиганку так наряжает? Ей бы камуфляж, как у Вулфа.

– Это вы оборвали вишни в саду у дяди Вано? – не мудрствуя лукаво, спросила я.

Она вытаращила голубые глазенки, дернула себя за косичку и оскорбилась:

– Да у моей бабки лучший вишняк в округе! И вообще, я чужого не беру.

– А твоя банда? – вмешался Вулф.

Над девчонкой он возвышался скалой.

Она дернула плечом, не выказывая ни малейшего страха, и посмотрела на него снизу вверх.

– За свою братву ручаюсь. Ну так чо?

Мы со сторожем переглянулись, и я молча покачала головой. Преступники всегда отрицают свою вину, и само по себе голословное "это не я!" еще ничего не значило. Однако мое чутье домового прямо-таки кричало, что это не наш случай. Уж слишком спокойна эта мелкая козявка, слишком уверена в себе. Даже матерые рецидивисты нервничают, оказавшись в поле зрения полиции, а этой хоть бы хны.

– Свободна! – бросил Вулф хмуро.

Девчонка фыркнула, вздернула нос и птицей взлетела обратно на голубятню. Может, у нее тоже предки были из оборотней? Ласточки там, голуби? Ладно, это не столь существенно.

Что теперь-то делать? Возвращаться домой, несолоно хлебавши?

Словно в ответ издали прогремело гневное:

– Злодийи! Ворюги!

И голосок-то какой знакомый…

Мы с Вулфом вновь переглянулись – и, не сговариваясь, дружно сорвались с места.

Зря я ругала каблуки: бежать в шлепанцах было еще хуже. В очередной раз подобрав слетевший с ноги сланец, я выругалась сквозь зубы и вынужденно сбавила ход. Зато как бежал Вулф! Легкий, поджарый, гибкий – залюбуешься.

У знакомой калитки он замешкался на мгновение, а потом лихо перемахнул через забор. Только потревоженные ветки качнулись.

Щелкнул засов, дверь распахнулась.

– Она на дереве, – сообщил оборотень деловито. Только в уголках глаз собрались смешливые морщинки.

Я приложила руку к глазам и задрала голову. Мать моя… ветреная женщина!

Тетя Бруня восседала на широкой ветке, обеими руками вцепившись в толстенный ствол абрикоса. Над ее головой гордо реяли на ветру кружевные трусы размера "чехол для танка". Видимо, за ними тетя Бруня на дерево и полезла. На дорожке под деревом валялся перевернутый таз с бельем. На увивающей арку розе белел бюстгальтер. Пес Барбос торопливо дожевывал наполовину сдернутый с веревки сарафан.

Хозяйка же ничего не замечала. Ругала незадачливых воришек на все корки, да так, что старое дерево ходуном ходило.

С прощальным "шмяк" вниз хлопнулось несколько абрикосов. Мягкие, переспелые, да с высоты… Только оранжевые кляксы и остались. Не хотелось бы, чтобы тетя Бруня разделила их печальную участь.

Вулф проследил за ее взглядом и тронул меня за локоть.

– Волковы, – сказал он одними губами.

Ага! Выходит, сверху их участок вполне себе просматривается? Интересно, что такого она там разглядела?

– Тетя Бруня! – позвала я, сложив руки рупором.

Она в запале не услышала. Ветка под ее седалищем уже жалобно поскрипывала.

Ну что, вспомним строевую подготовку? Ух, как мы тогда глотки драли по утрам! "Доброе утро, господин майор!" – надо было проорать так, чтобы птички с деревьев попадали. Тетя Бруня, конечно, покрупнее воробья будет…

Я оценивающе прищурилась, прочистила горло и рявкнула:

– Брунгильда Марковна!

Она вздрогнула всем телом и чуть не сверзилась со своего насеста. Вулф уважительно показал мне большой палец.

– Анечка? – просипела она и схватилась за горло. Ну вот, голос сорвала.

– Спускайтесь, – я мимоходом отобрала у собаки изрядно пожеванную тряпку, в которую превратился сарафан.

Тетя Бруня наконец заметила безобразие и ахнула.

– Барбос! – прошептала она. – Шо ж ты робыш?

Пес вильнул хвостом, хлопнулся на попу и преданно уставился на хозяйку. Мол, ничего такого не делаю, хозяйка. А что?

– От я тоби зараз! – пригрозила она тем же натужным шепотом. – Тилькы злизу…

Она посмотрела вниз и побелела. "Только слезу" легче сказать, чем сделать. Наверх-то забраться проще.

Вулф хмыкнул, шагнул вперед и уже привычно раскрыл объятия.

– Прыгайте, я поймаю.

Ох, чего нам стоило уговорить тетю Бруню разжать-таки руки! Я уже сама охрипла, пришлось даже пригрозить вызовом пожарных с лестницей. Наконец почтенная гномка сдалась. Осенила себя священным знаком, зажмурилась, выдохнула:

– Ой, лышенько!

И с оглушительным визгом полетела вниз. Кажется, у нас сейчас и правда будет лышенько – несчастье в переводе. Клякса.

Но Вулф не подвел. Покраснел от натуги, вспотел даже, но удержал на весу сто пятьдесят килограмм красоты и грации.