Витторио Линджарди: Мы все нарциссы? Феномен нарциссизма от мифологии до патологии

Vittorio Lingiardi

Arcipelago N

Variazioni sul narcisismo

Печатается с разрешения Giulio Einaudi editore s.p.a.

All rights reserved

© 2021 Giulio Einaudi editore s.p.a., Torino

© О. Ю. Ткаченко, перевод, 2023

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2025

Все права защищены.

Любое использование материалов данной книги, полностью или частично, без разрешения правообладателя запрещается

Введение

Аутоэротический механизм, в большей или меньшей степени, свойствен всем душам.

Карло Эмилио Гадда,«Адальджиза. Миланские зарисовки»

Мы все нарциссы, но не в равной степени. И не все страдаем нарциссическим расстройством личности. При написании этой книги я преследовал две цели: показать на примерах различные формы нарциссизма и исследовать пограничную зону между характером с выраженными в большей или меньшей степени нарциссическими чертами и нарциссическим расстройством. Это важная территория, именно на ней состояние, при котором человеку просто нравится нравиться, превращается в мучение – очень часто для самого человека, почти всегда для окружающих. «Цветок любви, – пишет Гарсиа Лорка, – и боль моя. Все та же боль. Нарцисс»^[1].

Эквилибрист самооценки, нарцисс ходит по канату, натянутому между здоровым самолюбием и патологическим торжеством самолюбия. Где-то между этими крайними точками располагается и наш нарциссизм, нарциссизм повседневной жизни, обусловленный культурным контекстом и уверенно растущий. Оттенки и виды нарциссизма многочисленны – настоящий архипелаг всевозможных форм. Существуют грандиозный нарциссизм и уязвимый нарциссизм, которые часто сожительствуют в одном человеке без его ведома. Более тридцати лет назад английский психоаналитик Герберт Розенфельд предложил различать «толстокожих» (thickskin) и «тонкокожих» (thinskin) нарциссов. Соответствующие два вида нарциссизма противоположны в проявлениях, но оба свидетельствуют о проблеме регулирования самооценки, неспособности достичь равновесия между самоутверждением и признанием важности другого человека.

Известно, что наша биология влияет на контекст, а контекст, в свою очередь, влияет на проявления нашей биологии. Все расстройства личности представляют собой попытку решить проблему на стыке темперамента и воспитания, биологии нашей личности и истории ее развития в семейном окружении. Когда психотерапевту и пациенту удается установить контакт с проблемой – то есть признать ее еще до того, как они ее познают, – начинается процесс лечения.

Плавание по нарциссическому архипелагу – одновременно захватывающее и пугающее путешествие, которое предполагает встречу с русалками и морскими чудовищами, остановки на множестве островов. Такая одиссея может закончиться нарциссическим кораблекрушением, ведь задача очень амбициозна. При подготовке к путешествию по архипелагу Н я изучал разные карты, но особое внимание уделял своим клиническим знаниям о других и самом себе. Не пренебрегая иными атласами (мифологией, достижениями психотерапии, произведениями искусства), я доверюсь своему опыту отношений. Потому что, сколь бы подробны ни были диагностические справочники, именно в стиле отношений мы ощущаем нарциссическое пространство – как свое, так и чужое. Есть нарциссизм, который прельщает, и тот, что отталкивает. Каждому свое: для кого-то это часть повседневной жизни, а для кого-то – телеобраза. Как я уже говорил, а точнее – как говорил Розенфельд, все дело в толщине кожи.

Вернувшись с похорон, коллега признался мне, что ни секунды не думал о подруге, потерявшей сестру:

Я люблю ее, мы выросли вместе. Но я не мог перестать думать о себе, о своих делах, о том, как продвигается работа, а продвигается она, надо сказать, отлично. Возможно, меня пригласят на должность в министерство.

Неспособность переключить внимание с себя на другого – яркая черта некоторых нарциссов. Ее можно называть по-разному. Например, эгоцентризмом, при котором человек попадает в ловушку собственного взгляда на мир и теряет такие важные измерения человеческих отношений, как любопытство и эмпатия. Чтобы превратить особенность личности в ее расстройство, одного эгоцентризма недостаточно, но, если мы прибавим к нему постоянный поиск восхищения со стороны окружающих, ожидание особого обращения, преувеличенное чувство собственной важности и склонность использовать других, диагноз становится весьма вероятным.

В начале онлайн-презентации блестящего романа ведущий просит трех приглашенных докладчиков ограничить свое выступление пятнадцатью минутами, чтобы оставить время для итогового обсуждения, и передает слово первой докладчице, известному литературному критику. Не обращая внимания на всеобщее недоумение, синьора говорит три четверти часа, причем больше о своих профессиональных достижениях (с длинным четким «я-я-я»), чем об обсуждаемой книге.

Насколько важен я? Чего я сто́ю по мнению других? Два типа нарциссов, которые мы недавно разделили по толщине кожи, можно также назвать скрытыми и явными: первые застенчивы и замкнуты, вторые горделивы и, сами того не замечая, требуют, чтобы все внимание было приковано к ним. Оба стоят на краю пропасти самооценки и в этом неудобном положении ощущают, что на них смотрят другие. Вот только сами они этих других плохо видят, воспринимают их как публику: пытаются завоевать ее или боятся ее осуждения. Они обесценивают или идеализируют окружающих. Это относится и к психотерапевту: поначалу он может стать для них зеркалом, удваивающим их сияние, а потом быстро разочаровать их и оказаться списанным за некомпетентность.

Одержимые завистью, возбужденные деспотизмом, поцелованные успехом, окруженные харизмой, лишенные нравственного сознания, задавленные тенью депрессии, наполненные пустотой, терзаемые неудовлетворенностью, способные низвести любовь до садизма, а манипулирование другими до психопатии, – нарциссические личности разнообразны, они значительно отличаются друг от друга, и их следует рассматривать как разные точки континуума тяжести заболевания. Одна и та же характеристика – скажем, отсутствие эмпатии – по-разному проявляется в личностях художника, одержимого собственным талантом, академика-карьериста и серийного убийцы-садиста.

Нарциссизм поражает своей гипертрофированностью, грандиозностью и властностью. Менее заметен, но столь же распространен молчаливый нарциссизм, тонкая кожа которого покрывает чувства неудовлетворенности, несоответствия, недостойности, боязнь оказаться невидимыми, страх осуждения. Все это защитные реакции на травмы развития. Но не любой нарциссизм – патология. Существует и здоровая любовь к себе, объединяющая удовлетворенность и навыки заботы, которая, конечно, не исключает некоторой обеспокоенности тем, каковы мы и какими нас видят другие. Это необходимая составляющая нашего самосознания, которая позволяет нам наилучшим образом сделать шаг от я к «ты». Это любовь к себе без самолюбия, шаткое равновесие заповеди «возлюби ближнего своего, как самого себя». Не больше и не меньше – именно «как». Как писал Фрейд:

Подобное требование легко выдвинуть, но трудно исполнить^[2].

Мой опыт общения с нарциссами заставляет меня думать, что они несчастны даже тогда, когда не замечают этого, потому что не могут получить истинное удовольствие от того, что делают. Одна моя пациентка, очень творческая личность, писала блестящие литературно-критические очерки, но считала их дилетантскими, никогда не оставалась довольна своими текстами, почти стыдилась их. Она не могла полюбить собственный талант, и так было не только с ее текстами, но и с ее чувствами, которых она также не принимала. Другой пациент обладал довольно посредственными художественными способностями, но считал себя гением до тех пор, пока однажды его не окатило из холодного душа: он принял участие в небольшой групповой выставке и оказался там единственным, кто не продал ни одной картины (этот случай не повлиял на его тщеславие, но по крайней мере привел на психоанализ, где он собирался жаловаться на участь непризнанного гения). В процессе работы с еще одним пациентом я понял, что некоторые изощренные формы доброты рождаются из нарциссического страха не быть оцененным. Конечно, не все заботливые люди нарциссы, но некоторые да. В их внимании ощущается оттенок мазохизма или недовольства. Как будто конечная цель, истинная причина их любезности – не сделать добро, а быть уверенными, что их оценят по заслугам.

Настоящая литература умеет оживлять наши психологические наблюдения. Гадда, например, пишет о существовании двух я. Одно из них – «дерзкое… гордое… украшенное всевозможными атрибутами… багровое, и пернатое, и напыщенное, и надутое… как индюк… в раме из инженерных дипломов, рыцарских титулов… исполненное семейной славы…».

Другое я – «угрюмый горец с недоверчивым взглядом глубоко запавших глаз, с напряженным от жадности сфинктером, покрасневшим от кишащих на нем гнид… темно-красное… кельтское, укрывшееся в чаще между гор… теневое я, животное, лесное я… очень красное, очень потное… я с потными ногами… с подмышками, еще более потными, чем ноги…». Критик Эмилио Манзотти пишет о них как о показном я и теневом я: «я-командор и я-калибан, разные, противоположные, но объединенные головой-монадой, защищенной панцирем от всякого внешнего воздействия, непроницаемой для разума».

Неуверенность, страх, зависть, гнев, стыд, точно дикие звери, постоянно нападают на нарциссов; они живут в непрерывном сравнении себя с другими. Некоторые из них безнадежно смотрят на остальных снизу вверх, другие – презрительно взирают сверху вниз, третьи мучительно раскачиваются между этими состояниями, как на качелях. Сила давления нарциссизма на нашу личность зависит от исследуемых, но не в полной мере известных условий: семейной истории, образования, полученного воспитания, родительских ожиданий, конфликтов с братьями и сестрами, а также от непостижимого взаимодействия генетической предрасположенности, нейронных цепей, жизненного опыта.

Вслед за удачной формулой Кристофера Лэша, в конце семидесятых создавшего концепцию «нарциссической культуры», мы склонны приписывать обществу и его виртуальным разработкам значительную часть ответственности за нашу растущую нарциссизацию. Ее причины мы видим в ослаблении связей и солидарности между людьми, определенном поощрении культа я, проявляющемся в одержимости собственной уникальностью, финансовым успехом, пластической хирургией. Нарциссизм (в полном соответствии со своей миссией) привлек внимание средств массовой информации. И уже давно проник в политику. Мы живем в эпоху, способствующую развитию представления о собственной хрупкости, которое приводит к страху перед длительными отношениями, ужасу перед старением и обманом, бегству от своей уязвимости, поиску оценки, которую легко получить (лайки), и постоянному самопоказу (селфи). В целом повышение самооценки и желание внимания – это неплохо. Проблема лишь в том (и именно здесь проходит водораздел между умеренным нарциссизмом амбиций и самоуверенности и обжигающим нарциссизмом грандиозности и бесчувственности), ищутся ли они вместе с другими или в ущерб им.