– Ясненько… Личность уже установили?

– Установим. Пока ясно, что местная. Свидетели говорят.

– Свидетели… ага, ага… А где они?

– Да вон, под березой.

– А, пареньки эти… Ладно, поговорю… А платье, вещи?

– Не нашли пока.

– Ага, ага…

На том берегу из зарослей показался участковый Дорожкин. Сняв фуражку, замахал рукой – река в этом месте была узкая, метров пятнадцать-двадцать в ширину.

– Игнат, тут плот! И пятна на нем подозрительные…

– Плот?

Следователь тоже заинтересовался:

– Плот? Что за плот? Ладно, поглядим… А что, думаете, ее тут и притопили?

– Могло и течением принести. – Ревякин указал рукой. – Во-он оттуда. Где участковый стоит.

– И где плот! – потер руки Пенкин. – Надо бы взглянуть на этот плотик.

– Так я скажу Дорожкину…

– Нет-нет, я там посмотрю, на месте… Вплавь!

– Не надо вплавь, Сергей Петрович! – сказал участковый. – Тут, чуть выше, – брод.

– Ну, брод так брод – еще лучше. Показывай где…

Глава 2

Тянск – Озерск, июнь 1968 г.

И. о. районного прокурора, младший советник юстиции (майорская большая звезда) Владимир Андреевич Алтуфьев, встав с кресла, потянулся и, задернув от солнца штору, искоса посмотрел на портрет Владимира Ильича Ленина, висевший позади стола, прямо над сейфом.

– Что, Владимир Ильич, щуритесь? Жарко? И мне жарко. Интересно, когда Пенкин позвонит? Или там телефонов нет? Ладно, подождем… А вообще странное дело… странное… Интересно, что там Пенкин нароет? Или Игнат уже нарыл? Нет, ну надо же – звезду вырезали! Фашисты недобитые, что ли? Может, и впрямь дело-то в КГБ передать? Ага… кабы они взяли! Скажут, сперва сами проверьте…

Алтуфьев специально отправился на обед пораньше, предупредил секретаря Ниночку: если Пенкин позвонит, так все точно запомнить, что он скажет, а еще лучше – записать, слово в слово.

– Да уж вы не беспокойтесь, Владимир Андреевич! – Ниночка оторвалась от зеркальца и мило улыбнулась шефу.

– Да я и не беспокоюсь в общем-то, – улыбнулся в ответ Алтуфьев, поправив перед зеркалом воротник щегольской белой рубашки.

Он и впрямь не беспокоился: секретарь, несмотря на весь свой несолидный внешний вид (ногти, вызывающую помаду и выстроенные на голове «вавилоны»), дело свое знала, иначе б на должности не удержалась. Все ж прокуратура, а не какая-нибудь там шарашкина контора.

– Просто хотел попросить. Вы пока на обед не ходите, пока я не приду. Ну, вдруг Пенкин позвонит… Лады?

– Лады, Владимир Андреевич. Подожду!

Еще раз улыбнувшись, Алтуфьев, словно мальчишка, легко сбежал по лестнице вниз, к парадному входу, где, ожидая его, стояла вишневая красавица «Ява-250» с космического вида коляской.

И. о. прокурора не было еще и сорока, верно, потому и не утверждали в должности, даже проводив старого прокурора на пенсию, все мурыжили. Зачем? Держали для кого-то место? Да кто его знает? Хотя сам товарищ Левкин, первый секретарь райкома, Алтуфьева поддержал, а уж Левкина, бывшего партизана и командира ударного комсомольского отряда, в районе уважали, если не сказать больше – побаивались. Однако, как вот выяснилось, не все…

Высокий, худощавый, спортивный, с красивым лицом и аккуратной стрижкой, Алтуфьев производил впечатление на женщин, однако этим своим свойством не пользовался, исключая разве что прежние времена… Не побоявшись грозного начальства, развелся и женился наконец по любви, на бывшей своей коллеге из Нарвы.

К мотоциклам же Владимир Андреевич был неравнодушен с детства, вот и сейчас… Ах, «Ява», красавица «Ява», да разве ж сравнится с ней что-либо…

Многие старшие коллеги за это Алтуфьева осуждали, правда, за глаза. При такой-то должности – и на мотоцикле? Ну и что, что «Ява»? Все равно несолидно как-то. Машина нужна, машина! «Волга» или – еще лучше – четыреста восьмой «Москвич»!

Где деньги взять? Так думай… Ты прокурор или кто? Подержанную брать, через комиссионку? Ну-у, не смешите, лучше тогда уж и в самом деле на «Яве» ездить.

Владимир Андреевич, впрочем, такие разговоры не слышал, хотя догадывался, а если бы услышал, так послал бы непрошеного советчика в известное место. И советчики об этом знали… Впрочем, пока райкомом рулил Федор Иванович Левкин, этаких зануд можно было в расчет не брать. Не враги это, нет… Так, вражата…

Пообедал Владимир Андреевич на этот раз наскоро, в столовке, располагавшейся неподалеку от прокуратуры и местного отдела Министерства охраны общественного порядка (МООП) – так тогда именовалось бывшее МВД. Обошлось не дорого и не дешево – на семьдесят копеек взял щи, гуляш, стакан сметаны с сахаром и чай.

Войдя в приемную, Алтуфьев бросил вопрошающий взгляд на Ниночку:

– Ну что? Не звонил?

– Не звонил. Сам явился! – обрадовала секретарь. – У себя в кабинете дожидается.

Владимир Андреевич всплеснул руками:

– Славно!

– Позвать?

– Да уж сам прогуляюсь.

Едва Алтуфьев вышел в коридор, как в приемной раздался телефонный звонок, и Ниночка тут же выглянула в дверь:

– Владимир Андреевич! Из райкома!

Звонил сам первый секретарь товарищ Левкин. Ругался и требовал взять на особый контроль дело об убитой женщине с вырезанной на спине красной звездой.

– Ты мне расследование обеспечь, Володя! – сопел в трубку первый. – И в самые кратчайшие сроки!

– Не беспокойтесь, товарищ первый секретарь райкома! Сделаем все возможное!

– Вот-вот! И невозможное тоже. А то ишь… Христофорова я уже напряг! Короче, надеюсь!

Христофоров был начальником райотдела МООП, или, как его в шутку называли, «районного Главка», коему подчинялось в том числе и Озерское отделение милиции.

– Однако быстро! – положив трубку, покачал головой Алтуфьев. – И откуда только узнал? Верно, утренние сводки просматривал… А озерские сразу же отчитались. Ладно, посмотрим, что Пенкин скажет…

Кабинет Пенкина располагался на третьем этаже, под самой крышей. Летом там стояла жара, и Сергей всегда распахивал окна настежь. Вот и сейчас, едва начальник открыл дверь, со стола полетели подхваченные сквозняком бумаги.

– Смотри, как бы в окно не улетели! – Войдя, Алтуфьев поспешно захлопнул дверь и уселся на край стола – не любил он низенькие колченогие стулья, а здесь только такие и были.

– Что вы, Владимир Андреевич, не улетят! – Следователь суетливо подобрал с пола бумаги. – У меня там марля от комаров – видите?

– Да уж вижу, – оглядывая кабинет, хмыкнул начальник. – Красивый у тебя календарик, второй год любуюсь!

– А то!

На стене, слева от портрета Ленина, висел глянцевый экспортный календарь за 1966 год с изображением «Москвича-408» с красивой девушкой на капоте. Что уж там больше нравилось Пенкину – девушка или «Москвич», бог весть, но плакатик он не выкидывал, аккуратно приклеивая снизу новые календарики, сейчас вот – нынешний, 1968-й…

– Да и книжка ничего…

Алтуфьев взял небрежно лежащий на краю стола томик Евтушенко «Братская ГЭС» с красным экскаватором и церковью в ковше на обложке.

– Где достал?

– Да случайно купил… В книжном выкинули, а я мимо шел… Гляжу – очередь! Вот и заглянул…

– Это ты удачно. Честно – завидую! Поэт в России – больше, чем поэт!

Владимир Андреевич был тот еще книжник, правда, больше предпочитал фантастику и классику, но и поэзией тоже не брезговал. Особенно вот такой, модерновой – Евтушенко, Вознесенский и прочие…

А книжку Пенкин не случайно на стол положил – похвастался, чтоб шеф увидел!

– А-апчхи!

Подбирая разлетевшиеся бумаги, Сергей громко чихнул. Оказалось, что с верхнего края марли отлетели кнопки и в образовавшуюся прореху с улицы залетал тополиный пух. Тополей у прокуратуры когда-то посадили изрядно!

– Будь здоров! – положил на место книжку Алтуфьев. – Ну? Что там? Рассказывай! Да ты что красный-то такой? Заболел?

– Обгорел! Речка же, Владимир Андреевич! Солнышко… Ну так вот…

Разложив на столе нарисованную цветными карандашами схему, следователь приступил к докладу, время от времени указывая отдельные места пижонской шариковой ручкой ценой в два рубля пятьдесят копеек.

– Значит, вот здесь она и лежала… Мальчишки ее там и нашли – пошли крючки проверить… Могло течением принести вот отсюда… А вот здесь вот… здесь вот как раз обнаружен плот!

– Что за плот?

– Хороший такой, с бортиками. Там и название написано – «Кон-Тики»!

– Ха-ха! – не выдержав, рассмеялся Алтуфьев. – Сам Тур Хейердал к нам в гости пожаловал!.. Так что плот?

– Там пятна бурые. – Пенкин сдул упавшую на лоб челку. – Эксперт говорит, очень похоже на кровь. Точнее скажет позже.

– А кто там эксперт? Варфоломеич?

– Он! И Теркин еще – криминалистом… На пенсию не отправлен!

– Теркин – специалист, каких еще поискать нужно! Значит, говоришь, затылком ударилась?

– Ну, или ударили чем-то тяжелым… Или упала… с высоты собственного роста… Толкнули, скорее всего. Там следы борьбы…

– Личность?

– Устанавливают… Обещали тотчас же доложить!

– Пусть побыстрей устанавливают! – поджав губы, жестко сказал начальник. – Где не надо, так быстры… Сводку вон поторопились подать, уже до райкома дошло!

– До райкома?!

– Так что сам понимаешь, Сереж, дело резонансное.

Пенкин махнул рукой:

– Да это и так, без райкома, ясно. Свидетелей, кроме мальчишек, пока что не установили… Но установят – там станция рядом. Электрички, поезда…

– Убийца вполне мог по железке приехать и уехать… Турист, рыбачок…

– Так вот и я об этом, Владимир Андреевич!

– Сколько там времени прошло?

– Сутки… может, двое…

– Перед выходными, значит… Ладно. Держи меня в курсе… – Встав, Владимир Андреевич подошел к окну. Внизу шумели машины.

– Сам-то, Сереж, что думаешь?

– Скорее всего, убили в ходе конфликта, непреднамеренно… Хотя… звезда…

– Вот-вот – звезда!

– Заманили девчонку… Ударили, убили… Но чтобы звезду… Фашисты какие-то, получается! Или невменяемый… – вдруг сообразил следователь. – Какой-нибудь псих!

– Вот-вот! Проверь всех, кто на учете… Работай! И жду доклада.

– Слушаюсь, товарищ прокурор!

Вернувшись к себе в кабинет, Алтуфьев распахнул окно и, вытащив из ящика стола пачку «Памира», закурил, задумался, время от времени стряхивая пепел в хрустальную пепельницу. Дешевое – десять копеек за пачку – курево как-то не очень вязалось с модным обликом и. о. прокурора, однако Владимир Андреевич привык к таким сигаретам еще в армии – вот и курил, время от времени пытаясь бросить.

Не торопясь выкурив три сигареты – с перерывом на кофе, – Алтуфьев пришел к выводу, что дело-то не столь уж и сложное. Сложным оно казалось из-за вырезанной на спине мертвой девушки звезды! Действительно, какой мотив-то? А вот если представить, что никакой звезды не было, тогда вырисовываются две вполне конкретные версии. Либо на почве внезапно возникших неприязненных отношений, либо действительно действовал невменяемый. Правда, можно еще приплести месть в качестве мотива. Но кто и за что мог так отомстить совсем еще юной особе? Кто мог желать ей смерти? Стоп! А если она беременна? Тогда совсем другой коленкор выходит. Тогда надо искать связи… впрочем, их в любом случае надо искать. Звезда еще эта… К чему? Неужто и впрямь фашисты действовали? То есть их последователи…