Имелись, имелись в СССР и такого рода банды, жестокие и циничные, о них рассказывали на закрытых совещаниях, под подпись о неразглашении. Неужто и в Озерске такая банда завелась? Левкин не зря переживает… Впрочем, рано еще говорить. Для начала надо установить личность убитой. Пенкин пока дело по статье 103-й возбудил – умышленное убийство без отягчающих обстоятельств. Потом можно на 102-ю переквалифицировать – с отягчающими, или на 104-ю – в состоянии сильного душевного волнения, или даже на 106-ю – по неосторожности… Но это все потом, когда будут установленные факты… И подозреваемый!

А может быть, и вообще никакого убийства не было – сама утонула, а потом просто кто-то надругался над трупом… Так и в этом случае тоже резонанс! Еще бы… Это ж надо додуматься – звезду вырезать! Точно умалишенный действовал…

– К вам тут девушка, Владимир Андреевич, – прервала мысли и. о. прокурора заглянувшая в дверь секретарь. – Говорит, на практику. Ну, от нас на юрфак поступала, по направлению.

– Так Ирина Михайловна же…

– Ирина Михайловна с сегодняшнего дня в отпуске, забыли?

А ведь и в самом деле – забыл! Состоявшая в должности помощника прокурора Ирина Михайловна (Телегина по новому мужу) курировала народное образование на предмет соответствия социалистической законности, а заодно и занималась профориентационной работой, за которую вышестоящие органы тоже требовали отчеты.

– Девушка, говоришь? Что ж, пусть зайдет.

Робко распахнулась дверь.

– Владимир Андреевич, здравствуйте! – прозвучал звонкий голосок…

На пороге возникло милое создание – стройненькая брюнетка, синеглазая красотка в летнем белом с черными горошинками платье с бретельками… впрочем, вполне целомудренном – чуть выше колен. Черные туфли-лодочки, черный лаковый поясок, черная, с серебристой застежкой сумочка… Словно из журнала мод!

– А я к вам, Владимир Андреевич. Сессию вот сдала…

– На практику, значит? Да вы присаживайтесь, в ногах правды нет.

– Ага, на практику. Вот направление.

Усевшись на краешек стула, небесное создание принялось копаться в сумочке.

Конечно же, Алтуфьев красотку узнал, еще бы! Сам же ее и уговорил в прошлом году поступать на юрфак вместо педагогического, провел, так сказать, профработу… Расхлебывай вот теперь!

Женя… Колесникова Евгения… Как же по батюшке-то? Батюшка-то ее, насколько помнил Алтуфьев, трудился недалеко, в Озерске, начальником межведомственного гаража. Как же его зовут-то, как? Вот кличка – Керенский, местные остряки дали по имени-отчеству. А как у нас Керенский по имени-отчеству? Александр Федорович – вот как!

– Ну что ж, Александра Фе… Ой – Евгения Александровна! Рад вас видеть. Очень!

Протянув руку, Алтуфьев задумчиво скривился – куда бы теперь эту девчоночку деть? Так бы к Ирине Михайловне приставил, бумажки разгребать, но та, как назло, пока еще в отпуске… А к серьезным делам дите подпускать – себе дороже.

– И я рада! – Привстав, Женя с чувством пожала протянутую руку. Пахнуло какими-то заморскими духами, впрочем – в меру… и еще – самым дешевым шестьдесят шестым бензином…

– Как юрфак? Как сессия?

– Почти на все пятерки сдала! – похвасталась девушка. – Только по римскому праву – четыре. В видах частных деликтов запуталась.

– Солоникин римское право читает? – И. о. прокурора понимающе усмехнулся.

Женя – или просто Женька – с грустным видом кивнула:

– Он.

– Ну, четыре – это вам повезло! Он и при мне еще зверствовал. Но мужик умный!

– Это да… Владимир Андреевич, я вас спросить хочу… – Девчоночка вдруг потупилась, но, тряхнув челкой, решительно вскинула глаза. – Можно мне практику у себя проходить, в Озерске? А то здесь мне надо комнату снимать. Могу, конечно, и приезжать каждый день – у меня мотороллер, но… Там ведь у нас милиция… Ой! Отделение Министерства охраны общественного порядка.

– Кончено же можно, Евгения! – не дав девушке договорить, радостно закивал Алтуфьев. – И, знаете, это вернее решение, очень верное. Всегда полезно любую службу узнать с азов, так сказать, с самого низа. А дело вам там найдут! Думаю, Иван Дормидонтович не будет против…

– Так он в отпуске. Говорят, где-то в Крыму отдыхает.

– Хоть кому-то везет! А за него… Ревякин?

– Да, он. Игнат Степанович.

– Договоримся и с ним, не переживайте!

– Да я в общем-то и не… Ой… Спасибо, Владимир Андреевич!

Слева от широкого крыльца прокуратуры Женьку ждал щегольской, зеленый с белыми крыльями мотороллер «Вятка ВП-150», копия легендарной итальянской «Веспы». Блистающая лаком и хромом, ухоженная – под стать самой девушке, – подарок отца, сделанный в прошлом году, на восемнадцатилетие.

Дочь шофера, Женька Колесникова с детских лет могла водить почти любую технику, даже как-то пришлось – не по своей воле – управляться с автобусом! Правда, то был не «ЗИЛ» и не «Львовец», а небольшой «КАвЗ-651» с капотом как у «ГАЗ-51». Да и проехала-то немного… И все же – автобус! Что уж говорить о мотороллере? На права Женька сдала с первого раза, и теперь, учась в университете, о «Веспочке» своей откровенно скучала, как о любимой родственнице, а сейчас наконец дорвалась.

Правда, по городу ездила аккуратно, как учил отец: гоняют почем зря одни бездельники и дешевые пижоны…

Что ж, раз уж с практикой договорилась, можно и в магазины!

Заурчал, затрещал мотороллер, вывернул на главную улицу…

Повезло, в раймаге как раз «выбросили» докторскую колбасу, и народу в полдень еще было не так и много – отстояв пару часов в очереди, Женька купила целых полкило, больше в одни руки не давали.

Гордая и счастливая, девушка упаковала колбасу в большую хозяйственную сумку, привязала к багажнику и поехала дальше. Мама еще просила пару батонов (в Озерске продавали то, что пекли, только хлеб – черный и белый) и, если сильно повезет, сосисок – килограмм или полкило, сколько продадут, дело такое.

Батоны Женька купила в хлебном, почти что без очереди – десять человек не считается – и еще, не удержавшись, взяла две ром-бабы. Одну съела тут же, на улице, отгоняя от мотороллера почуявших колбасу собак, а вторую решила привезти домой – вечером попить чай.

После ром-бабы захотелось пить – пришлось подъехать к вокзалу. Там, на усаженной липами и кленами площади, стояли автоматы с газированной водой. Помыв стакан, девушка бросила три копейки… Жалко, сироп-то оказался только лимонный, апельсиновый куда вкуснее… ну уж какой был…

Сосиски Женька не нашла, из-за чего, честно сказать, не очень-то и расстроилась – колбасу все же урвала! Хорошая такая колбаса, свеженькая – целая стая собак позади увязалась.

Да, еще нужно было заехать в новый универмаг РайПО, из-за своих архитектурных форм с большими витринами именуемый в народе «стеклянным» или просто «стекляхой». Там иногда появлялись неплохие грампластинки, до которых Женька была охоча с детства. Дома, кроме старой могучей радиолы, еще имелся портативный проигрыватель «Юбилейный» – такой, в виде чемоданчика, он всегда стоял на столе в Женькиной комнате, под приклеенными на стенке вырезками из журналов мод, большой фотографией безвременно ушедшего польского актера Збигнева Цибульского (в модных черных очках) и цветными открытками с видами Риги. В Риге жила старшая сестра Женьки, а Цибульского девушка просто очень любила и даже поплакала, когда узнала о его трагической гибели.

Хорошо было бы купить пластинку Дина Рида! Того самого американского красавчика-певца, что показывали в новогоднем «Голубом огоньке», а там ведь кого попало не покажут. Тем более настоящего американца! Дин Рид, кстати, хоть и американец, а Советскому Союзу не враг, а добрый друг и товарищ! Ах как он пел… «Лиза-Лиза-Лиза-Лизабет!» Ну не рок-н-ролл, но твист – точно.

– Дин Рид? Да что вы, девушка! У нас такого и не бывает.

Толстая, средних лет тетка за прилавком укоризненно покачала головой:

– Да зачем вам Дин Рид? Возьмите пластинку Эдиты Пьехи с ансамблем «Дружба» за рубль тридцать! Там «Сосед» и «Манжерок».

– А пожалуй, возьму! Раз уж там «Сосед» с «Манжероком»…

Больше в магазине искать было нечего. Да Женька не очень расстроилась – все ж в Ленинграде училась, а там… А там она того же Дина Рида чуть было не купила, отстояла в очереди в «Мелодию» битых три часа, но пластинки кончились! Пришлось брать что было – Радмилу Караклаич. Не за десятку же у спекулянтов покупать? И дорого, да и вообще – подсудное дело…

От Тянска до Озерска – около шестидесяти километров по грунтовой дороге. Женька проехала их за час, лихо обгоняя грузовики и лесовозы – не глотать же за ними пыль! Даже по грунтовке «Вятка» легко шла девяносто, тем более ее красотка-хозяйка большим весом не отличалась.

Дома колбасе обрадовались, сразу же и пожарили, тем более к вечеру дело шло, мама с работы пришла, а вот отец, как всегда, задерживался.

«Что такое Манже-ро-ок!» – задорно пела Эдита Пьеха с пластинки.

Все же не зря купила…

На место практики Колесникова явилась уже назавтра, с утра. Денек выдался хороший – погожий, солнечный. А вот платье пришлось замочить в тазу, потерев хозяйственным мылом, – вчерашняя езда по пыльной грунтовке даром не прошла! Что же оставалось надеть? А то, что было! Старенькая белая юбочка вполне впору пришлась, ну разве чуть-чуть тесновата, да и длина… Выросла за последнее время Женечка, вытянулась! А впрочем, что длина? Ну, мини и мини – в Ленинграде уже давнего так все ходят, что такого-то? Они вон с девчонками как-то по утрам бегать затеяли, между прочим в спортивных трусах-шортиках, так и то никто из прохожих и слова не сказал, хотя все мужчины оглядывались. Ну, тут вам не Ленинград, провинция – в шортах уж слишком… А вот в юбочке-то – отчего ж нет?

К юбочке Женька надела светло-голубую нейлоновую блузку с короткими рукавами. Подарок сестры, она и теперь выглядела как новая, все ж таки нейлон, не какой-нибудь вам ситец! Голубые гольфы, туфельки на низком каблуке… Собралась! Выкатила за калитку «Вятку»… Запустила двигатель, понеслась – только пыль позади закружилась!

А бабуси на углу, у колодца, глазастые! Сразу все приметили, заценили…

– От ить бесстыдница! В этакой юбке-то! Срам!

– Срам, срам, Егоровна! Вот в наши-то времена тятенька вожжами бы отстегал… Ужо бы попомнила!

– Ишо и волоса распустила! Ишь!

– Егоровна… Это ль не Колесникова ли Сашки дочка да-ак?

«Понаехавшие» из дальних деревень бабуси так вот и строили фразы – с ударением на последнее слово, так что было непонятно – то ли соглашаются, то ли спрашивают.

– Дак Колесникова и есть!

– Ой, Сашка, Сашка! Проглядел дочку-то.

– А неча в Ленинграды всякие отпускать! Шла бы на ферму.

– О-ой, на фермах-то нонче таки курвищи – ого-го!

– Много воли нынче молодежи дали, вот что! Ране-то так не ходили да-ак! Боялись!

– И правильно, Егоровна! Как еж без страха-то?

– Ой, бабы, что я вам скажу! Слыхали, на реке девку убили молодую? А допреж того – снасильничали да пытали! На спине звезду красную вырезали! Мне кума намедни рассказывала. Она, кума-то, в Погорельце живет. Говорит, милиция приезжала. По станции ходили, расспрашивали…

– И я что-то такое слышала! Ох, страсти-то какие! Неужто опять банды немецкие завелись? Это что же, теперича и за ягодами в лес не пойти?

– И куда только милиция смотрит?

– Э-э, в старые-то бы времена-а-а…

– Дак правда и есть! Сталина на них нету!

На произведенный ее проездом фурор Женька не обратила никакого внимания – просто не заметила, пролетела мимо. Свернув на центральную Советскую улицу, единственную асфальтированную, уже минут через пять подкатила к милиции, размещавшейся в приземистом одноэтажном здании барачного типа, обшитом досками и выкрашенном в веселенький ярко-зеленый цвет.

У милицейского крыльца стоял бирюзовый «газик», а вот мотоцикла что-то видно не было. Значит, не было и участкового – куда-то укатил.

Жаль. Участковый уполномоченный Дорожкин уже год как был женат на лучшей Женькиной подружке и бывшей однокласснице Мезенцевой Кате. Старший брат Катерины, Максим, с недавних пор тоже работал в милиции, только форму носил редко, потому что уголовному розыску не положено, это уж Женька знала.