Воду… и не простую, душистую! Словно гончая потянув носом, Шелк уловил в неподвижном воздухе аромат чайных роз. Отложив суждения об эстетических вкусах Крови на потом, он одобрительно кивнул в сторону столь осязаемого свидетельства мирской набожности. Возможно, Кровь все же не такой уж скверный человек, что бы о нем ни думал Чистик? В конце концов, он снабдил Шелка тремя карточками на достойную жертву… и, может статься, прислушается к гласу разума, если правильно повести разговор.

Быть может, этим поручение Иносущего в итоге и ограничится?

На секунду-другую дав волю приятным мыслям, Шелк представил себя удобно сидящим в одной из роскошных комнат возвышавшейся впереди виллы и от всей души хохочущим над собственными похождениями за компанию с преуспевающим на вид толстяком, с которым свел знакомство днем, на Солнечной улице. Хм-м-м… да ведь в таком случае не исключено даже пожертвование на самый насущный ремонт!

По дальнюю сторону травяной дорожки…

Далекий рев приближающегося пневмоглиссера заставил его оглянуться. Машина, сверкая фарами сквозь поднятую ею самой тучу пыли, мчалась вдоль проезжей дороги в сторону главных ворот виллы. Поспешив залечь за частоколом шипов, Шелк распластался ничком, вжался всем телом в камень.

Стоило пневмоглиссеру затормозить, к воротам из-за колонн портика метнулась пара миниболидов с седоками в сверкающих серебром конфликт-латах. В тот же миг из-за угла зимнего сада (если то вправду был зимний сад) на полном ходу вырулил талос. Стремительно огибая кусты и деревья, он мчался по травянистой лужайке немногим медленнее миниболидов, а следом за ним упругими, длинными скачками неслись около полдюжины гибких бесхвостых зверей с усатыми мордами, с рогами на темени.

Шелк замер, провожая их взглядом, точно завороженный. Толстенные стальные ручищи талоса потянулись вперед, точно подзорные трубы, удлинились на добрых двадцать кубитов, а то и больше, и ухватились за кольцо в верхней части стены возле самых ворот. Секундная пауза; лязг, скрежет невидимой цепи; руки машины, складываясь, потянули кольцо, а с ним и цепь на себя, и створка ворот поднялась кверху.

Тень набежавшей с востока тучки укрыла колонны портика, затем ступени у их основания, и Шелк забормотал жаркую, истовую молитву Тартару, прикидывая на глаз скорость ее движения.

Негромко, протяжно, со странной тоской взвыв воздушными соплами, пневмоглиссер скользнул под округлую арку ворот. Один из рогатых зверей вскочил на его прозрачную крышу, присел, напружинился, словно вися в пустоте, но тут же, утробно рыча, спрыгнул наземь, прогнанный латниками, с руганью замахнувшимися на него прикладами короткоствольных пулевых ружей. Стоило рогатому зверю отскочить в сторону, тень тучки достигла фонтана с фарфоровой Сциллой.

Талос ослабил цепь, опуская тяжелую решетку ворот, а пневмоглиссер величаво поплыл над темнеющей травяной дорожкой, следом за миниболидами, сопровождаемый всей шестеркой рогатых зверей, вновь и вновь поднимавшихся на задние лапы, чтоб заглянуть в салон. Остановившись, пневмоглиссер плавно осел на траву у широких каменных ступеней парадного крыльца, а талос отогнал от него зверей пронзительным, пробирающим до костей воем, какой не по силам издать ни одному человечьему горлу.

Едва пассажиры в блестящих нарядах спустились на землю, Шелк спрыгнул со стены, стремглав метнулся через лужайку к зимнему саду, с отчаянием обреченного зашвырнул веревку с рогулькой на узорчатые зубцы, украшавшие обвод крыши, вскарабкался наверх и плашмя рухнул на спину.

V
Белоглавый

Казалось, Шелк пролежал за зубцами в попытках отдышаться больше получаса. Замечен ли он? Талос или один из латников, заметив его, ринулись бы на крышу немедля, это наверняка, но если рывок от стены к зимнему саду углядел один из гостей Крови, то, прежде чем он решит сообщить о вторжении да разберется, кого о нем следует известить, пройдет добрых минут десять, а то и больше, а может, он и вовсе не подумает никому ни о чем сообщать, пока его не надоумит еще кто-нибудь из гостей, услышав от него о странном происшествии.

Над головой, среди широких ломтей бесплодных туч, безмятежно плыли небесные земли, являя взору бессчетные города, ныне озаренные солнцем, – таинственные потусторонние города, никто из жителей коих ни сном ни духом не ведал и знать не желал, что здесь, внизу, некто патера Шелк, авгур из далекого Вирона, перепуганный едва ли не до смерти, может вот-вот распрощаться с жизнью.

Кроме того, его вполне мог выдать раздвоенный обрубок ветки. Если сам Шелк услышал с земли глухой стук рогульки о теплую смоляную поверхность кровли, то все собравшиеся в зимнем саду наверняка слышали шум еще лучше, отчетливее… Невероятным усилием воли замедляя бешеный стук сердца, заставляя себя дышать носом, он думал о том, что всякий услышавший удар деревяшки о крышу немедля сообразит: на крышу забрался незваный гость. Едва грохот собственного пульса в ушах поутих, Шелк затаил дух, прислушался.

Здесь музыка, тихие отголоски которой он слышал со стены, звучала гораздо громче. В мелодию вплетались, то перекрывая ее, то прячась в ее глубинах, голоса – в основном мужские, но не только, не только. Вот этот пронзительный смех определенно женский, если он, Шелк, не ошибается самым прискорбным образом…

Звон бьющегося стекла… недолгая пауза… взрыв хохота…

Между тем черная веревка из конского волоса по-прежнему свисала с зубцов до самой земли. Неужто его появление до сих пор никем не замечено? Чудеса, да и только!

Не поднимаясь со спины, Шелк подтянул веревку к себе, смотал на локоть. Еще минута-другая, и рогульку снова придется забрасывать за зубцы – теперь уж на крышу крыла… однако он всерьез сомневался, что ему хватит храбрости на новый бросок.

Безмолвно пронесшийся над его головой филин свернул в сторону, заложил вираж и умостился на подходящей ветке у самой опушки леса. Наблюдая за ним, Шелк (никогда прежде не задумывавшийся, как живется любимцам Эхидны) вдруг осознал, что выстроенная Кровью стена, примыкающая к ней полоса вырубки со стороны леса и коротко стриженный газон по другую сторону виллы бесповоротно изменили жизнь бесчисленных птиц и мелких зверьков. Из-за всего этого лесным мышам приходится иначе добывать пропитание, а ястребам с совами – иначе на них охотиться… Кем же должны были казаться подобным созданиям Кровь и нанятые им работники? Несомненно, безжалостными, неумолимыми силами самой природы!

Подумав об этом, Шелк от души пожалел несчастных зверьков, хотя, возможно, у них имелось полное право и даже больше причин пожалеть его. Можно сказать, Иносущий налетел на него с высоты, будто филин на мышь, заверил, что его благосклонное отношение к Шелку не изменится ни за что, никогда, что б Шелк ни сделал, сколь бы неправедное либо благое деяние ни совершил. Затем Иносущий, велев ему действовать, удалился, однако в некотором смысле остался рядом. Воспоминания, чудеса любви Иносущего и собственной новообретенной, чистейшей гордости самим собой, удостоенным такой чести, – все это сделает дальнейшую его жизнь куда осмысленнее, но и куда мучительней прежнего… однако что он в силах поделать помимо того, что делает сию минуту?

– Благодарю тебя, – прошептал он, – в любом случае благодарю, пусть даже больше ты не заговоришь со мною ни разу. Ты даровал мне мужество… отвагу перед лицом смерти.

С ветки высоко над стеной глухо заухал филин, а оркестр в бальном зале Крови, на миг умолкнув, завел новый мотив, знакомую с первых нот «Знай, я тебя не покину». Что это? Уж не знамение ли? Да, Иносущий предупреждал его: помощи, дескать, не жди, но о знамениях либо отсутствии таковых (во всяком случае, насколько помнилось Шелку) не поминал ни словом!

Вскоре самообладание к нему воротилось, а пот на теле обсох. Встряхнувшись, Шелк согнул ноги в коленях, перекатился на бок, присел на корточки позади одного из мерлонов и выглянул из-за него сквозь амбразуру слева. В открывшейся взгляду части окружавших виллу угодий не оказалось ни души. Поправив длинную рукоять топорика за поясом, Шелк слегка сдвинулся в сторону, к правой амбразуре. Отсюда ему удалось разглядеть половину травяной дорожки с решеткой главных ворот, однако пневмоглиссеров в этой ее части не обнаружилось, и талос с шестеркой рогатых зверей, откликнувшихся на его зов, также убрались куда-то еще. По мере того как край столь вовремя пришедшей ему на подмогу тучки двигался к западу, покидая Вирон, небесные земли сияли все ярче и ярче, и вскоре Шелк смог разглядеть в их сиянии даже железное кольцо, за которое дергал талос, отворяя ворота, поблескивавшее слева от арки.

Поднявшись на ноги, он огляделся вокруг. Ничего угрожающего или хоть необычного на крыше зимнего сада не обнаружилось. Ровную (или почти ровную) монотонно-темную кровлю, окружавшую служивший для освещения зимнего сада абажур, с трех сторон окружали зубцы высотою примерно по грудь. С четвертой стороны она упиралась в южную стену крыла, к которому примыкал зимний сад: подоконники окон его второго этажа возвышались над крышей зимнего сада всего-то на три кубита, если не меньше.

Приглядевшись к окнам, Шелк торжествующе затрепетал. Створки их оказались заперты, а освещаемые ими комнаты темны, однако в эту минуту он испытал неоспоримую гордость сродни гордости собственника. Примерно такую долю успеха и отпускали ему предсказания Чистика, человека, вне всяких сомнений разбиравшегося в подобных делах превосходно, – и вот он здесь. Мантейон все еще не спасен и даже не приблизился к спасению хотя бы на шаг, однако…

Безбоязненно перегнувшись через край ближайшей амбразуры, Шелк высунул за мерлоны не только голову, но и плечи… и встретился взглядом с одним из рогатых зверей, стоявшим у подножия стены зимнего сада. Казалось, взгляд немигающих янтарно-желтых звериных глаз проникает в самую душу. Какой-то миг зверь взирал на него, а затем, утробно, коротко рыкнув, по-кошачьи мягко побрел прочь.

Не смогут ли эти фантастические зверюги взобраться на крышу? Поразмыслив, Шелк рассудил, что навряд ли: как-никак, стены виллы сложены из тесаного камня. Опершись о край амбразуры, он высунулся еще дальше, чтоб окончательно убедиться в неприступности стены для зверей.

Стоило ему опустить взгляд, в поле зрения вновь появился талос. Шелк замер, дожидаясь, пока громадная махина не проедет мимо. Разумеется, у талоса вполне могли иметься потайные глаза, нацеленные вверх либо назад, – майтера Мрамор как-то упоминала о подобных приспособлениях в связи с майтерой Розой, однако это тоже казалось не слишком-то вероятным.

Оставив рогульку с веревкой из конского волоса лежать, где лежат, Шелк робко, опасливо подкрался к абажуру, присел и заглянул внутрь сквозь одну из его многочисленных стеклянных панелей, прозрачных, точно хрусталь.

Зимний сад внизу переполняло множество довольно больших кустов, а может, карликовых деревьев. Глядя на их пышную зелень, Шелк понял, что до сих пор, сам того не ведая, полагал, будто именно здесь выращивают невысокие цветы, окаймляющие травяную дорожку. Ошибочка… впредь следует быть осторожнее: мало ли к чему приведут необдуманные предположения, принимаемые за данность? Похоже, здесь, на вилле Крови, поспешность в суждениях не к месту вообще.

Оконный переплет оказался свинцовым. Ковырнув свинец лезвием топорика, Шелк обнаружил, что он отменно мягок. Полчаса искусной работы, и, пожалуй, ему удастся вынуть пару стекол, не разбив их, а после спуститься вниз, в гущу сочной, глянцевито блестящей листвы и причудливо переплетенных друг с дружкой стволов – возможно, излишне при том нашумев, но, может быть, и оставшись никем не услышанным.

Задумчиво кивнув собственным мыслям, он поднялся и крадучись пересек крышу зимнего сада, чтоб осмотреть темные окна высящегося над нею крыла.

Первое… каким-то манером заперто. Второе… тоже.