Взмахом руки княгиня показала, что разговор с Агатой кончен и чтоб та отправлялась проверять готовность особняка к приёму гостей.

– Вот и вы на шум пожаловали, – с раздражением в голосе продолжила княгиня Рагозина, таким образом приветствуя просочившегося в дверь Фирса Львовича. И обратившись к Зорину, сказала: – Устала я, голубчик, проводи меня и последи, чтоб никто меня не беспокоил. И за душеприказчиком пошли. Безотлагательно.

Последние часы перед началом приёма были самыми ответственными и самыми хлопотными для мадам Дабль. Экономка, казалось, находилась во всех местах одновременно, видела и знала всё, что происходит в особняке. Инцидент, случившийся между княгиней и её внучкой, мгновенно стал достоянием всех слуг в доме, что, конечно, отразилось на их работе. И если бы не тяжёлые шаги экономки, эхом разносившиеся то из приёмной, то из диванной, то из столовой, к приходу первого гостя идеального порядка не получилось бы.

В то время как генерал, раздувая от усердия щёки, катил кресло с княгиней по коридору второго этажа, мадам Дабль пронеслась им навстречу с чрезвычайно озабоченным видом.

– Она, как всегда, всё успеет, – усмехнулась Анна Павловна, – и сколько же в этой женщине энергичности и целеустремлённости. Диву даюсь, – из уст княгини это прозвучало как осуждение. – А ведь она француженка.

Лакеи растворили двери в покои Анны Павловны, и генерал, закатив кресло внутрь, остался с княгиней наедине.

– А что, француженки не могут быть таковыми? – нарочито весело спросил Константин Фёдорович.

– Даже не знаю, – задумчиво сказала княгиня, – но я никогда подобных не встречала, хоть и живу давно на этом свете и много чего повидать успела. Все эти французы да француженки такие изнеженные, а эта…

– Ну здесь я с тобой, душа моя, не соглашусь. Воевать они точно умеют, и ни дождь, ни ветер им нипочём. Сам видел и могу сказать…

Княгиня замахала на него руками:

– Опять ты про это вспоминать вздумал. Уж не надеешься ли отвлечь меня от мыслей?

– Почему бы и нет? – Зорин крякнул и выпрямил спину по-военному. – Давай я тебе, матушка, баек каких расскажу.

– Отстань, не до них мне сейчас. Уж десять лет минуло, как мы французов с нашей землицы прогнали, а ты всё никак не навоюешься, не успокоишься… Лучше посоветуй, как мне с Анной поступить? Простить али вычёркивать её из духовного…

– Да ты б объяснила мне, из-за чего ссора у вас вышла. Может, и посоветую что.

Княгиня протянула Константину Фёдоровичу сухую руку и сказала:

– Лечь хочу.

Оказавшись на мягкой тахте у окна, княгиня вздохнула и выложила всё как на духу про капризы и проделки взбалмошной девчонки, про нежелание Аннет вести себя сообразно своему возрасту и положению, про вредные и даже опасные идеи, что посещают голову любимой внучки. Генерал только покрякивал и раза три сказал: «Да-а-а уж».

– И что после этого всего прикажешь мне делать? – Анна Павловна опять разгорячилась и с новой силой засверкала глазами. – Пожалуй, всё же стоит вычеркнуть её… Иди-ка, голубчик, пошли за душеприказчиком. И попроси у Агаты что-нибудь покрепче для меня. От нервов.

Зорин поднялся, оправил мундир и вышел, но направился не в прихожую, где всегда обитал мальчишка для разных срочных посылов, а в противоположную сторону, в левое крыло, где занимали комнаты проживающие и гостившие в доме, в том числе Аннет.

В дальнем углу оранжереи, где стоял ящик с покрытым бледно-розовыми цветами кустом, копошился молодой садовник. Не обращая внимания на вошедших, он продолжал свои манипуляции, обмазывая ветки и торчащие из земли корни какой-то едкой тягучей субстанцией. Делал он это крайне старательно и от этого очень медленно.

– Вот здесь мы с маман стояли и смотрели аккурат на Picea abies. – Пётр Лисин протянул вперед руку и тут же пояснил ставшим рядом Фирсу Львовичу и Борису: – Так ёлка по-научному называется.

– И что ёлка? – переспросил Добронравов, пытаясь уловить суть.

– Ничего, стоит как стояла, – пожал плечами Пётр.

В разговор вмешалась Ольга Григорьевна. Протиснувшись к сыну ближе, она принялась в подробностях описывать блаженную тишину, что была в оранжерее в то время.

– Хотя нет, какая ж там тишина была? – перебила сама себя Лисина. – Это в другой раз. Перепутала я, извиняюсь. А вот сегодня, как вы после завтрака разошлись все, я по делам сходила. И вспомнила, что к Петруше вопрос у меня есть, пошла искать.

На лице Фирса Львовича отразилось недоумение. Почему эта женщина не может ответить на заданный вопрос прямо? Обязательно заведёт разговор в непонятную сторону, так что и вспомнить, с чего всё началось, невозможно. Но придётся потерпеть, никто другой сейчас об этом не расскажет. Сделав усилие над собой, Мелех надел маску крайней заинтересованности.

– Очень, очень увлекательно, – он попытался так изогнуть шею, чтобы увидеть, куда только что показывал Пётр.

Лисина, заметив потуги Фирса Львовича, без предупреждения схватила его за рукав и, втянув под пальму, установила ровно на то место, где ранее стоял генерал.

– Вот так он и стоял здесь, – радостно сообщила она.

– Кто? – Франт не выдержал и взмолился: – Ольга Григорьевна, милая, да расскажите же мне всё по порядку.

– Я по порядку всё и рассказываю, – оживлённо затараторила женщина. – Как вошла я сюда, смотрю, под пальмой Константин Фёдорович стоит и умиляется. Глаза аж прослезились. Стыдно, видать, ему стало, вот и сбежал, как меня заприметил.

– Никак в толк не возьму, при чём здесь генерал, вы же сказали, что княгиня с Аннет ссору сделали, а вы теперь мне про генерала толкуете. – Мелех пристально посмотрел на Петра, может, хоть он что вразумительное скажет.

Но Лисина не собиралась останавливаться:

– Вы же меня не дослушали, сударь. Мы с Петей стояли здесь, вот где вы сейчас. Анна Павловна и Белецкая – под ёлкой. А потом как началось! Тебе, мол, нет дела до моих чувств, и что теперь я тебя ненавижу и собираюсь уйти из дому.

– Но постойте. – Наконец хоть что-то начало проясняться, и Мелех решил разобраться до конца. – Вы здесь, а они в саду. Окна и двери в оранжерее были закрыты?

– Да, я тогда никаких сквозняков не почувствовала, – тут же ответила Лисина.

– Так как же, позвольте узнать, вы смогли услышать, о чём они говорят? – подал голос Борис, он стоял чуть в стороне и внимательно слушал.

– Вот именно! Наконец и вы всё поняли! – Ольга Григорьевна от удовольствия пошла красными пятнами.

– Аннет кричала, – разъяснил Пётр. – Так громко кричала, что здесь было слышно каждое слово. Она сказала обидное Анне Павловне и убежала в дом. А дальше вы сами всё видели, бедная Анна Павловна так расстроилась, что велела за душеприказчиком послать. И я не удивлюсь, если она всё-таки вычеркнет её из духовного. И поделом ей будет.

В оранжерею вошли два лакея, нагруженные расшитыми подушками, за ними служанка и уставшая мадам Дабль.

– Разложит на диван, – приказала она девушке, указывая на гору подушек, – и смотри, чтоб большие – с боков, а маленькие – по центру, не перепутай, как в прошлый раз.

Переведя взгляд на Фирса Львовича и Бориса, экономка удивлённо вскинула брови, но ничего не сказала. Она обошла оранжерею, заглянула в каждый угол, поправила пальмовые лапы, придавая видимость порядка. У ящика с кустом, возле которого по-прежнему стоял на коленях садовник, мадам Дабль грубо окрикнула его:

– А вы что тут делает, мистер Грин?! Если мне не изменяет памят, вчера я напоминат вам, что сегодня пятница. Чтоб вы не ходили здес и не пугали гостей своей чумазой физиономией.

Молодой человек в круглых очках с толстыми линзами, застенчиво улыбаясь, вынырнул из-под куста и виновато покосился на только что вошедшую в оранжерею в поисках отца Варю Мелех. Разведя руки и таким образом давая понять, что он вовсе не виноват, мистер Грин сказал:

– Никак не мог пропустить сегодня. Лекарство сложного рецепта приготовил. Обязательно надо свежее наносить.

– Как же вы мне надоели с вашими кустами. Ничего понимат не хотите. Непременно доложу об этом княгине. А теперь уходите скорее отсуда, гости вот-вот начнут приезжат. – Повернувшись на каблуках, экономка тяжёлым шагом покинула оранжерею.

Выскользнув из комнаты Аннет, Константин Фёдорович на цыпочках прокрался мимо двух соседних дверей, за которыми располагались комнаты Лизы и Вари. Нечего им знать, что он здесь был, решил Зорин. Довольный собой и от этого помолодевший, генерал отправился на кухню.

Там всё было в клубах белого дыма, из которого навстречу генералу выплыла мадам Дабль.

– Ох, вы уже здесь? Изумительные запахи, – Зорин с силой потянул носом, – молоденькие цыплята ни с чем не сравнимы. А что за соус наш кудесник сегодня подаст?

– Месье Ришар обещал удивит, – неожиданно мягко ответила экономка, видимо, от усталости. – Но большего сказат не могу. Будет сурприз.

Генерал почмокал губами, выражая восхищение кулинарным искусством главного повара княгини, и перешёл к тому, за чем, собственно, пожаловал:

– Помнится, была здесь бутыль с полынной настоечкой. Княгинюшка просила меня принести ей для укрепления здоровья.

Услышав пожелание хозяйки, мадам Дабль тут же организовала графин с настойкой и две хрустальные рюмочки, крикнула девушку и велела ей отнести поднос, следуя за генералом.

– Премного благодарен, – поклонился Зорин.

Глава 3

Особняк княгини Рагозиной преобразился. В нём не осталось и тени той покойности, что царила за завтраком, и той истеричности, что после него. Светский лоск окутал залы и парадный вход, отбрасывая блики на высоко поднятые хоботы мраморных привратников.

Экипажи прибывали один за другим. Разряженные в шитые золотом камзолы и лоснящиеся фраки господа в сопровождении жён и дочерей, а кто поодиночке, поднимались по ступеням и попадали в атмосферу праздника и роскоши. Вновь прибывших гостей у самого порога встречал лакей с подносом уже наполненных шампанским хрустальных бокалов. Сквозь растворённые двери гостиной струились оживлённые голоса и смех.

Весь цвет московской знати сегодня был здесь. Дородные седовласые отцы почтенных семейств с чопорными жёнами, чьи шеи и мочки ушей отягощали изысканные украшения. Совсем молоденькие барышни в лёгких струящихся нарядах напоминали греческих нимф; они, только начавшие выезжать в свет, робко жались поближе к матерям и умудрённым опытом старомодно разряженным в платья с фижмами матронам. Светские кокетки, знающие себе цену, скользили вдоль гостей с высоко поднятой головой и удивительным безразличием на красивых личиках. И конечно, ещё пока холостые наследники богатых фамилий, надеющиеся найти спутницу по душе или просто скоротать очередной вечер.

Княгиня Рагозина сама встречала гостей, для чего покинула своё кресло и теперь стояла почти у самого входа в гостиную. На ней были заграничного чёрного кружева свободная накидка, кружевные перчатки выше локтя и неизменный кружевной чепец на голове. В двух шагах от неё топтался широкоплечий лакей, готовый в любую секунду подоспеть на помощь. Анна Павловна улыбалась, слегка пожимала протянутые ей руки и с каждым вошедшим знала, о чём заговорить.

Гостиная, освещённая не одной сотней свечей, постепенно заполнялась. Гости мерно двигались от одного кружка, где велись острые политические беседы, к другому, где обсуждались последние светские новости Москвы и Петербурга, или образовывали свои собственные и темы задавали уже сами.