Я не стал говорить, что точно такое же чувство испытывал я сам. Поглаживая живот дочери Зевса, моя рука опустилась между ее бедер. Палец продолжил путь между влажных губок, медленно, едва касательно, дразня так, что Воительница не выдержала и прошептала:

– Астерий, бессовестный истязатель… Наверное, не надо так медленно! – ее ладонь нашла моего воина, сжала его, разжигая в моем теле и еще больше нестерпимого пламени.

Я смог сдержаться еще: ласкал ее щелочку, заставляя Афину выгибаться и трепетать, пока богиня не притянула меня к себе. Я возлег. От нетерпения мы оба дрожали точно от холода, хотя нам двоим было столь жарко, что казалось сейчас превратимся в пламя. Мой воин не сразу нашел ее мокрую пещерку, но, когда нашел, Афина вскрикнула и вцепилась в меня.

Я погружался в нее сильными толчками, словно наказывая за все то приятное мучение, которое она доставила мне сегодня, в последние дни и тысячи лет назад.

Очень быстро лоно богини стало горячим и запульсировало от первого оргазма. Воительница выгнулась, ударяя меня пятками по ягодицам, шепча бессвязные слова, похожие на огненные заклинания. Я же был еще полон сил. Еще и еще входил в нее. Взорвался вулканом, когда Арета снова была близка к тому, чтобы затрепетать подо мной от божественного наслаждения.

Долго приходя в себя, мы лежали рядом на шелковистой траве. Ласкали друг друга, кое-что вспоминали из прошлого. Не знаю, сколько прошло времени – оно для меня остановилось.

– Люблю тебя, – сказала Светлоокая, прижимаясь щекой к моему животу и поигрывая уставшим воином, иногда, будто в благодарность, касаясь его языком. – Наверное, я любила тебя тогда, когда была с Одиссеем. И может быть я должна была тогда сказать об этом.

– Почему «может быть»?! – я повернул ее к себе. – Не понимаю твоих сомнений. Почему ты не пришла ко мне, не намекнула об этом, когда Одиссей вернулся к жене? Арета, ведь это как бы напрашивалось само собой! Тогда могло было настать время для нас двоих, и моя бы жизнь сложилась совсем иначе.

– Да, все стало бы иначе… Но тогда мне было слишком горько. Я не хотела передавать эту горечь тебе. Не хотела, чтобы ты видел меня такой. Ты когда-нибудь хоть раз видел меня упавшей духом? – она приподнялась на локте.

Я покачал головой:

– Ты не можешь быть такой.

– Иногда могу. Очень редко, – продолжила она. – Тогда я закрылась, хотела побыть одной. Я много думала о тебе. Я проводила дни в своем дворце, редко поглядывая на происходящее внизу. Кажется, я была обижена сразу на всех людей, по крайней мере на всех мужчин. Небесное время для меня остановилось, а земное между тем текло так быстро. Ты же знаешь, что для богов оно становится другим, если так хочется, и за день может пройти сто лет на земле. Я даже не сразу узнала, что ты погиб. И я плакала. Честное слово, много плакала за тобой гораздо больше, чем за кем бы то ни было из людей. Утешала лишь мысль, что рано или поздно мы снова встретимся.

– Мы встретились. И встретимся еще много раз в моих будущих жизнях. Я буду выбирать миры, где есть ты, – заверил я, по-прежнему не понимая ее объяснений. От откровений Афины стало грустно, в то время как в душе все также оставалось много радости от того, что произошло между нами. Да, у меня так бывает часто, когда во мне одновременно живут два противоположных чувства. Это примерно, как в глыбе льда горит жаркое пламя, но при этом оно не плавит лед. Кто-то не поверит, и скажет, что это невозможно. Я не стану оспаривать его суждения, да и какой в этом смысл.

– Нам стоит поторопиться. Надо одеться, чтобы не раздражать Арти – она скоро появится, – Афина потянулась к своей тунике.

– Она знает, что мы здесь? – я хотел обмыться в источнике, но, видя, что Воительница спешит, тоже решил поторопиться.

– Даже если не знает, очень быстро узнает, – рассмеялась Светлоокая. – И вот еще, – она подошла ко мне. – Не забывай, что на небесах ты принадлежишь Арти. Все-таки она – мать твоего будущего ребенка. И потом уже мне, когда ее нет рядом. Пожалуйста, не выделяй меня перед ней.

Я не ответил. Мне не нравилось слова «принадлежишь», хотя я прекрасно понимал, что речь не идет о рабстве, пусть даже любовном. Одеться я не успел: ниже по течению ручья, истекавшего из нижней чаши, появилось золотистое сияние. Его почти не было видно в ярком солнечном свете, но я сразу почувствовал, что там открывается портал. Свечение рассекла вертикальная полоса, тут же раздавшаяся в стороны – открылся пространственный коридор. За Артемидой я угадал еще чей-то силуэт, возможно Лето, но в физическом теле воплотилась только Небесная Охотница. Портал почти сразу свернулся.

Пока я застегивал рубашку, Арти неторопливо подошла к нам и заговорила с Афиной о какой-то встречи во дворце Громовержца, о перепалке с Лето и об Аполлоне. Поскольку меня это не касалось, я отошел в сторону, глядя на течение воды между камней и гадая, что скажет Артемида, когда узнает о произошедшем между мной и ее сестрой по отцу. Женщины, они не предсказуемы: даже если Арти одобрила такие отношения Ареты со мной, то все равно, она может повернуть это так, что я стану виноват в произошедшем – есть у Охотницы такая не очень хорошая черта.

Но все вышло не так, как я предполагал. Вернее, не все так, как я предполагал, слушая звон хрустальной струи источника.

Глава 6. Милый дом

Закончив разговор с Афиной, Охотница решительно и быстро подошла ко мне. У нее был столь боевой вид, что я подумал: Арти сейчас набросится на меня, но вместо этого она сказала:

– Астерий! Может хватит на меня дуться?! Ты как обиженный мальчишка!

Я даже рот открыл от неожиданности. Какой же интересный поворот! Вчера она выразила глубочайшую обиду, сама демонстративно надулась, а сегодня в этом обвиняет меня?! О, женщины!

– Вчера ты накричал на меня, как на служанку, топал ногами, ругался, а сегодня еще делаешь вид, что очень обижен и еще не хочешь со мной говорить?! – продолжила Разящая в Сердце.

– Но, дорогая. Вспомни, все было немного не так, – попытался возразить я. Меня трудно сбить с толка, однако Артемиде такое удалось. Как она ловко перевернула все с ног на голову, что меня в первые мгновения оторопь взяла. – Я напомню, началось с того…

– Извинись, Астерий. Ты же мужчина, – перебила меня Афина и, украдкой подмигнув мне и улыбаясь, подкатила глаза к небу. Этим она как бы показала, что понимает странность подруги точно так же, как ее понимаю я, но самое разумное сейчас уступить Арти.

Ах, ну да, я – мужчина. А мужчина перед женщиной почти всегда не прав, даже если он прав – так сложилось почти во всех известных мне мирах. Это забавно и даже приятно для тех мужчин, которые держатся за серьезные принципы, но готовы уступить любимой женщине в вопросах не слишком важных.

– Прости, дорогая, я был не прав. Правда, ногами я не топал, и не кричал, и не ругался, но все равно прости, – сказал я, для убедительности припал на одно колено и поцеловал руку Арти. Тут же добавил: – Но ты же понимаешь, что в случаях, когда требуется мужская решительность, ты должна меня слушать?

– Давай не будем об этом, Астерий! Ну зачем нам ссориться по всяким пустякам? Я думаю, что правильнее будет, если слушать меня будешь ты. Потому, что нас здесь двое, – Артемида взяла мою руку и положила на свой живот, намекая о нашем ребенке. – Чувствуешь, численный перевес на моей стороне. На этом прекратим спорить, просто поцелуй меня и забудем вчерашнее. У меня было тяжелое утро. Пожалуйста, сделай так, чтобы хотя бы этот день и вечер стали легкими и приятными.

Я повиновался. Исполнить такое повеление божественной госпожи вполне совпадало и с моим желанием. Но если Арти решила, что она такой простой уловкой может управлять мной, то это очень зря.

– Ты скучал по мне? – спросила Артемида, когда наши губы разъединились. – Или Афина тебе не давала? Признавайся, Астерий! Ты же знаешь, что от меня трудно что-то скрыть.

За эти недолгие минуты, которые прошли после возвращения Небесной Охотницы, я успел изрядно поволноваться. Вот, что мне ответить ей сейчас? Сказать правду, что скучать у меня как бы не было времени? Я схитрил, повернулся к Афине и, ловя взгляд Светлоокой, произнес:

– Афина, ты правда не давала мне скучать?

– Арти, ну зачем ты так? И я, и Астерий помнили о тебе, – пришла на помощь Воительница. – Мы вместе решили, что как бы нас сильно не влекло друг к другу, ты всегда будешь для меня самой любимой моей подругой, а для Астерия самой любимой женщиной на небесах. Может, вернемся во дворец? – предложила она. – Здесь становится жарко.

– Да, идемте. Я слышала, что Астерий решил пробыть у меня в гостях еще два дня. Всего два дня – это так мало, тем более для нас двоих, – Артемида переглянулась с подругой. – Я хочу, чтобы эти немногие дни были приятны нам всем.

– Два дня, для нас четверых, – исправил я богиню, положив ладонь на ее живот, где был наш ребенок.

Конечно, Артемида все знала о том, что случилось между мной и ее сестрой. Это я понял еще по пути ко дворцу. Арти и Арета перешептывались, когда я немного отстал, чтобы вытряхнуть из обуви камешек, и до меня долетела часть их разговора. После обеда мы вместе плескались в бассейне: вышло это еще менее скромно, чем прошлый раз – Артемида позволила мне куда больше вольностей.

Под вечер, когда уже опускались сумерки, я все-таки нашел удобное время и отправился на поиски Бондаревой. Нашел ее сначала ментально не без помощи Бабского: Наташа была где-то у начала ущелья, примерно в километре от дворца богини. Поспешил туда, чтобы успеть до темноты. Застал я штабс-капитана возле тонкого ручейка, стекавшего с каменного уступа. Наташа практиковала там магию холода, которой я ее недавно обучил.

Я остановился в полусотне шагов, наблюдая за менталисткой. Перед правой ладонью баронессы появилось голубое свечение, расходившиеся в стороны бледной короной. Добившись приемлемой температурной разности, Бондарева резко выбросила руку вперед, направляя холодный поток на струйку ручья, тут же превращая ее в лед.

– Наташ, пойдем ко дворцу. Уже поздно, скоро стемнеет, – сказал я, подходя к ней сзади.

– Уйдите от меня, корнет! Сама разберусь, когда мне следует вернуться! – ответила она, не поворачиваясь.

– Наташ, ну прости. Нехорошо вышло. Просто дурное стечение обстоятельств, – я попытался ее обнять.

– Не смей меня трогать! Больше никогда не смей даже прикасаться! – она ловко вырвалась из моих рук, применив прием ухода от захвата – такие тренировали в «Грифоне». Предостерегающе выставила руки перед собой. Тут же воздух вокруг ее ладоней засветился морозной синевой. Дохнуло холодом.

– Ты многому научилась. Наташ, ты восхищаешь своими талантами. Давай, покажу тебе базовые упражнения по кинетике? – предложил я, не обращая внимания на ее магическую угрозу.

– Правда? Снова за поцелуй? Или теперь ставки повыше: сначала пожелаешь меня дрыгнуть? – ехидно спросила баронесса.

– Дорогая, зачем ты так? Ты же прекрасно понимаешь, в произошедшем не было моей вины. Просто неудачное стечение обстоятельств. Пожалуйста, не сердись, – я взял ее руки, от которых по-прежнему исходил опасный холод – пришлось потерпеть.

– Какая я дура! Ну зачем я тебе это позволила! Повелась, как безвольная девчонка! Ненавижу себя! – она поджала губы, и я почувствовал, что Бондарева сейчас заплачет.

Обнял ее, прижал к себе. Ее грудь задрожала, прижавшись к моей. Моя щека стала мокрой от ее слез.

– Граф… Давай останемся друзьями. Никаких больше игр! Никаких поцелуев! Мы уже так наигрались, что потеряла уважение к себе!.. Прошу, я не могу так!.. – всхлипывая произнесла она.

– Наташ, мы больше, чем друзьями. Просто признай это. Зачем ты придумываешь для себя эти сложные правила? – я поцеловал ее в мокрую щеку.

– Не трогай меня больше, пожалуйста, – она тоже поцеловала меня. – Это для тебя все так просто: и богини твои, и Ольга Борисовна, и весь мир у твоих ног. Но для меня все по-другому. Пожалуйста, оставь меня.