Чтобы помочь преемнику, Ольстер с руганью подорвался, но сразу завалился вместе с креслом на пол. Следом за ним и остальные старейшины почувствовали, что их тела не подчиняются им. «Это яд… ксимен…» – прохрипел Горрон де Донталь. Раскрыв широко глаза, он посмотрел на невозмутимого Теората. «Но ты пил…» – только и сказал он в изумлении и мягко опустился в кресло за миг до того, как его окончательно сковало ядом. Его пальцы успели стащить простое кольцо с агатом и уронить. Оно разбилось об пол, сверкнув красным огоньком. Пролилась из кубков кровь, забрызгав все цветом смерти.

Никто из старейшин не успел ничего сделать. Они обмякли, скрестив взгляды на Теорате Черном.

Филипп фон де Тастемара, который пил немного, сделал шаг, два, и его ноги подкосились. Он навалился на спинку кресла, обняв ее двумя руками. К нему направился Шауни де Бекк. Филипп попытался сопротивляться, но пропустил удар в лицо и упал навзничь. Его схватили за седые волосы, запрокинули голову, и Шауни залил в глотку остатки крови из другого кубка.

Пока это происходило, в зал по громкому приказу Теората ввалилась бряцающая оружием воинственная прислуга. Свиту старейшин принялись убивать. Те, кто не погиб от яда, погиб от меча. Задыхающиеся стоны. Вопли. Потом предсмертные хрипы, когда сталь глубоко погружалась в тело, завершая начатое ядом. Не поддержавшим тост пришлось столкнуться с Шауни и Теоратом Черным, которые схватились за сабли. Чуть погодя поймали и повязали ослабшего Мелиная де Джамед Мора, который лишь пригубил крови и теперь пытался покинуть зал ползком. К тому моменту большинство пирующих уже устлали пол своими телами, как ковром.

– Ну что, наплясался, шут? – только и сказал Теорат обездвиженному Горрону. Больше он ничего не говорил, так как знал цену словам, всегда исчисляя их в сеттах и даренах и видя в этом свою силу и единственную причину того, что до сих пор жив и не лежит под столом проигравшим.

Расхаживая по залу, барон раздавал быстрые приказы: «Оповестите Йефасу. Уберите тела. Заковать старейшин! Делать все, как писали веномансеры!»

Кроваво-красные светильники были потушены, зал погрузился в приглушенную полутьму. Всех старейшин начали сносить в подвалы, к узникам. За окном усилился дождь, заливая стекла. Праздник Сирриар, ознаменовавший зарождение клана Сир’Eс, похоже, возвестил его кончину.

Глава 2. Прибытие Теух

Через день

Лил пренеприятный дождь. К закрытым воротам подъехало под два десятка фигур, замотанных в плащи. На лицах некоторых были маски. Иногда из-под плащей проглядывали расписанные узорами мантии, а из-под капюшонов – куфии, обвитые вокруг шеи шарфом.

Один из гостей спрыгнул с лошади, бряцнув дужкой сабли, и вперился злым взглядом в три башни, прорезающие низкие тучи своими шпилями, точно когтями.

Огромные кованые ворота распахнулись. Теорат Черный уже поджидал на лестнице донжона. От налетевшего порыва ветра плащ обхлестал его, высокого и тощего, как кнутами по бокам, а дождь омыл остроносое лицо. Напоминая хищную птицу, немного наклонив голову набок, барон уставился неморгающими черными глазами на всадников. Те подъехали и спешились. Их предводитель, ведущий коня под уздцы, был смуглолицым с теплыми, как янтарь, глазами, обрамленными пышными длинными ресницами, что выдавало в нем чистейшего южанина. А если учесть, что он был старейшиной, то можно было распознать в нем и бывшего человека. Поднявшись по стертым годами ступеням, он оглядел их с достоинством, будто твердя себе: «Вот я и взошел туда, куда столько лет стремился!»

– Пусть путь ваш будет освещен огнем Фойреса! – произнес незнакомец на рассиандском языке.

– И твой, – сухо ответил барон.

– А где Шауни?

– Следит за всем. Почему ты появился так поздно? Договаривались же на вчерашний день.

– В городе пристали ко мне, доставили к наместнику, – нехотя признался южанин. – Пришлось ткнуть им в морды бумагу, которую вы выписали на всякий случай. Но зачем вы об этом спрашиваете? Разве день что-нибудь решит? Вздор! Должно переживать не нам, а северянам, которые скоро сдохнут! Пропустите нас! Дождь!

Теорат коротко ответил:

– Проходи, Арушит. Располагайся.

Затем он пропустил гостя и его сопровождение, состоящее из охраны и веномансеров, чьими усилиями слуги были обучены, как надо добавить яда, как подать его к праздничному столу, как поступать после и как давать дополнительные дозы, дабы поддерживать старейшин в неподвижности.

Замок казался пустым. Его омывало прибивающим дождем. Сверкали молнии. Идущие за Арушитом, старейшиной с Юга, веномансеры вслушивались в дрожь стен и прокатывающееся эхо. А может, это сами стены вслушивались в их тихий, но скорый шаг смерти? На боках у веномансеров висели пухлые сумы.

Потом Арушит ушел в сторону, а веномансеры по его приказу спустились в подвалы, где их встретил Шауни де Бекк. Шауни провел их по лабиринту коридоров, черных как сама ночь. Они прошли мимо закупленных на Юге рабов, предназначенных для пира и теперь ждущих своей участи. Наконец, последние темницы. В коридоре тускло светила одна масляная лампа, подвешенная на крюк. На полу лежали захваченные старейшины. Их костюмы из шелка уже растеряли блеск, промокли и потемнели от крови, а самих старейшин сковали толстыми кандалами, и они, странно неподвижные, глядели таким же неподвижным взором куда-то вдаль и будто в никуда.

Таких помещений было шесть. В каждом по несколько вампиров. В первой темнице, куда сначала ввели веномансеров в масках, находились глава Летэ, Пайтрис, Горрон и еще пара старейшин.

– Давно давали яд? – спросил из-под маски самый высокий веномансер.

– Поутру, – ответил Шауни.

Неподалеку толкалась охрана. Старейшина и веномансеры общались на рассиандском языке, поэтому их больше никто не понимал.

– А точнее? – сухо спросил ученый.

– С рассветом.

– Дозу соблюдали? – поинтересовался другой веномансер, пониже.

– Дали больше. – И Шауни добавил: – Мы ждали вас еще вчера.

После такого ответа веномансеры принялись сосредоточенно осматривать узников, порой припадая к их шее, дабы понять, сколько в крови яда. Они достали из своих сумок по пузырьку и залили содержимое в глотки заключенных: кому больше, кому меньше. За ними наблюдали стражники и Шауни, беспристрастный взор которого останавливался по очереди то на веномансерах, чьи лица прятались за масками, то на уверенных движениях их рук, то на постукивании их ногтей по стеклу, отчего мутная кровь внутри сосудов колыхалась.

Опаивание ядами продолжалось, пока не перешли к последнему узилищу. Мешками на полу валялись четверо: Филипп фон де Тастемара, Барден Тихий, Ольстер Орхейс, а также Мелинай де Джамед Мор. От внесенной в темноту лампы на их застывших восковых чертах заплясали резкие тени, и всем представились закатившиеся глаза, расслабленные лбы и обмякшие слюнявые рты, как у умалишенных.

Мастера ядов склонились над каждым. Когда к Филиппу поднесли фонарь, его зрачки быстро сузились. Ему залили в рот содержимое большого пузырька. Шауни не разговаривал с прибывшими, только сложил руки на груди, чувствуя глубокое презрение к ним, смердящим лекарствами и болезнями. Эти запахи расползлись по всей темнице. Самым больным из всех казался высокий мастер ядов – он постоянно запускал платок под маску, видимо страдая повышенным слюноотделением.

– Вы все больны? – поинтересовался Шауни чуть погодя.

– Да, из-за последствий нашего жизненного выбора, – вампир заканчивал проверять последнего узника. – Ядов открывают все больше. Приходится привыкать ко всем ним, чего даже наши демонические тела не выдерживают.

Потом руки его часто задрожали, и он достал другой пузырек, испил из него.

– Это лекарство. Снимает конвульсии, – пояснил веномансер.

– И какие яды сделали тебя таким?

– В моем случае это был борькор, которым пользовались несколько десятков лет назад. Но он лишь следствие. Истинная причина кроется в таких ядах, как гордыня и отсутствие ума… Они незаметны для жертвы, так как действуют не сразу, что в итоге всегда приводит к смертельному исходу, тем более противоядия от них или не существует, или появляется слишком поздно для его применения. Ну а излечить меня не сможет ничто… Разве только бессмертие…

Когда он приподнял маску, чтобы вытереть рот, с его губы почти до земляного пола протянулась нить слюны.

Шауни брезгливо перекосило как от нее, так и от немытых за долгий путь косм вампира и покрытых корочкой губ, заметных из-под едва откинутой маски, что, однако, продолжала скрывать верхнюю часть лица. Увиденного оказалось достаточно, чтобы даже бессмертный не захотел иметь ничего общего с этим мерзким созданием. Болезни всегда отторгают и пугают – они противопоставлены самой жизни, стесняя ее и являясь гонцами смерти. Так что неудивительно, что веномансеров начинали презирать с первого взгляда даже здесь, на Севере, где о них мало наслышаны. На Севере веномансеры появлялись лишь во дворцах и были пока еще недавно освоенным оружием и щитом знати в борьбе за власть.

Шауни встал у выхода из помещения.

– Закончили? – спросил он брезгливо.

– Пока да. Но вечером нужно проверить еще раз. У каждого своя реакция на яд. Вот у этого уже глаза реагировали на свет, – заметил веномансер, показывая на Филиппа. – Если изволите, мы покинем подвалы. Нас ждет почтенный хозяин, чтобы мы представили отчет.

Шауни разрешил:

– Хорошо, идите вон.

Поклонившись, поскольку уже привыкли к такому отношению, веномансеры покинули тюрьму, чтобы вернуться сюда позже и проверить нерушимость ядовитых кандалов, которые держали гораздо лучше металлических или даже зачарованных. Шауни же остался внизу, расхаживая по коридору. Он следил за обстановкой.

* * *

В праздничном зале во главе стола – в кресле Летэ – сидел Теорат Черный. Он сложил пальцы в замок, подпер им подбородок и слушал. Между тем Арушит горячо рассказывал барону, как их задержали в городе из-за новых законов, требуя бумаги, как он пытался договориться за золото, но ему попался неподкупный командир стражи. Он не скупился на брань, жестикулировал. А после мягких южных диванов он так и не смог оценить неудобные кресла старейшин, которые показались ему даже жестче седла, поэтому расшагивал туда-сюда.

– Но я счастлив! – восклицал южанин. – И помыслить не мог, что попаду в эти стены и отомщу за весь Теух! Когда отец передал мне дар и вы написали о том, что должно действовать, я, признаться, не верил в успех! Но мы здесь, в сердце клана!

Теорат не ответил, продолжал думать, сцепив руки.

– Как мы поступим дальше? Вы писали, что все организовали, – спрашивал Арушит.

– В первую очередь избавимся от Летэ и Пайтрис. Что с покупателями?

– С тремя из них я говорил перед самым отплытием. Они из элегиарских чиновников. Обещали прибыть через день посредством портальных магов, ради чего объединились. Четвертый прибудет с супругой и детьми, – говорил южанин. – Первые три покупают по одному дару – на себя. Четвертый, из рода Мо’Радша, желает наделить бессмертием не только себя, но и свою семью.

– Ты встречался даже с родом Мо’Радша? – слегка удивился барон.

– Один из них сам пожелал встретиться, каким-то образом выведав про меня, – признался Арушит. – Это Фаршитх, советник самого короля.

– Сколько даров он хочет?

– Восемь. Один для себя, один для отца, пятеро для отпрысков и один для жены.

– Он и на нее потратится? – вскинул брови барон.

– Представляете себе, да… – фыркнул Арушит. – Чтобы, заплатив кучу золота, потом слушать ее многовековое шипение на ухо. Думаю, его бессмертие вмиг станет проклятием, сродни джинновскому, когда они выворачивают желание наизнанку! Я понимаю, что Мо’Радша – богатейшее семейство. Но тратить золото себе во вред? – И он громко расхохотался, косясь на барона.