– Дорогуша, у меня точки в шести приграничных городах. За день мы обрабатываем до сотни трупов. Наши новые заплатки из сока сердцевидного ореха, прикрывающие неприглядные раны и приводящие усопших в пристойный и мирный вид, ожидают патента, а бальзамирование быстро вытесняет соль. Общий бюджет позволяет предлагать клиентам дорогие товары по доступным ценам, а еще мы отвозим тела по всей Федерации Островов Кадмус в течение пары дней. – Он кивнул на костры. – Взгляни-ка. На ваш один приходится восемь костров Каннингема, и у нас никто не окончит свои дни в банке из-под печенья.

Мёрси не дала себя запугать.

– Вы вымогаете у покупателей деньги, продавая им лодки с конвейера с преступной наценкой, и убеждаете их, что бальзамирование соком танрийского сердцевидного ореха необходимо «в целях санитарии». И за это тоже дерете с них деньги. Ну что ж, в этом городе «Бердсолл и сын» не отстает, к тому же в этом году мы получили существенный доход от предварительной оплаты. Мы принимаем около четверти неопознанных тел с Западной базы, потому что так правильно, потому что это доброе дело, а вам похороны неопознанных нужны в качестве рекламы. Так что будьте любезны, не делайте вид, что хотите нам только добра, ведь все, что вам нужно – раздавить нас, как букашку. Мы вам не продадим дело.

Каннингем достал из кармана платок и промокнул блестящий лоб.

– И как ты собираешься удержаться на плаву, когда Рой уйдет на пенсию? У меня новичок был однокурсником твоего брата, он рассказал, что Зедди бросил погребальные ритуалы и процедуры на первом же году. Так что у руля ты, Мёрси, и, как бы хороша ты ни была, ты одна. Долго ли ты продержишься против всего «Каннингема», если я решу выдавить тебя из бизнеса?

«Боги, он знает про Зедди!» – в ужасе подумала она. Ощущение было такое, будто он вылил ей на голову ведро ледяной воды, но она удержала на лице застывшую резкую улыбку.

– Наверное, есть только один способ выяснить, – бросила она ему, попрощалась, прежде чем отпустить его локоть, и пошла обратно к кострам одна.

* * *

– Видимо, просил уговорить меня продать дело? – спросил папа, держа в руках импровизированную урну, пока баржа прыгала по грунтовке. Днем он сам полез за прахом, несмотря на строгий запрет Мёрси, пока они с Каннингемом ушли на «прогулку», и теперь был пугающе бледен. Ее подмывало выдать Зедди, но она решила не расстраивать отца еще сильнее точным пересказом беседы с Каннингемом, хотя правда, которая крылась в хорошо просчитанном предложении, грызла ее изнутри.

Не успела Мёрси ответить, как баржа зафыркала и замедлила ход, и Мёрси едва успела свернуть на обочину, прежде чем совсем остановилась. Только теперь она заметила, что индикатор бензина стоит на отметке «Пусто». Мёрси откинулась на подголовник и спросила у отца, уже не в первый и, наверное, не в последний раз:

– Забыл заправиться?

Он склонил голову – слишком уж часто она видела эту картинку в последнее время. Она скучала по нему прежнему, уверенному и смешливому, по умелым рукам, собирающим лодки, по зычному голосу, поющему молитвы по усопшим. Заказ урн, оплата счетов и заправка баржи – повседневные мелочи, за которые он никогда не хотел отвечать.

Мёрси похлопала его по плечу.

– Ты посиди в тенечке и окна открой. А я с канистрой прогуляюсь до города.

– Я с тобой.

– Нет. Не-а. Вернусь самый край через полчаса.

Она поцеловала его в щеку и выпрыгнула из кабины, не дав ему возразить. До Итернити оставалось около мили, но палящий зной и открытая дорога без единого деревца сделали это расстояние куда длиннее. Когда она добралась до заправки, чтобы наполнить канистру, промокшая рубашка липла к телу, а косточки пропотевшего лифчика впивались в кожу. Мёрси снова направилась прочь от города с тяжелой канистрой бензина, когда зазвонил колокол на ратуше. Мёрси машинально замерла, по спине мурашки пробежали от страха, но тут она вспомнила, что сейчас четыре часа пополудни первого костельника месяца.

Учебная тревога, не настоящий бродяга в городе.

– Да боги милосердные! – буркнула она, замерев на месте, а под мышками лило как из ведра. Подумала, что папа ждет ее на этой жаре, а она застряла тут из-за учебной тревоги, в то время как за все двадцать пять лет существования Итернити ни один бродяга сюда не забредал. Ну да, в Арджентине и Херингтоне несколько раз такое случалось, и недавно, но не в Итернити. Что плохого произойдет, если она разок сбежит из города?

Она находилась на квартал западнее Главной, но улица пустовала, а до южного края города было совсем близко. Бросив взгляд по сторонам, она тихонько пошла к дороге на кладбище… и как раз в это время из-за угла дощатого домика вырулил помощник шерифа и воочию увидел, как она нарушает закон. И это был не просто помощник шерифа, а Нэйтан Макдевитт. Ее бывший. Который разбил ей сердце и растоптал осколки.

– Добрый день, Мёрси, – пропел он и напыщенно подошел к ней.

– Привет. – Она попыталась улыбнуться.

– Ты слышала учебную тревогу?

– Да, но…

– И знаешь, что во время учебной тревоги гражданин обязан замереть неподвижно и не издавать звуков, чтобы овладеть навыком верно реагировать, если в великом городе Итернити случится нападение бродяги?

Мёрси подумала, что называть Итернити великим – это очень серьезное преувеличение, но спорить по пустякам не хотелось. Нужно было как можно быстрее вернуться к папе.

– Пожалуйста, Нэйтан…

– Поскольку, если бродяга сбежит, для помощников шерифа самый простой способ обнаружить его и обезвредить – это найти единственное, что шевелится, а еще, если глаза бродяги выклевали стервятники, то он не сможет увидеть живых и, скорее всего, не заметит их, если они стоят неподвижно.

– Я знаю. У нас бензин кончился по пути домой с кладбища, папа ждет в барже. – Она подняла канистру, внутри плеснулся бензин, но понимала, что не дождется сочувствия от человека, который ясно дал понять: на первом месте должен стоять он, а не ее отец.

– Итак, – сказал он и достал из кармана пачку квитанций и огрызок карандаша. – Нарушение статьи сорок семь Р девять А Городского Кодекса, по которой граждане обязаны следовать инструкциям учебной тревоги.

Скрежет карандаша по бумаге вонзился в уши Мёрси и вызвал вспышку боли в усталом мозгу.

– Да ладно, Нэйтан. Полегче, а? Пожалуйста?

Он чуть смягчился, а лицо – было в нем что-то от хорька – стало чуть привлекательнее. Мёрси с болью вспомнила, каково им было вместе, а заодно и все свои мечты на будущее, связанные с этим.

– Поужинай со мной сегодня, и я сделаю вид, что ничего не видел.

Меньше всего Мёрси ожидала этого приглашения. Несколько месяцев она ждала, что он приползет к ней вымаливать прощение. И вот он протягивает ей оливковую ветвь мира – какое искушение. Очень серьезное искушение. Но тут она вспомнила, что в миле отсюда в барже сидит папа, и еще – что Нэйтан плевать на него хотел, когда с ним случился сердечный приступ.

– Засунь себе квитанцию в пасть, будет отличный ужин, – предложила она, и голос звучал храбрее, чем она ощущала себя.

– Сдается мне, эта квитанция окажется на твоей тарелке, зая. – Нэйтан продолжил писать, не забывая высказываться. – Шериф Конноли скоро уходит на пенсию, и угадай-ка, кто первый кандидат на повышение? Очень надеюсь, что в «Бердсолл и сын» чтут закон, а то я ведь проверю. Какое будет позорище, если придется прикрыть вашу лавочку. – Он взмахом руки вырвал квитанцию и подал Мёрси, как розу. – Прекрасной даме.

Мёрси смяла бумажку и медленно пошла к папе и к барже. Когда она привезла отца домой, выглядела она чудовищно. Зедди, который раскладывал на кухне продукты, пораженно уставился на жалкую парочку, вошедшую в дверь.

– Что с вами стряслось?

– Не спрашивай. Дай папе холодной воды, пожалуйста.

Ответа она не стала ждать. Вышла наружу и поковыляла к «Бердсолл и сын», чтобы доделать дела. Едва переступив порог мастерской, она разрыдалась. Отщипывала кусочки коричной булочки, забытой поутру, и совала их в рот. Та уже зачерствела, но все равно было очень вкусно. Часы показывали 4:56, через четыре минуты можно перевернуть табличку на «Закрыто» и считать, что день (кошмарный, ужасный, чудовищный) окончен.

Но этому не суждено было случиться. Она услышала, как открылась входная дверь, зазвенел колокольчик на стойке. Мёрси без зеркала знала, как выглядит – потная, в слезах, растрепанная, – но больше некому было выйти к клиенту. Она вытерла ладони об штаны и сделала жалкую попытку поправить платок липкими руками, а потом пошла за стойку и обнаружила, что в конторе дожидается молодой маршал, которого она еще не видела.

А рядом с ним – Харт Ральстон.

«Убейте меня! – взмолилась она бесчувственным богам. – Ну пожалуйста!»

Глава девятая

Харт опешил при виде Мёрси, которая зашла за стойку: одежда в беспорядке, волосы взлохмачены, лицо блестит от пота, как будто он прервал страстные объятия с каким-то ловеласом.

Он задумался над этим. А вдруг и правда? Вдруг там, в мастерской, ее ждет полуголый мужик? Харт вспыхнул от негодования при одной мысли о таком непрофессионализме, хоть и понимал, что реагирует на пустые подозрения, но неким иррациональным образом негодование от этого лишь росло.

– Господи, – буркнула Мёрси. – У меня тот еще денек выдался, Нахальстон, так что буду благодарна, если хоть постараешься вести себя воспитанно, ну хоть разок. Ага?

Он и рта еще не раскрыл, а она уже набросилась на него, хотя сама вела себя невоспитанно. Невероятно. Ну, он и не собирался стараться, особенно если она торопилась поскорее сплавить его, чтобы вернуться к какому-нибудь льстивому говнюку в мастерской.

– Спасибо за теплый прием, Трупсолл. Очень признателен.

– Это у тебя такое воспитание?

– Все, на что я способен в таких обстоятельствах.

Харт осмотрел ее с ног до головы, приметив крупинки сахара, приставшие к волосам, и следы глазури на штанине. Он не застал ее in flagrante delicto^[1] в мастерской с любовником; она предавалась любви с выпечкой. Но учитывая холодный прием, это не охладило его гнев. Он демонстративно окинул взглядом контору, пока Дакерс с неловкостью наблюдал за ним.

– Чисто из любопытства: тут вообще кто-нибудь работает, кроме тебя?

– Ты способен хоть кому-нибудь сказать два слова подряд без хамства, Нахальстон, или я слишком многого прошу?

– Очень смешно, – парировал он.

Она отмахнулась и облокотилась на стойку, глядя на Дакерса. Рубашка была расстегнута до ключиц, и Харт с усилием отвел глаза от груди Мёрси. «Это вражеская грудь», – напомнил он себе.

– Привет! Добро пожаловать в «Бердсолл и сын». Я Мёрси.

– Спасибо, мэм. Я Пэнроуз Дакерс, но зовите меня Пэн.

Мёрси улыбнулась ему, показав ямочки на щеках, которых сам Харт не видел с той самой судьбоносной первой встречи четыре года назад. Он раздраженно побарабанил пальцами по стойке и попробовал придумать что-нибудь язвительное, но тут с улицы ворвался брат Мёрси с большой открытой книгой в руках.

– Мёрс, у тебя есть каперсы? В магазине нету! – воскликнул он и только потом понял, что она за стойкой. Заметил Дакерса, и рассеянность на его лице сменилась полной сосредоточенностью и крайне очевидной заинтересованностью.

– Ого, привет!

– Привет! – Ничего не заметивший Дакерс махнул шляпой.

– Я Зедди. А ты?

– Пэн.

Зедди Бердсолл облокотился рядом с ним на стойку, в точности повторив позу сестры.

– Я очарован, – сказал он, сияя улыбкой.

На этот раз Дакерс все-таки обратил внимание на Зедди и ответил смущенным, нервным смешком. Сраные боги, Харт просто хотел сдать тело и свалить! Он прокашлялся и возвестил:

– Маршал Дакерс – мой новый ученик.

Улыбка Мёрси истаяла в сочувствии.

– Ох, бедняжка! Хочешь конфетку? – Она выудила из-под стойки вазочку с конфетами и предложила Дакерсу.

– Мне можешь не предлагать. Спасибо.