Харт резко остановил своего эквимара, и кобыла Дакерса, почуяв, кто главный, тоже остановилась.

– Правда думаешь, что у собак нет души? Ты вообще видел собаку, которая не была бы в сто раз лучше любого человека?

– Ээ, нет?

– Вот именно. Не оскорбляй собак.

Он с легким чувством вины коснулся боков эквимара, и оба вновь направились вперед. Мальчишка, в конце концов, ничего не знал про Грэйси, незачем было с первого же дня на него набрасываться.

– Вам, видимо, нравятся собаки, – сказал Дакерс.

– Видимо, да.

– Можно спросить? Если бы пришлось выбирать, спасти меня или собаку, кого бы вы выбрали?

– Собаку.

– Забавно. Очень смешно.

– Да я вроде не смеюсь. – Харт подтолкнул эквимара и уехал вперед, и Дакерсу осталось лишь догонять.

– Блин, это было грубо, сэр.

Харт оглянулся и увидел, что ученик изо всех сил цепляется за рысящую кобылу. И вновь отвернулся, чтобы Дакерс не увидел его усмешку.

Глава четвертая

Признание Зедди и последствия этого не давали Мёрси покоя все утро того кошмарного первого (и возможно, последнего) рабочего дня брата, но готового решения не находилось, а еще нужно было сделать кучу лодок и привести в порядок полный колодец трупов, так что она надела передник, резиновые перчатки и защитные очки и принялась за работу. Тело на столе принадлежало лицензированной охотнице на хватов, которую привезли вчера: рынок домашних животных из Танрии процветал, и эту женщину убил, а потом поднял бродяга. В отличие от разлагающегося неизвестного без ключа, которого пару дней назад привез Харт Ральстон, у этой имелось предоплаченное погребение в «Бердсолл и сын».

Срезав грязную одежду острыми ножницами, Мёрси обмыла тело из шланга, подсоединенного к раковине. Затем пропела молитву Трем Отцам и Неведомому, втирая соль в кожу, которая уже начала отслаиваться.

Из воды пришла, в воду и вернешься.
Плыви в объятия Соленого Моря,
да дарует Дедушка Кость свободу от тела
духу твоему.
Да распахнет пред тобою двери Привратник,
да примет тебя в доме своем Неведомый,
да познаешь ты покой.

Мёрси с головой погрузилась в напев, ее альт заполнил комнату. Ему не хватало резонанса отцовского баритона, но она произносила слова серьезно и с уважением.

Завернув охотницу в чистую парусину, Мёрси уложила ее в дубовую лодку и оставила на причале ждать отправки домой, а потом пошла и повторила тот же ритуал с последним неопознанным без ключа, который остался у Бердсоллов на эту неделю. Пока соль делала свою работу, Мёрси надела на шею бедолаги простой ключ на дешевой цепочке. Затем достала из коробки на стойке маленькую деревянную лодочку с ладонь длиной.

Их вырезал на досуге папа – яхточки, шлюпки и катера. Он верил, что у каждого должна быть лодка, чтобы доплыть по Соленому Морю в Дом Неведомого, и неважно, кто ты такой и есть ли у тебя деньги. Именно такие мелкие, но добрые и достойные поступки делали «Бердсолл и сын» в миллион раз лучше, чем бескровные, бездушные, существующие только ради наживы конторы типа Каннингема. Мёрси положила лодочку усопшему на грудь над сердцем, поправила ключ и плотно завернула тело в чистую парусину.

Она сидела на кухоньке и пила кофе в качестве небольшого перерыва, когда услышала, как Зедди говорит:

– Скоро вернусь, пап.

Он вышел из кабинета напротив, закрыл дверь и запустил пальцы в буйные кудри.

Мёрси облокотилась на стойку, а Зедди прошел мимо, чтобы налить себе кофе. Добавил пугающее количество сахара и размешал, энергично колотя ложкой о стенки кружки.

– Все так плохо, что ли?

– Божьи сиськи и яйца! Мёрси, я понятия не имел, что ты столько лет терпела такое! Бухгалтерия в полном раздрае, а я вообще-то не великий счетовод.

Не утерпев, Мёрси маниакально хихикнула в кружку.

– Ну получше, чем папа.

– Натрави на него нашу училку математики.

– Хорошо бы, но Лилиан редко заезжает в город, да и нечестно взваливать на нее бухгалтерию в выходные.

Раньше их сестра работала в Арджентине учительницей математики, но после того, как влюбилась в Дэнни, водителя «Бердсолл и сын», с превеликой радостью бросила своих «мелких говнюков» и переехала в Федерацию Островов Кадмус с мужем.

– Может, лучше просолишь и завернешь со мной пару тел? – предложила Мёрси.

– Меня ждет математика, – вздохнул Зедди и вернулся в кабинет, но Мёрси решила не сдаваться. Когда брат увидит, какую важную работу они с папой делают в «Бердсолл и сын», он вернется.

* * *

Мёрси погрузила в старую баржу четыре просоленных и завернутых неопознанных тела и поехала на юг по Главной улице, которая дальше превращалась в двухполосное шоссе. Мостовая сменилась грунтовкой, и Мёрси сбавила скорость, чтобы трупы в кузове не прыгали на кочках, и осторожно вошла в крутой поворот на Кладбищенскую. Трупы, конечно, усилий не оценили, но Мёрси казалось, что так правильно.

Она остановилась у ям, на изрядной дистанции от маленького, но растущего кладбища, где хоронили покойных из Итернити, Арджентина, Майетты и Херингтона – их надгробные камни стояли ровными рядами. Она выкатила каждое тело на неровную землю и сложила их в открытой яме, где заканчивали свой путь неопознанные, за которыми никто не пришел, люди, которые любыми путями просачивались в Танрию, чтобы разбогатеть или начать новую жизнь, но добивались лишь смерти от рук бродяг и становились бродягами сами.

Отмахнувшись от мухи, Мёрси осмотрела неопознанные тела, которые накопились за неделю. Как обычно, у Каннингема таких набралось гораздо больше, чем у «Бердсолл и сын». Те, другие, не утруждались заворачивать неопознанных, и ей казалось это непристойным до грубости. И ее вовсе не пугало разложение и личинки, молочно-белые глаза и разинутые рты, мышцы, застывшие в трупном окоченении – вовсе нет. Просто ей казалось, что каждого должны проводить в другую жизнь как следует, и если кроме нее больше некому проронить несколько слов над безымянной могилой, она была более чем готова поступить правильно и хорошо. Она сложила ладони и произнесла речь. Слова каждый раз менялись, но чувства оставались те же.

– Я понимаю, что вы вряд ли хотели окончить жизнь в такой яме, но, если честно, это важно живым, а вам – уже нет. Ребята в красивых лодках, которые едут домой или лежат здесь, – они ведь оказываются там же, где и вы. Кого-то из них забальзамируют соком танрийского сердцевидного ореха. Кого-то похоронят на кладбищах в герметичных лодках, которые не протекут. Кого-то сожгут вместе с лодкой, а потом близкие развеют их прах над океаном. Но в конце концов все они отправятся по Соленому Морю, как и вы. Привратник впустит их в Дом Неведомого, и не останется ничего, кроме того, о чем заботится Дедушка Кость. Всех нас ждет этот путь. Так что доброй дороги и счастливо добраться. Мне было радостно и почетно помогать вам в конце пути.

Она в последний раз взглянула на тела, будто говоря: «Я вижу вас», и направилась домой. Когда она вернулась в «Бердсолл и сын», у причала стояла баржа развоза, а значит, Лилиан и Дэнни приехали, пока ее не было. Мёрси приободрилась. Поднялась к себе, в квартиру над лодочной мастерской, быстро вымылась, она переоделась в любимое платье – нежно-голубое, с рисунком в виде пар вишенок – и захватила бутылку вина, а потом пошла в папин дом, преисполненная оптимизма и веры в то, что все наладится, а Леонард потрусил следом.

От бурного смеха, который донесся через две двери, пружинистый шаг стал еще бодрее. Мёрси взлетела по ступенькам, распахнула дверь, и ее окутало звуковой волной – ее семейством.

– Это что, буквально лучшая сестра на свете? – позвал ее откуда-то изнутри Зедди; Мёрси окунула пальцы в мисочку с соленой водой на семейном алтаре и коснулась маминого ключа.

– Эй, крысеныш, я тоже здесь! – рявкнула на него Лилиан и крепко обняла Мёрси, а потом за руку потащила ее к обеденному столу, где они уселись и принялись наблюдать за тем, как Дэнни – единственный член семьи, умеющий готовить, – хлопочет над ужином в кухне. К ужасу Мёрси, Зедди ему помогал.

– Мне не по себе. Что творится? – спросила Мёрси у сестры.

– Дорогой, Зедди можно доверить нож? – спросила у мужа Лилиан.

Дэнни чарующе улыбнулся. Дэнни весь был просто прекрасен, от темно-рыжих кудрей до носков ботинок.

– Он учится готовить.

– Зедди можно доверить еду? – спросила Мёрси.

Зедди одарил ее театральным гневным взором и взмахнул ножом, раскидав по всей комнате кусочки лука.

– Ха-ха. Разве не ты вчера вечером ныла, что без Дэнни ужин просто несъедобен?

– Нет, это ты ныл. И при этом не готовил.

– Ну, а теперь вот учусь, так что заткнись.

– Сохрани нас боги. – Мёрси демонстративно прокралась на кухню, стащила с сырной тарелки печеньку и возложила ее на алтарь Очага справа от раковины. – Прошу, проследи, чтобы он нас не отравил, – шутя, взмолилась она богу кухни.

– Очень смешно. – Зедди подопнул ее, выгоняя в столовую, и тут через сетчатую дверь вошел папа в облаке сигарного дыма. Завидев Мёрси, он вздрогнул и попытался разогнать улики.

– Пап! Доктор Голдамес запретила курить!

Он поднял руки, сдаваясь, и направился на кухню, чтобы угоститься с сырного блюда, что, вероятно, тоже не шло ему на пользу.

– Что на ужин? – поинтересовался он.

– Запеченная курица, морковь в бальзамической глазури и недурственный зеленый салат.

Дэнни открыл бутылку вина и принялся разливать по бокалам, оставив готовку на Зедди.

– Боги упасите, а Зедди точно не устроит без тебя пожар на кухне? – театрально прошептала Мёрси зятю, который налил ей крайне щедрый бокал Пино Гриджио.

– Эй! – возмутился Зедди.

– Ну не настолько уж он убогий, – со смехом ответил Дэнни. Он начал наливать бокал для Лилиан, но резко остановился, плеснув вином на скатерть. – Ой, блин, детка, а ты такое пьешь?

Мёрси застыла, печенкой почуяв смысл слов Дэнни еще раньше, чем они дошли до мозга.

– Ну конечно, она пьет. Вино всем нравится! – откликнулся ничего не уловивший Зедди, очищая зубчики чеснока.

– Мне вот нравится, – добавил отец, до которого тоже не дошло.

Лилиан яростно вытаращилась на Дэнни, и веснушчатые щеки ее мужа залились румянцем.

– Блин! Прости! – шепнул он ей.

– Стой! Ты что… – начала Мёрси, но Лил под столом ущипнула ее за ногу.

– Потом поговорим, – уголком рта прошипела она и отпустила пострадавшее бедро Мёрси.

Мёрси мысленно танцевала на столе, вереща: «Лил ждет ребенка!» Только это и помогало не разреветься на груди у сестры, которая передавала через стол морковку. Но после десерта к счастью примешалась горчинка, когда папа поднял бокал, выразительно посмотрев на Зедди и еще более остро – на Мёрси, и произнес тот же тост, что и на свадьбе Лилиан: «Выпьем за нашу чудесную семью! Пусть она растет!»

– Боги, опять? – сказал Зедди.

– Ты-то что, ты еще пацан, – ответил ему папа. – Но Мёрси уже тридцатник.

– Ого. – Мёрси положила на стол салфетку – вдруг пригодится махать, как белым флагом.

– Я не бессмертный, так что хочу убедиться, что о тебе будет кому позаботиться, когда я помру.

Лилиан фыркнула:

– Кто еще о ком заботится, пап.

– Просто говорю: я хочу, чтобы Мёрси остепенилась.

– Ну что за старобожьи порядки? У тебя тут что, алтарь бога патриархата припрятан?

– Старые Боги, Новые… Какая разница, просто хочу, чтобы за Мёрси кто-нибудь присматривал, и хорошо бы это был приличный мужик с мешком денег.

– А можно мне тоже такого? – влез Зедди.

– Да хоть на ките женись, если у него есть мешок денег.

– Пап, у меня все хорошо, – заверила Мёрси. – Все, кто хочет сменить тему беседы, поднимите руку.

Поднялись руки Лилиан, Зедди и Дэнни. Даже Леонард согласно фыркнул с дивана в гостиной.