– Слыхал, у арвонской команды по поло новый главный тренер? – спросил Дэнни, чтобы отвлечь папу, потому что если тот и любил что-нибудь почти так же сильно, как семью, то профессиональное морское поло.

Лилиан пихнула Мёрси:

– Давай слиняем, пока можно. Хочешь еще пирога?

– Хочет ли Матерь Горестей в отпуск? Что за вопросы такие?

Сестры улизнули в кухню под разглагольствования папы:

– Да плевать, сколько там раз Редвинг выиграет у Винланда! Эквимарской первой линии Бушонга они не ровня!

Мёрси отрезала для Лилиан огромный кусок, и не потому, что сестра была беременна. Лил отличалась способностью умять что угодно без следа для хрупкой фигуры, доставшейся от матери. А Мёрси, наоборот, пошла в отца – высокая и крупная. Ей нравились ее формы, но порой она завидовала Лил: было бы здорово время от времени танцевать с людьми хоть на дюйм выше себя. Ее бывший, Нэйтан, заявлял, что в нем за сто восемьдесят, но во время танца Мёрси очень в этом сомневалась.

Воспоминание о Нэйтане кольнуло в самое сердце.

– Извини насчет Дэнни, – сказала Лил сквозь изрядный кус пирога, соря крошками. – Как приехали в город, первым делом заглянули к доктору Голдамес, чтобы убедиться. Хотела сказать после ужина, но любимый разболтал нашу страшную тайну.

– Я так за тебя рада! – сказала Мёрси, но хотя она в самом деле радовалась за Лилиан и Дэнни, к этому чувству примешивалась и зависть. Она всегда представляла, как найдет хорошего человека и заведет семью, но эта картинка, кажется, в последнее время уплывала все дальше и дальше.

Воспоминание о Нэйтане вновь кольнуло в самое сердце.

– Пытаюсь все осознать, – сказала Лилиан. – Ребенок – да у меня?

– Ты будешь самой лучшей мамой на свете.

– Ну, мне было с кого брать пример.

– Мама была суперская, – согласилась Мёрси с нежной горечью.

– Да, но я не про нее говорю.

Потеряв дар речи, Мёрси воззрилась на Лил. Хлюпнула носом, потом еще раз, погромче.

– Но папе ты пока не хочешь говорить? – спросила она, но убрать из голоса дрожь не получилось.

– Нет. Срок еще ранний, не хочу, чтобы заранее радовался – мало ли… Мало ли что. Так что не говори ему, пожалуйста. И Зедди. Этот засранец точно не умеет держать рот на замке. Но тебе лучше знать, а то моя беременность ведь все поменяет в делах, так что тебя честнее предупредить как можно раньше.

К этому моменту Лил уже умяла свой кусок и теперь большим пальцем подбирала крошки с тарелки. Мёрси опустила вилку и пристально взглянула на сестру.

– В каком смысле?

Лилиан облизала крошки с пальца и вытерла руку об юбку.

– С малышом по островам не поездишь. И я не хочу, чтобы Дэнни целыми днями и неделями пропадал на развозе тел. Зачем выходить замуж, если вы не видитесь?

– Никто и не ждет, что вы будете работать вечно. Наймем кого-нибудь на развоз.

– Да я не к тому клоню. Слушай, Мёрси, мастер теперь Зедди, так пусть у него голова и болит про нового водителя, пусть наймет нового управляющего, а ты живи своей жизнью.

У Мёрси внутри заворочался секрет Зедди, приютившийся между курицей, морковкой, салатом и вторым куском пирога.

– Но если я сейчас уйду, все рухнет.

– Я же не предлагаю бросить Зедди. Помоги ему встать на ноги, но потом пора двигаться дальше.

– Я не могу.

– Можешь. Золотко, ты же такая умная, и талантливая, и собранная. Хватит растрачивать себя впустую в «Бердсолл и сын».

Не то чтобы Мёрси не считала себя умной, талантливой и собранной, да и заниматься бумагами ей не слишком нравилось. Просто она не в силах была представить себе карьеру за пределами «Бердсолл и сын» и всего, что было с ним связано. И кроме того, каким образом она ухитрится начать все с нуля в тридцать лет, без образования и опыта за пределами похоронного агентства?

– А вдруг Зедди не справится? – спросила она, понимая, что шансы на это немалые.

– Ну, значит, не справится, займется чем-нибудь еще. В худшем случае с трупами на западном приграничье справится и Каннингем.

Мёрси вытаращилась на сестру.

– Ой, только не начинай! Это же ты влипла в дела после смерти мамы, и ты практически воспитала и меня, и Зедди. Ну, так мы с Зедди уже выросли. Ты заслужила и свою жизнь пожить для разнообразия.

Мёрси взяла вилку и наколола еще кусочек пирога.

– Но папа не вынесет, если дело прогорит. А у Каннингема все так бездушно и фальшиво для последнего пути. Люди заслуживают выбора.

– Да мертвецам все равно! Ни разу еще никто не встал с каталки и не сказал: «Соли что-то многовато!» или там «Я же говорил Энид, что хочу тиковую лодку!» – Лилиан взяла Мёрси за руки, и та невольно вспомнила, что Лил только что облизывала пальцы, а теперь трогает ее. – Подумаешь насчет этого? Ради меня?

Мёрси кивнула, но не слишком уверенно. Уйти не получится, пока она не убедит Зедди остаться, а это может оказаться делом небыстрым.

Лилиан поцеловала Мёрси в щеку.

– Хорошо сидим, но мне надо сходить поблевать.

* * *

Когда Мёрси отправилась с Леонардом домой, ее тяготил не один секрет, а два, и оба, кажется, вели к одному и тому же неясному будущему без «Бердсолл и сын». Обычно, когда возникали сложности, она обсуждала их с Лилиан, но сейчас пообещала Зедди, что не проболтается о его дипломе по древнемедорской философии, к тому же поиски замены для Лил и Дэнни теперь стали очередной проблемой, требующей немедленного решения.

– Уф, – пожаловалась она Леонарду, плюхаясь на диван в квартире над конторой. Тот, вообразив себя декоративной собачкой, залез ей на колени и придавил своей тяжестью. Как жаль, что, кроме Леонарда, и пожаловаться больше некому. С семьей о самом важном не поговоришь, Нэйтан вообще не в счет, а все друзья юности давно уже уехали из Итернити в поисках лучшей доли. Подумать только, как она оказалась в таком одиночестве?

Только теперь она вспомнила о вчерашнем загадочном письме, которое лежало забытое в кармане комбинезона в корзине для грязного белья. Она спихнула Леонарда с коленей и выудила его.

«Или ты тоже одинок?» – спрашивал ее неизвестно кто четким почерком – больше углов, чем завитушек. Сердце Мёрси колотилось в ответ. Она ощутила прилив понимания, связь с автором, будто они были магнитами, слишком далекими, чтобы притянуться, но дрожащими от соседства друг с другом.

По крайней мере, она не думала, что «вкалывает от подъема до отбоя», как автор письма, зато определенно могла назвать человека, который умел вывести ее из себя как никто. Имя «Харт Ральстон» зажглось в сознании кричащей рекламой на гигантском щите.

Она всмотрелась в подпись.

«Друг».

Мёрси любила семью больше всего на свете, но было бы недурно иметь в жизни кого-нибудь, кто не торчал бы с головой в семейном деле и кто не взваливал бы на нее свои секреты, которые ей вовсе не хотелось хранить. Короче, «друг» – хорошее определение для того, в ком она нуждалась.

Она знала, что отвечать на письмо глупо. В конце концов, его написал неизвестно кто, да и как вообще отправлять ответ, кто даст гарантии, что нимкилим доставит его нужному адресату? Но она все равно села за стол, достала лист бумаги из ящика и написала сверху: «Дорогой друг».

Глава пятая

В первые две недели обучения наставников с учениками не назначали в патрули, а раз они торчали в самой пустынной части Танрии – то есть там, где шанс наткнуться на бродягу был наименьшим, – Харт решил разбить на этот раз лагерь, а не ночевать в казарме с другими маршалами. Альма и так навязала ему общество Дакерса, не хватало еще добровольно навязывать себе всех остальных. Дакерс сопел в спальном мешке, а Харт читал книжку из библиотеки – «Перекрестки: пересечение современной грамматики и композиционной теории» – под мерцающий свет костра, когда грохнул зычный голос Бассарея:

– Тук-тук! Доставка почты!

Дакерс вскочил на ноги и схватился за разряженный мини-арбалет, а гигантский прямоходящий кролик вразвалочку подошел к костру на двух здоровенных лапах.

– Бродяга! Стреляй! Стреляй в него! – вопил Дакерс.

– Как делишки? – поздоровался кролик, словно в него не тыкали оружием.

Дакерс прекратил истерически скакать.

– Нимкилим?

– Не, бабуля твоя! Да, я нимкилим. Опусти эту хрень, пока не отстрелил случайно яйца этому мудаку.

– Не заряжено, – равнодушно заметил Харт со своего видавшего виды складного стула, спокойно попивая ромашковый чаек.

– Это нимкилим! – Дакерс облегченно вздохнул и почему-то прикрыл руками пах. – Я думал, все, крышка.

– Одержимый кролик причиной твоей гибели не станет, Дакерс. Обещаю.

– Чего? Этот лапоть ни разу нимкилима не видал? – удивился Бассарей.

– У нас ящерица была.

– Бассарей – Дакерс. Дакерс – Бассарей. Если он что-нибудь принес, то это тебе, малец.

Нимкилим выудил письмо и всмотрелся.

– Не-а, это тебе, лапуля.

– Мне? – пораженно переспросил Харт. – От капитана?

– Чё?

– «Что».

Бассарей посмотрел на Дакерса и со смешком кивнул в сторону Харта:

– Посмотри-ка на мистера Умника. «Что». Да откуда, блин, мне знать, кто его послал?

Харт взял протянутое письмо, осмотрел конверт с одной стороны, с другой, но там не было ни строчки.

– Тут адреса нет, гений.

– Мне адрес не нужен.

– С чего ты тогда взял, что оно мне?

Нимкилим пораженно покачал головой, как бы призывая Дакерса в свидетели – мол, ты это видел?

– Понимаю, – согласился Дакерс.

Чувствуя на себе взгляды Дакерса и Бассарея, Харт сунул палец под клапан конверта и надорвал его. Достал письмо, развернул и увидел сверху слова «Дорогой друг». Вытаращился на них, сбив дыхание.

– Что? Кто-то умер? – громко спросил Дакерс.

Не обращая внимания, Харт пробежал глазами по странице и увидел внизу подпись: «Твой друг». Сложил лист обратно и сжал в руке. Бассарей выжидательно пялился на него, будто предполагалось, что Харт прочтет письмо вслух.

– Что? – возмутился Харт.

– Чаевых ждет, – шепнул Дакерс.

– Чего? Почему? Мне никто не дает чаевые, когда я трупы привожу.

Бассарей вновь посмотрел на Дакерса взглядом, говорящим: «Ну что за хрень?»

– На меня не смотри. Мне он тоже пока не заплатил.

– Ладно, – буркнул Бассарей. Скакнул к вещмешку Харта, который висел на привязанном эквимаре, и принялся копаться в нем.

– Эй! – возмутился Харт, но ничего не успел – Бассарей откопал бутылку виски и сдул с нее пыль.

– Этому парню нужна помощь, – сказал он Дакерсу.

– И не говори.

– А ну-ка положи на место, – велел Харт, но не особо грозно. Ему хотелось лишь сесть и прочитать письмо, которое чуть ли не жгло пальцы.

– А то что? Убьешь меня? Я бессмертный. Подай-ка стакан, парень.

Дакерс протянул Бассарею жестяную кружку, и нимкилим с отвращением покачал головой.

– Видимо, выбора нет.

– Виски у меня для лекарственных целей, так что не выдуй все, – проворчал Харт.

– Не колышет. – Бассарей налил на три пальца, передал кружку Дакерсу, звякнул бутылкой об жестянку и отпил несколько глотков прямо из горлышка.

– До дна, парень! – рыгнув, велел Бассарей, салютуя юному маршалу-ученику бутылкой.

– Он еще маленький, – сказал Бассарею Харт. А Дакерсу велел: – Поставь кружку.

Дакерс надулся, но сделал как велено.

– Бывайте, – попрощался Бассарей и свалил из лагеря, прихватив с собой пыльную бутылку лекарственного виски Харта.

Едва он скрылся из виду, как Харт торопливо извлек второй фонарь и зажег, пытаясь не выдать Дакерсу, как у него трясутся руки.

– Что вы делаете? – спросил Дакерс.

– Надо отлить, а я слишком добрый, чтобы забрать единственный фонарь и оставить тебя без света.