На лице Куравина абсолютная пустота, не выражающая ничего. Ни намёка на удивление, раздражение или любую другую эмоцию.

Просто… Лёд.

Он молча убирает руку, всё ещё сжимающую мой локоть, выпрямляется и оглядывает меня, словно в очереди на таможенном контроле.

Не узнал?!

Не узнал…

И от обиды лопается что-то во мне, обливая ядом внутренности.

– Осторожней, – говорит он сухо и отступает чуть назад, морщась, словно испытывает физическую боль от того, что я нарушила его священное личное пространство.

Козёл!

Лифт останавливается.

Пулей вылетаю из него первая, таща за собой Машку. Заталкиваю её в туалет.

Пялюсь на себя в зеркало, подмечая нездоровый лихорадочный румянец и блестящие глаза.

– Алис, что с тобой? Ты будто приведение увидела.

Да, точно. Призрака из прошлого.

– Это он, Маш. Это он!

– Кто? Куравин?

– Да!

– Так, и… И что нам теперь делать?

– Увольняться, Маня, увольняться…

Глава 3

Алиса.

Мы с Машкой, прихватив с собой стаканы с остывшим кофе, проскальзываем в конференц-зал и занимаем самые дальние места в углу.

Я бы вообще предпочла спрятаться под кресло или ещё лучше – сбежать с этого собрания, но Виктор Палыч, прекрасно зная меня, не сводит с нас с Маней предупреждающего взгляда.

«Смотри у меня» – шевелятся беззвучно его губы, а указательный палец сотрясается в воздухе.

Развожу руками.

А что сразу я?

Будто я тут единственная возмутительница порядка!

– Слушай, что он вообще собирается нам сказать? – Маша нетерпеливо вытягивается в кресле, чуть приподнимаясь.

Я же, напротив, пытаюсь вжаться в спинку, чтобы стать менее заметной.

– Ну, что-нибудь типа «вы все ничтожества, а потому – идите к чёрту».

– Думаешь, он настолько козёл?

Ох, Маня, знала бы ты, насколько он козёл!

В дверях появляется Максим. В чистой, естественно, рубашке.

Шум и шепотки в зале мгновенно стихают.

Он проходит к трибуне, выпрямляется, расправляет внушительные плечи. Медленно проходится пугающе-отстранённым взглядом по собравшимся, и я прячусь за спиной впереди сидящего коллеги, лишь бы не ощущать на себе этого пронизывающего ледяного равнодушия.

– Доброе утро, – его тон не оставляет места сомнению, что он совершенно не уверен, что оно доброе. – Меня зовут Куравин Максим Игоревич. Сегодня я здесь для того, чтобы сообщить вам о предстоящих изменениях, связанных со слиянием вашего издательства с «ЭксЛит».

По залу проходит волна возбужденного шёпота.

Да уж, звучит многообещающе!

Маша едва заметно вздыхает, нервно сжимая в руках бумажный стаканчик.

– Компания, и в особенности это подразделение, нуждается в значительных переменах для повышения продуктивности и оптимизации затрат. Это, разумеется, означает, что… – Максим делает паузу, и я кожей чувствую, как все в зале напрягаются. – Что вся неэффективность и недостаточная целеустремлённость будут выявлены и устранены.

Выявлены и устранены…

Да он настоящий романтик!

Звучит так, будто нас отловят по одному и отправят на тот свет.

Я наклоняюсь к Маше, еле сдерживая саркастический смешок.

– Увольнять, видимо, будут пулей в лоб.

– Лучше уж пуля, – бледнея, морщится Маша. – Что-то меня не вдохновляет на подвиги наш новый босс.

– Не переживай, он просто запугает нас всех, а потом уедет в свой крутой офис.

– Коллеги, я вам не мешаю? – Максим косится в нашу сторону.

Резко маневрирую, снова скрываясь за спиной.

Пронькин, спасибо, что тебя так много! Есть, где спрятаться.

– Нет, извините, – блеет Машка.

Максим, качая головой, продолжает:

– Сразу хочу сообщить, что я здесь надолго. Пока мы не достигнем устойчивых результатов, вам придётся лицезреть моё лицо. Моими специалистами будет проведена оценка квалификации каждого сотрудника. Те, кто продемонстрирует высокий уровень профессионализма, могут не волноваться за своё место. Однако те, кто пока не оправдал себя, столкнутся с необходимостью пересмотреть свои цели и приоритеты.

Какая прелесть!

– О да, «пересмотреть цели» – лучшее оправдание для того, чтобы вышвырнуть сотрудника, – шепчет Маша мне на ухо, но её тон больше тревожный, чем насмешливый.

Максим тем временем продолжает выдавать наборы канцеляризмов, смысл которых я уже почти не улавливаю.

– Нам необходимо сократить издержки и устранить структурные несоответствия. Компания нуждается в том, чтобы каждый сотрудник был максимально полезен. Если кто-то не соответствует ожиданиям, то, к сожалению, время его сотрудничества с нами подойдёт к логическому завершению. Это не просто реорганизация – это перераспределение ресурсов для достижения оптимальной эффективности.

Ну что ж, по крайней мере, он нас не убьёт, а только вежливо выставит за дверь.

Это определённо радует.

– Ничего не понятно, – Машка почти кипит. – Уволят нас или нет?

– Сама не знаю, – мрачно отвечаю, нервно постукивая ногтями по подлокотнику кресла. – Но с этим перераспределением ресурсов мне теперь страшно за нашу кофемашину!

Максим со своим холодным деловым тоном и видом мраморной статуи определенно не думает о том, что у нас тут люди, а не роботы!

На минуту мне даже становится смешно от всей этой ситуации: как он может так спокойно вещать о сокращениях и оптимизациях, будто мы все – просто циферки в статистике?

Максим делает еще одну многозначительную паузу, бросая взгляд на задний ряд. Я неловко ёжусь, но он лишь скользит глазами по залу, а потом продолжает свою пламенную речь.

В какой-то момент, когда он в очередной раз говорит про эффективное управление трудовыми ресурсами, я просто не выдерживаю.

Резко встаю с кресла, привлекая к себе всеобщее внимание.

– Сядь, дура! – Тянет Машка за рукав пиджака.

Максим моментально вычленяет меня из толпы.

С почти слышимым металлическим лязгом наши прямые взгляды встречаются в воздухе, подобно боевому орудию.

– У вас есть вопросы? – Делает словесный выпад, словно взмахивает рапирой.

Фыркаю, чуть закатив глаза.

– Никак нет.

– В таком случае, прошу занять своё место, я ещё не закончил.

– Я просто решила пересмотреть свои цели и приоритеты прямо сейчас, – парирую.

– Правда? – Взлетает с сарказмом его густая бровь. – И что же вы надумали?

– Я не стану дожидаться, пока меня обсчитают, словно функцию. Я уволюсь прямо сейчас.

– Аксёнова, сядь! – Шипит на меня Виктор Палыч, но я лишь пожимаю плечами.

Да, я – огонь по характеру. Еще и овен по знаку зодиака. В общем, та ещё гремучая смесь! Воспламеняюсь даже от неосторожно брошенной искры, и частенько иду на поводу у эмоций.

Но я – это я. И я не позволю этому козлу снова выбросить меня, словно ненужный мусор.

Медленно проползаю через ряд к выходу, но железный голос Куравина заставляет меня врезаться каблуками в пол.

– Фамилия.

– Моя? – Оторопело моргаю от его приказного тона.

– Свою я знаю.

Ах, ты, гад ползучий!

Я родила от тебя дочь, а ты спрашиваешь мою фамилию?!

И от иронии, с которой судьба залепила мне пощёчину, хочется рассмеяться в голос.

– Аксёнова, – выдавливаю сквозь зубы, и наш безмолвный поединок на ножах продолжается.

– Аксёнова, в мой кабинет, – чеканит Максим, окатывая меня взглядом, словно ушатом ледяной воды. – Немедленно!

Что ж…

Туше!

Глава 4

Алиса.

Передо мной маячит широкая спина Куравина. Чёткие шаги, уверенная осанка и непоколебимая решимость каждого его движения невольно наталкивают меня на мысли о том, что идём мы не на беседу, а прямиком на эшафот.

– Алиса! – Виктор Палыч догоняет и хватает меня за локоть, вынуждая остановиться.

Максим с гримасой недовольства оборачивается.

– Максим Игоревич, я на пару слов украду у вас свою сотрудницу, – оправдывается босс, нервно потея. Оттаскивает меня за ближайший угол.

Ну, понеслась!

Начнётся сейчас отповедь в духе «ну что то ты творишь, Аксёнова»…

– Ну что ты творишь, Аксёнова? – Шипит Виктор Палыч с таким отчаянием, словно я собралась подписать себе смертный приговор. – Тебе работа не нужна?!

– Такая – нет.

– Сдурела? И куда ты пойдёшь?

– На этом издательстве свет клином не сошёлся. А работать на Куравина я не собираюсь.

– Дурость какая! С чего вдруг?

– Характерами не сойдёмся.

– Аксёнова, это не профессионально! Ты понимаешь, что остальные издательства или тоже принадлежат Куравину, или не выкидывают вакансий?

– Значит, пойду полы мыть или двор мести.

Виктор Палыч трёт пальцами переносицу, стараясь сдержать раздражение.

– Алиса, ведущие редакторы на дороге не валяются! Вспомни, сколько лет ты шла к этой должности. Хочешь теперь всё похерить?

Поджимаю губы.

Не хочу, вообще-то. Я свою работу очень люблю, и по собственной воле никогда бы от неё не отказалась.

Но сейчас мой шаг – вынужденный.

Я просто не смогу каждый день пересекаться с Куравиным и делать вид, будто между нами не висит лезвием гильотины колючий бэкграунд.

– Алиса, девочка моя, держи язык за зубами, я тебя умоляю! Не лезь ты на рожон!

– А что мне делать, если он несносная, раздутая от самодовольства жаба, – начинаю я, но Виктор Палыч делает огромные глаза, стреляя взглядом мне за плечо.

Резко оборачиваюсь.

Куравин, сложив руки на груди, ме-е-едленно вздёргивает бровь вверх.

Господи…

Он всё слышал, да?

И как только эта мышечная махина умудряется так бесшумно передвигаться?

– В мой кабинет, – почти не размыкая губ, произносит Максим.

Пролетаю пулей мимо.

Дверь за нами закрывается, отрезая привычные звуки бурлящего работой офиса.

Максим неторопливо проходит к рабочему столу Виктора Палыча, усаживается в кресло и делает пару пружинящих движений, будто примеряя к нему свои габариты.

Вскидывает на меня непроницаемый взгляд.

Воздух густеет.

– У вас какие-то проблемы, Алиса?

Интересно, он всё же помнит меня, но ломает комедию, или услышал имя, когда Виктор Палыч вопил его в коридоре?

– Алиса Сергеевна, – поправляю на автомате.

Максим чуть заметно дёргает щекой.

– И что же вас не устраивает? Алиса. Сергеевна.

– Всего лишь ваш подход, – улыбаюсь с напускной покорностью.

– Чем вас покоробил мой подход?

– Отношением к людям.

– И как же я к ним отношусь, по вашему авторитетному мнению?

– Как к ресурсу. Мы – не пустые циферки в ваших отчётах. Мы выполняем свою работу с душой, и поэтому…

– Поэтому, – резко перебивает, впечатывая палец в стопку бумаг, – у вас здесь такой бардак, а издательство на грани разорения. Потому что вы «работаете с душой», тогда как надо работать хо-ро-шо! Ваш штат искусственно раздут, тиражи не продаются, а склад забит книгами, которые теперь сгодятся только на растопку каминов. Издательство везёт на своей шее лодырей и бездельников, которые не могу лишний раз пошевелить пальцем, чтобы обратиться к аналитическим данным, а не выпускать ширпотреб!

– Вы ничего не понимаете в настоящей литературе.

– Куда уж мне, – фыркает. Смотрит с прищуром. – Аксёнова, мне кажется, или в вашем решении уволиться есть что-то личное?

Глядя в его ничего не выражающее лицо я не могу сообразить, имеет ли он в виду наше общее прошлое, или говорит о чём-то другом. А спросить его прямо – не могу!

Потому что если он не притворяется дураком, а дурак и есть, и забыл о романе длинной в пол года, то я буду чувствовать себя идиоткой на максималках!

Поэтому я задираю подбородок повыше и с вызовом бросаю:

– Считайте это просто личной неприязнью. Вы мне не нравитесь.

– Как мужчина? – Чуть вздрагивают уголки его губ.

Внутри разгорается лёгкий, нездоровый азарт.

– Как человек.