Эмили Макинтайр: Шрам

Emily McIntire

Scarred (Never After Series)

© Copyright 2021, 2022. SCARRED by Emily McIntire the moral rights of the author have been asserted

© О. Захватова, перевод на русский язык

© shutterstock.com

© ООО «Издательство АСТ», 2025

* * *

Плейлист

«You should see me in a crown» – Билли Айлиш

«Lovely» – Билли Айлиш, Халид

«Sucker for Pain» – Лил Уэйн, Уиз Халифа, Imagine Dragons, X Ambassadors, Logic, Ty Dolla $ign

«Human» – Кристина Перри

«Million Reasons» – Леди Гага

«Take Me to Church» – Хозиер

«Mad World» – Деми Ловато

«Everybody Wants to Rule the World» – Лорд

«Play with Fire» – Сэм Тиннез, Йот Мани

«This is Me» – Кила Сеттл и ансамбль The Greatest Showman

Посвящается всем чудакам.

Изгоям.

«Белым воронам».

Жертвам издевательств.

Отшельникам.

Надломленным душам.

Вы достойны. Вы – воины.

Примечание автора

«Принц со шрамом» – книга в современном жанре темной романтики, сказка для взрослых с отсылкой на известное произведение.

Это не фэнтези и не пересказ.

Главный герой романа – злодей. Если вы ищете книгу без сцен жестокости, данное произведение вам не подойдет.

«Принц со шрамом» содержит откровенные сцены сексуального характера и другой контент, неприемлемый для некоторых категорий читателей. Настоятельно рекомендую проявлять бдительность. Мой совет: не прибегать к спойлерам, но если все-таки вам интересно узнать подробности, тогда воспользуйтесь сайтом EmilyMcIntire.com.

Не верь дневному свету,
Не верь звезде ночей,
Не верь, что правда где-то,
Но верь любви моей^[1].

Уильям Шекспир, «Гамлет»

Пролог

ТРИСТАН

Преданность.

Одно слово. Три слога. Одиннадцать букв.

Ноль смысла.

Хотя, если послушать нескончаемые тирады моего брата, волей-неволей подумаешь, что верность струится по его жилам быстрее, чем кровь, скрепляющая наши души.

Тому доказательство – придворные сплетни.

«Принц Майкл станет славным королем».

«Даже не сомневаюсь: он сохранит и упрочит наследие своего отца».

Нечто вязкое и колючее жалит мне горло; взгляд мечется между пламенем, ревущим в камине в другом конце зала, и масляной лампой в центре стола – того самого, за которым расположились члены Тайного совета. Полдюжины лиц без следа скорби.

Сердце щемит в груди.

– Видимость – важнейшее правило жизни, сир, и ради нее порой приходится идти на жертвы, – рассуждает Ксандер, в прошлом советник моего отца, а в нынешнем – брата. Он продолжает, приковав взгляд к Майклу: – Ни для кого не секрет, что вы отличаетесь… изрядным аппетитом – это столь же очевидно, сколь и мирная кончина вашего батюшки на собственном ложе.

– Ксандер, ради всего святого, – вмешиваюсь я, прислоняясь к стене, отделанной деревянными панелями, – нас убеждать не нужно: мы прекрасно знаем, где закончилась его жизнь.

Я наблюдаю за своей матерью – единственной женщиной в этой комнате. Смотрю, как она промакивает впалые карие глаза носовым платком с монограммой. Раньше она почти не появлялась в Саксуме, предпочитая проводить время в загородном поместье, но Майкл, ввиду недавних похорон отца, настоял, чтобы она погостила.

Что, впрочем, было нетрудно, ведь его слово – закон.

– Его мирный уход – это вынужденная ложь, – продолжаю я, приковав глаза к брату. На его губах играет улыбка, искорки вспыхивают в янтарных глазах.

Жгучая ярость разливается где-то в груди, а потом поднимается к горлу, обволакивая язык; привкус ее горьковатый и терпкий.

Я шумно отталкиваюсь от деревянной стены и направляюсь к столу в центре зала. Встав между матерью и Ксандером, я неторопливо вглядываюсь в каждое из лиц. Черты их напитаны важностью, высокомерием – сидят как ни в чем ни бывало.

Будто не мы только потеряли значимого для нас человека.

Человека незаменимого.

Единственного, кому было не все равно.

– Не понимаю, к чему вы ведете, – натужно хрипит Ксандер, надвигая на нос очки в роговой оправе.

Вздернув подбородок, я смотрю на него сверху вниз, отмечая серебристые прожилки в темных волосах. С нашей семьей он уже давно – еще с тех пор, как я был мальчишкой, – и поначалу я им очень дорожил. Вот только жизнь переменчива, и тепло Ксандера быстро сменилось ледяной горечью жадности.

То же самое произошло и с остальными.

– Конечно, тебе не понять, – протягиваю я, постукивая пальцем по виску. – Какой же я глупец.

– Может, вернемся к делу? – вздыхает Майкл, взъерошивая пальцами каштановые волосы. – Детали его смерти уже неважны.

– Майкл! – всхлипывает мать, все еще прижимая к глазам платок.

Тут же я разворачиваюсь к ней, наклоняюсь и прикасаюсь ладонью к острому выступу ее скул. Со вздохом она поднимает на меня блестящие глаза. Я пытаюсь смахнуть слезинки, но, прикоснувшись к коже под ее глазом, вмиг отстраняюсь, переводя взгляд на свою руку.

В груди распространяется жар: я понимаю, что подушечки пальцев остались сухими. Сухими, как кость.

Актеры. Все они лишь актеры.

– Матушка, – цыкаю я. – Кончайте драматизировать. Еще одна фальшивая слеза, и вы покроетесь морщинами. – Подмигнув, я похлопываю ее по щеке.

Расправив плечи, я вдруг замечаю, что мы стали объектами всеобщего интереса. Что ж, ни для кого не секрет, что между ней и мной любви никогда не было.

С лучезарной улыбкой я разглядываю каждого из присутствующих. В воздухе витает напряжение – даже лорд Реджинальд, один из членов Совета, не может усидеть смирно в своем кресле с бархатной спинкой.

– Ладно, расслабьтесь, – продолжаю я утомленно. – Ничего предосудительного я делать не стану.

Лорд Реджинальд усмехается, тем самым привлекая мое внимание.

– Хотите что-то добавить, Реджинальд?

Тот прочищает горло, но румянец на его щеках все равно выдает нервозность, которую он так старательно пытается скрыть.

– Простите мою недоверчивость, Тристан.

Я вздергиваю подбородок:

– Ты забыл «ваше высочество».

Еще не успев склонить голову, Реджинальд поджимает губы:

– Прошу прощения, ваше высочество.

С раздражением – настолько явным, что челюсть начинает ходить ходуном, – я вглядываюсь в его черты. Реджинальд всегда был одним из самых слабых членов Совета, озлобленным и завистливым по отношению к другим. Еще в молодости он переметнулся на сторону Майкла и стойко наблюдал за всеми пытками, которым на протяжении многих лет я подвергался от рук своего брата и его своры.

Но я уже не ребенок, и теперь им не удастся надо мной измываться.

Ксандер щиплет пальцами переносицу:

– Сир, прошу вас, вам нужна жена, а вашему народу – королева.

– Она у них есть, – отчеканивает Майкл, кивая в сторону матери. – Я не намерен жениться.

– Жениться не значит остепениться, – вздыхает Ксандер. – Вы просто поймите: эти законы… они как гены – передаются из поколения в поколение. Не взять жену – значит выставить себя слабаком.

– Если ты боишься не справиться, брат, сделай одолжение – исчезни, – добавляю я, взмахивая рукой.

Глаза Майкла сужаются, он смотрит на меня с глумливой ухмылкой:

– И на кого же ты предлагаешь оставить Глорию Терру? На тебя?

Со всех концов стола раздаются смешки – во мне напрягается каждая жила, сердце заходится от желания продемонстрировать свою силу и власть.

Но длинная стрелка деревянных часов отвлекает меня своим стрекотанием.

Близится ужин.

Нервозно перебирая пальцами взъерошенные черные волосы, я на шаг отступаю к массивным дубовым дверям:

– Что ж, приятно было побеседовать, но, к глубокому прискорбию, наше общение мне наскучило.

– Тебя никто не отпускал, Тристан, – выпаливает Майкл.

– Твое позволение мне не нужно, брат, – усмехаюсь я, чувствуя рокот гнева в груди. – Плевать я хотел на тех несчастных, кому выпадет участь терпеть твои издевательства.

– Как непочтительно, – шипит Ксандер, качая головой. – Ваш брат – король.

С ухмылкой, медленно расцветающей на губах, я пристально смотрю на Майкла; предвкушение бурлит в моих венах.

– Что ж. – Я склоняю голову. – Да здравствует король.

Глава 1

САРА

– Ты отбываешь поутру.

Мой дядя потягивает вино; его взгляд, подобно стрелам, скользит по столу и пронзает мне грудь. Ласковым человеком он никогда не слыл, но тем не менее этот мужчина – моя семья, и у нас с ним одна цель на двоих.

Отомстить семье Фааса за убийство моего отца.

Мы все предусмотрели, спланировали до мелочей, чтобы в нужный момент, когда коронованному принцу понадобится жена, я оказалась рядом и приняла его предложение.

И вот наконец-то мы получили известие.

Время настало.

Браки по расчету, пусть пока и нередкие, в последние годы понемногу выходят из моды. Все-таки на дворе 1910 год, а не 1800-й, а это значит, что во всех книгах – и даже здесь, на захудалых улочках Сильвы, – люди женятся по любви.

Либо исходя из собственных представлений о том, что такое любовь.

Лично я никогда не страдала манией величия и уж точно не надеялась на благородного рыцаря, который прискачет на коне и спасет меня из беды, как какую-то беспомощную девчонку.

Трудности, конечно, и у меня случаются, но беззащитной я себя точно не назову.

Да и подчас единственный верный способ добиться значимых перемен – это стать частью поврежденного механизма и самостоятельно удалить из него вышедшие из строя детали. Следовательно, если для завоевания расположения нового короля мне придется улыбаться, флиртовать и соблазнять, я поступлю только так и никак иначе.

В конце концов, это мой долг.

Как перед семьей, так и перед своим народом.

Сильва, некогда славившаяся плодородными землями и передовыми достижениями индустриализации, ныне стала бесплодной и убогой. Отброшена на задворки, как гадкий рыжий пасынок, недостойный времени и внимания короны. О нас даже вспоминать перестали. Засуха и голод теперь соседствуют с отчаянием, которое царит на городских улицах подобно трещинам на мостовой.

Но, полагаю, так и случается, когда ты живешь в глухом лесу под самыми облаками. Тебя становится трудно заметить и очень просто забыть.

– Ты ведь понимаешь, что поставлено на карту? – Голос дяди Рафа выводит меня из задумчивости.

Кивнув, я вытираю рот белой тканной салфеткой, после чего возвращаю ее на колени:

– Да, разумеется.

Раф улыбается, насупившись и постукивая пальцами по пузатому наконечнику деревянной трости:

– Ты прославишь нашу фамилию.

Пьянящее удовольствие разливается во мне, как раскаленная лава. Я расправляю плечи, сажусь чуть ровнее.

– Только не забывай, что доверять можно лишь одному человеку – твоему двоюродному брату.

Дядя Раф смотрит на мою мать, неизменно покорную и тихую, вкушающую пищу небольшими кусочками. Ее непослушные черные волосы, очень похожие на мои, точно занавес, заслоняют ее лицо. Вообще, мама редко смотрит в глаза: она лучше опустит голову и займется рукоделием и пыльными книгами, чем наладит отношения с дочерью, которая с момента смерти отца взвалила все заботы на свои плечи.

Очевидно, она никогда не хотела становиться матерью и еще меньше стремилась к браку. Вслух она, конечно, об этом не говорила – да и зачем, ведь ее поступки были куда громче слов. Но все это в любом случае не имело значения, поскольку ее хотел мой отец.