Ласло вылетел из кабинета как ракета, и Кларенс едва успел увернуться. Практиканты шарахались в стороны, когда он несся к лифту, задыхаясь и прижимая к груди портфель, как мяч для регби. В этом хаосе и шуме он различил знакомый голос, перекрывавший остальные. Голос принадлежал мисс Шпигель:

– Считайте, что мое заявление об уходе уже у вас на столе!

Глава 3. Поедательница грехов

Начался мелкий дождь, а Мэгги Дрейкфорд заметила машину, ползущую навстречу. Водитель и пассажирка беспокойно разглядывали деревья с грустно обвисшими ветвями и убогие лавки. Подобное выражение лица было не редкостью у тех, кто случайно попадал в Шемердаль. Люди приезжали в горы Катскилл для того, чтобы посмотреть на очаровательные охотничьи домики и приобрести предметы старины. А это что еще за медвежий угол?

Водитель заметил Мэгги и неуверенно помахал рукой. Машина остановилась рядом, и она вежливо кивнула. Стекло опустилось. Мэгги указала вперед.

– Пятнадцать километров, – произнесла она.

Водитель поморгал.

– Простите, как вы сказали?

– До следующей деревни девять миль, а если она вас не интересует, можете вернуться на шоссе.

Мужчина улыбнулся, демонстрируя два ряда ровных ослепительно белых зубов, зрелище, невиданное в Схемердале. Он был одет в твидовый пиджак, униформу профессоров.

– Откуда вы знаете, что мы заблудились? – спросил он.

– Счастливая догадка.

Женщина, сидевшая на пассажирском сиденье, перегнулась через своего… бойфренда? Мужа? Мэгги не заметила обручального кольца.

– Что это за место? – спросила она. – Я не видела знака, а в телефоне посмотреть не могу, нет Сети.

– Вы находитесь в Схемердале, – объяснила Мэгги. – Население – сто девяносто три человека. Нет, не так. Сто девяносто два.

Произнесла она это довольно рассеянно – все внимание Мэгги снова было сосредоточено на коттедже, располагавшемся на другой стороне улицы, среди небольшой сосновой рощи. Дом был угрюмым, темным и казался необитаемым. Окна были завешены черными шторами. Мэгги смотрела на входную дверь. По-прежнему плотно закрыта. Потирая руки, чтобы согреться, она мысленно взмолилась, чтобы клиент поторопился. Небо заволокло тучами, а она оставила зонтик в машине. И не только зонтик.

Мэгги выругала себя за глупость. Она терпеть не могла, когда ее мать оказывалась права.

Профессор что-то говорил. Мэгги оглянулась.

– Что?

– Заправка, – повторил он. – У нас почти кончился бензин, и мне не хотелось бы здесь застрять. Только не обижайтесь, – быстро добавил он.

Он мог бы назвать Схемердаль свалкой радиоактивных отходов, и Мэгги Дрейкфорд это ничуть не обидело бы. Так что она лишь пожала плечами.

– У Эрла можно заправиться, но они, скорее всего, закрыты. Сегодня почти все закрыто.

Женщина снова перегнулась через своего приятеля и заговорила приглушенным голосом:

– Это что, селение амишей?

– Нет, – ответила Мэгги. – Амиши – милые люди.

Женщина перестала улыбаться.

– Тогда что это?..

Она имела в виду наряд Мэгги: длинное платье, нижние юбки, передник, корсаж и рубашку из домотканой материи. Мэгги поправила чепец, прикрывавший косы.

– Моя рабочая одежда.

– Реконструкция сцен из жизни колоний? – поинтересовался Профессор.

– Что-то вроде того.

Турист взглянул на ее ноги.

– Разве колонисты носили «конверсы»?

Мэгги посмотрела на кеды, которые были видны из-под платья. Она дорожила ими больше всего на свете – конечно, если не считать Комка; этот клад был найден среди подержанных вещей в отделении Армии Спасения в Кингстоне.

– Нет, – признала она. – Но иногда допустимо проявлять креативность.

– Лично я одобряю, – заявил Профессор. – Очень стильно.

Мэгги едва не рассмеялась. Стиль – последнее, что ее волновало в этой проклятой жизни.

Она заметила какое-то движение за шторами. Дверь дома Схейлеров открылась, и на пороге возникла зловещая фигура. Фигура поманила Мэгги к себе.

Она выплюнула жвачку.

– Надо идти, – обратилась она к заблудившейся паре. – Приятно было с вами побеседовать.

Пересекая улицу, Мэгги не оглянулась. Если бы она оглянулась, у нее, вероятно, возникло бы искушение спросить, откуда приехали эти двое, как они познакомились, счастливы ли они вместе, какой предмет преподает Профессор, если он действительно был профессором. Но все это было ни к чему. Машина еще некоторое время стояла на обочине – без сомнения, пассажиры были озадачены неожиданным уходом Мэгги. Она преодолела половину пути до жилища Схейлеров, когда услышала шорох шин – они развернулись и уехали обратно, туда, откуда прибыли.

Прочь из Схемердаля. Прочь из ее жизни.

Заставив себя забыть об этих людях, Мэгги сосредоточилась на том, что ее окружало. На сорной траве и гравии, на запахах сырости и смолы, на шорохе дождя. Веранда дома Схейлеров находилась прямо перед ней. Доски прогнулись под ее весом. Услышав скрип, она вспомнила предупреждение отца.

Войди.

Выйди.

Возвращайся домой.

Она подняла взгляд на фигуру, которая загораживала дверной проем. Преподобный Фэрроу внушал почтение: высокий, худощавый мужчина с лицом будто с полотен Эль Греко. Мэгги боялась его еще до того, как приступила к новым обязанностям. В костюме и воротничке священника его преподобие казался не человеком, а памятником; у этой статуи были светлые глаза, тонкие губы, холодный, враждебный взгляд. Остановившись перед священником, Мэгги склонила голову и ждала, когда начнется ритуал.

Преподобный заговорил громко и четко, как будто вещал с кафедры.

– В этом доме скорбят, – нараспев произнес он. – Кто смеет входить сюда?

– Мелкая тварь, – глухо отвечала Мэгги. – Злобная, голодная.

Костлявый палец уперся ей в лоб.

– Я вижу на тебе Печать Каина, женщина, алую, как кровь, оскорбляющую мой благочестивый взор. Ты грешница?

– Я грешна, как язычницы, которые празднуют Самайн^[6], как коварная и хитроумная Иезавель.

Священник перекрестился.

– И зачем пастырю допускать волчицу в свое стадо?

Мэгги подняла голову и встретила неодобрительный взгляд.

– Я в дом усопшего пришла, чтоб оградить его от зла, души страданья прекратить, грехи и скверну поглотить. Их заберу с собою в Ад, откуда нет пути назад.

Преподобный засопел, словно на самом деле обдумывал это предложение, потом отступил и впустил ее в дом. Мэгги быстро прошла мимо и, бесшумно ступая по грязной ковровой дорожке, вошла в столовую. В тесном помещении толпились несколько десятков скорбящих с суровыми лицами. Они стояли вплотную друг к другу вдоль стен, в три-четыре ряда, неподвижные, как манекены. В воздухе висели неприятные запахи пота и старой шерстяной одежды. Взгляды всех людей без исключения были прикованы к Мэгги.

Мэгги смотрела на труп.

Мистер Абрахам Схейлер лежал на столе. Рядом горели две восковые свечи. Покойный был одет в серый костюм, в котором он когда-то женился, и галстук, купленный в Катерскилле. При жизни мистер Схейлер был весьма неприятным человеком; когда Мэгги была девочкой, он любил гоняться за ней на своем «Шевроле». В смерти он выглядел более достойно: он был чисто выбрит, редкие седые волосы были зачесаны назад и открывали синеватый лоб. Монетки, которые положили ему на глаза, поблескивали в свете свечей. На груди умершего лежал темный хлеб из грубой муки, щедро посыпанный солью.

Мэгги опустилась на единственный стул, стоявший у стола, и сунула в карман конверт, который был для нее приготовлен. Оглядела застывшие лица окружающих. Она знала имена всех, кто присутствовал на похоронах, могла перечислить даже имена их предков, высеченные на надгробных камнях на кладбище Схемердаля: Схейлеры и Рейтеры, Гроты и Фишкиллы, Левены и Смиты, Фэрроу и Малдеры… Несколько столетий назад их прапрадеды поселились в этой глуши среди непроходимых лесов, построили деревянную церковь и начали добывать в окрестностях горы скудные средства к существованию.

Потомки переселенцев остались здесь навсегда.

«Может быть, они тоже узники». Эта мысль почти вызвала у Мэгги сочувствие к жителям деревни. Но в следующую секунду ее взгляд упал на их руки – каждый сжимал в пальцах небольшой камень.

Войди.

Выйди.

Возвращайся домой.

Мэгги взяла хлеб, лежавший на груди мистера Схейлера. Подняла его над головой и заговорила ясным, твердым голосом:

– Теперь я даю тебе облегчение и успокоение, дорогой усопший. Не броди по дорогам, по болотам и лугам. И ради того, чтобы ты обрел покой, я беру на себя твои грехи и продаю свою бессмертную душу. Аминь.

Оторвав кусочек хлеба от буханки, Мэгги проглотила его и запила домашним вином из стакана, стоявшего на столе. Она ела неторопливо, жевала с преувеличенной тщательностью; таким образом, все присутствующие могли убедиться в том, что грехи покойного «съедены». Закончив, Мэгги сложила салфетку, отодвинула стул и поднялась. Ножка стула неприятно скрипнула о половицу. Прошло несколько долгих секунд. Мэгги стояла неподвижно, склонив голову, не глядя ни на кого из собравшихся; мышцы ног были напряжены, как у бегуна на старте.

Тишину разорвал вопль.

– Изыди, дьяволица!

Мэгги рванулась к двери. Вслед ей неслись крики и брань, топот ног. Камень просвистел совсем рядом с ее головой, врезался в картину и расколол раму.

Она выбежала на веранду, свернула налево, в сторону ручья, протекавшего неподалеку от дома. Какие-то дети ждали ее в засаде. Они выскочили из-за кучи старых шин и, завывая, словно дикари, начали швырять камни. Один камень задел ухо Мэгги, выступила кровь.

Но она не останавливалась. Это означало верную смерть.

Щелк! Щелк!

Булыжники летели ей вслед, сшибали крошки коры с деревьев. Мэгги проворно перебралась через ледяной ручей и, очутившись на противоположной стороне, углубилась в лес. Все это время она не сводила взгляда со склона ближайшего холма. Вскоре Мэгги добралась до подножия и принялась взбираться вверх быстро и ловко, как горная коза. Преследователи сдались. Ни один из обитателей Схемердаля не мог бегать так быстро – и так долго, – как Мэгги Дрейкфорд, они это знали.

Остановившись на вершине, Мэгги прислонилась к валуну и вытерла кровь с уха. Она стояла несколько секунд, тяжело дыша, глядя вниз, на деревню, окутанную туманом. Отдышавшись, она начала спускаться по противоположному склону, покрытому камнями. Мэгги двигалась осторожно, стараясь не оступиться, но время от времени поскальзывалась, и камни катились у нее из-под ног. Она свернула немного в сторону, направляясь к обочине, где оставила Глэдис.

Глэдис была пикапом; этот древний «Форд» служил семье Дрейкфордов уже семьдесят лет. К машине был прицеплен фургон для перевозки лошадей, такой же старый, но не обладавший шармом Глэдис. Прицеп представлял собой просто большой уродливый ржавый ящик, однако его стенки были усилены металлическими листами, а окна заделаны рубероидом. Линкор на колесах. В тот момент, когда Мэгги приблизилась к нему, у нее за спиной раздался торжествующий крик.

Обернувшись, она увидела за деревьями двух молодых людей. С первого взгляда братьев Рейтер можно было ошибочно принять за близнецов. У обоих были лохматые, давно не стриженные светлые волосы и лица, словно созданные наспех из деталей, наугад выбранных из коробки: светлые глаза навыкате, крючковатые веснушчатые носы, мясистые губы, напоминавшие пиявок. Двадцатидвухлетний Виллем был сильнее брата, но Мэгги казалось, что Абель, который был младше на год, более жесток. Взгляд ее переместился на камень, который держал в руке младший. Он был крупнее куриного яйца.

Мэгги понимала, что нельзя показывать страх. Страх предполагает слабость, а она знала, что, заметив слабость, эти двое озвереют. Она сплюнула и продолжала смотреть на братьев с ледяным презрением.

– Веселье закончилось. Вы упустили свой шанс у дома Схейлеров.

Абель замахнулся.

– Кто это сказал, сучка?