Я делаю глубокий вдох до боли в легких, борясь с желанием разрыдаться и не заботясь, что меня могут услышать. Но я не могу позволить себе расклеиться. Соседке, присматривающей за Кейном, скоро нужно на работу, и надо вернуть ее машину. Я так ей благодарна. Я научилась застилать водительское сиденье полотенцами, чтобы не испачкать обивку, но этот урок дался мне нелегко. Она простила меня, когда я в первый раз вернулась домой с окровавленным сиденьем. Я вижу жалость в ее глазах, когда она смотрит на меня. Я не знаю, куда, по ее мнению, я отправляюсь, когда звонит Алекс, или что я делаю, и не хочу знать.

Я даже не хочу жить.

Но у меня есть Кейн. Он тоже жертва. Он всего лишь маленький ребенок, который нуждается в отце. И в матери, но я уже не та женщина. Он плакал, когда я сбрила свои длинные темные волосы. Он печально наблюдает за мной, когда я пытаюсь сидеть, не морщась от боли.

Я ненавижу, что мы живем в неблагополучном районе, где на земле валяются опасные предметы, такие как иглы от шприцов, использованные презервативы, разбитые бутылки и гильзы от патронов. На ночь я подставляю стул под входную дверь, а на поврежденные жалюзи вешаю полотенца, чтобы закрыть нас от посторонних глаз. Мы спим на матрасе на полу и благодарны за кабельное телевидение, которое является одним из немногих удобств в квартире.

Я беру себя в руки, вытерев лицо. Слабость – это роскошь, которую я не могу себе позволить. Выключаю зажигание и крепко сжимаю ключи в кулаке, чтобы не уронить их. Затем распахиваю дверь, но вылезти из машины оказывается значительно сложнее. Ноги дрожат так сильно, что я боюсь упасть, а пульсирующая боль в области паха невыносима. В конечном итоге я переношу большую часть своего веса на руль, мои губы дрожат, когда чувствую липкую влагу между ног, которая явно не связана с менструацией.

У меня уже несколько месяцев не было месячных. Поначалу я ужасно испугалась, что противозачаточные таблетки не помогли и я забеременела от своего насильника, но потом поняла, что стресс и недостаточное питание были тому виной. Но Кейн был здоров. И это самое главное.

Держась за дверь, я осторожно протягиваю руку за окровавленным полотенцем, на котором сидела, и, прислонившись к машине, складываю его так, чтобы скрыть пятно. Затем обертываю вокруг талии, чтобы закрыть такое же пятно на своих спортивных штанах. Как только я выйду из-под навеса, Кейн увидит меня. Он постоянно смотрит в окно, когда меня нет.

Ему только исполнилось пять лет, но он очень умен. Он понимает, что, каждый раз уезжая и возвращаясь, я все меньше и меньше похожу на себя прежнюю. Я надеюсь, что он еще достаточно маленький и сможет забыть этот период нашей жизни, потому что скоро все закончится. Каждый химический патент, который я забираю от Алекса, – это страховка, которая принесет свои плоды, как только я найду подходящего человека, способного помочь мне их монетизировать.

Я была рядом и поддерживала отца Кейна, Пола, когда мы строили «Бахаран-фарма». Возможно, он и высосал из компании все соки, но то, что осталось, имеет ценность, и я заберу то, что мне причитается, а мой сын получит свое наследство. Я не позволю ему расти в бедности, без образования и под влиянием разлагающего окружения. Может, мне и нечего предложить, кроме своего тела, но я получу то, чего заслуживаем я и мой сын. Даже если это убьет меня, а такое вполне возможно.

Из последних сил я толкаю дверь и закрываю ее. Внутренне я вся дрожу и рассыпаюсь на части. Дышу ртом в тщетной попытке не чувствовать запаха пота Алекса на своей коже. Выйдя на вечерний свет, я запрокидываю голову и вижу милое личико Кейна, выглядывающего со второго этажа. Я выдавливаю из себя улыбку и машу ему рукой. Он весь светится от радости, словно солнце, а затем исчезает. Он откроет дверь и подождет меня на лестничной площадке. А я сделаю вид, что каждый шаг не мучителен и что я не цепляюсь за перила изо всех сил.

Я сделаю это ради него, смысла моей жизни. Ради единственного совершенно невинного создания в моей жизни, сотворенного мной с любовью и надеждой на будущее, которое теперь превратилось в пепел.

6
Алия

Я просыпаюсь, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди, а тело покрыто горячим липким потом. Возникает сильное желание вскочить с кровати и бежать, но на мгновение я словно парализована. Желудок сжимается от страха и отвращения, и мне кажется, что меня вот-вот стошнит.

Хватая ртом воздух, переворачиваюсь на спину и вдыхаю аромат одеколона с потоком жизненно необходимого кислорода, этот знакомый запах неожиданно меня успокаивает. Я пытаюсь понять, где нахожусь и почему, мой разум затуманен от страшных воспоминаний, которые держу взаперти уже долгие годы.

Я цепляюсь за мысль, что в ванной кто-то есть. Из кошмара меня вырвало журчание воды, когда включили душ.

Скинув с себя одеяло, я сажусь и свешиваю ноги с кровати. Прохладный воздух холодит покрытое потом тело, когда замечаю брюки и рубашку, оставленные на кушетке в изножье кровати. Я стараюсь сбросить оцепенение злополучного сна, чтобы прояснить мысли.

Я дома. Я в безопасности. Стресс пробудил воспоминания об Алексе Галлагере, к которым я стараюсь не возвращаться, это было целую вечность назад.

Взглянув на прикроватные часы, понимаю, что сейчас раннее утро. С тех пор, как я въехала в свою квартиру, ни один мужчина не проводил здесь ночь. Я предпочитаю трахаться с ними в менее приватных местах, где они не будут напоминать мне о себе после того, как все закончится.

Я размышляю о том, делают ли меня сложившиеся обстоятельства сильной или слабой. Я нуждалась в утешении и опоре, но получила их от специалиста по безопасности, у которого, как оказалось, есть член. И то, что в конечном итоге этот член был во мне большую часть ночи, является одновременно и бонусом, и способом заставить его владельца выполнять свою работу лучше.

Я пытаюсь встать и чувствую, что ноги меня совсем не держат.

– Проклятие.

В ванной внезапно становится тихо, и я понимаю, что сейчас оттуда выйдет начальник службы безопасности «Бахаран-фарма». На смену журчащим струям воды тишину заполняют звуки города снаружи. Непрерывный поток машин звучит ровным гулом, как кровь, текущая по артериям.

Я уже готова к тому, что испытаю дискомфорт от вторжения в мое личное пространство, но вместо этого ощущаю облегчение, когда Рохелио появляется совершенно голый.

Я много лет не разрешала себе полагаться на кого-то, кроме себя самой, и не отдавала себе отчет, насколько это утомительно. Но на самом деле полностью доверять я могу только себе.

Я наблюдаю за Рохелио в отражении большого зеркала, приставленного к стене напротив кровати. У него подтянутое мускулистое тело. Когда он одевается, его движения одновременно расслабленные и уверенные. Его темные волосы подстрижены коротко, почти по-военному, благодаря чему он выглядит намного моложе своих лет. Я рассматриваю нас вместе. Я хорошо сохранилась, и хотя уже не выгляжу на двадцать с небольшим, как он, все же я еще не настолько старая, чтобы казаться его матерью.

Он оглядывается на меня, застегивая брюки.

– Все будет хорошо, – заверяет он. У него есть способность успокаивать, когда он этого хочет. Хладнокровие – одна из его лучших черт.

Я внимательно смотрю на него и замечаю, насколько он изменился с тех пор, как я доверила ему свои тайны. Я начала трахаться с ним, потому что он смотрел на меня с вызовом и немалой долей презрения. Он не скрывал своего сексуального влечения ко мне, граничащего с неуважением. Довольно редко я могла сдержаться, чтобы не ответить на такой откровенно мужской вызов моей женственности. Я не добыча. Однажды была ею, но больше такого не повторится.

Теперь же в его бархатисто-карих глазах нет больше насмешки. Я бы его возненавидела, если бы заметила в его взгляде жалость, но он просто смотрит на меня так, словно увидел во мне человека. Наделенным властью женщинам часто чужды сильные эмоции и сострадание.

Возможно, мое отношение к нему кардинально изменилось, но его отношение ко мне тоже не осталось прежним.

Все еще сидя на кровати, я поворачиваюсь к нему лицом.

– Если из-за Алекса Галлагера полиция заявится в «Бахаран-фарма», я не хочу никакого скандала. Провалиться мне этом месте, если они выведут меня из офиса в наручниках у всех на глазах.

– Я не позволю этому случиться. – Он накидывает на плечи рубашку, его грудь и пресс бугрятся мышцами. До прошлой ночи я считала Рохелио посредственным любовником. Энергии и мужественности у него с избытком, а вот выдержки и рассудительности явно не хватает. Теперь же мне интересно, может, раньше я просто ему не сильно нравилась, ведь несколько часов назад он был совершенно другим любовником, нежным и внимательным к тому, чтобы я получила удовольствие, даже когда была наиболее уязвимой. – И с каждым часом, – продолжает он, – это становится все менее вероятным.

Время словно исказилось за те два дня, что Алекс снова появился в моей жизни. Кажется, прошла вечность. И в то же время такое чувство, что это было всего пару мгновений назад.

– Я спросила его, сколько стоит его член. – Мне ненавистна дрожь в моем голосе. Я ведь даже не помню, как ударила Алекса в пах ножкой от разбитого бокала для вина. И все же в тот момент безумия я быстро сообразила и воззвала к его непомерной жадности, которая, возможно, предотвратила последствия, с которыми я не смогла бы жить. Мне стоило бы это отпраздновать.

Рохелио смотрит на меня, удивленно выгнув бровь.

– Впечатляет. И пугает.

– Мне нельзя в тюрьму. – Я сжимаю руки в кулаки. – Мне пришлось напомнить ему, что он предпочитает откровенные издевательства. И деньги.

Рохелио сжимает зубы.

– Алия, он не контролирует эту ситуацию. У него будут другие жертвы. Насильник не способен сдерживать свои желания. Я найду их и…

– Я не хочу, чтобы кто-то знал об этом! – рявкаю я, встревоженная этой мыслью. Я никогда не хотела, чтобы правда о том, что партнер моего бывшего мужа по «Бахаран-фарма» делал со мной почти тридцать лет назад, вылезла наружу. И все это ради того, чтобы вернуть себе химические патенты, за которые Пол нес прямую ответственность. Получив лицензию на патенты, я могла обеспечить Кейну крышу над головой и еду на столе до тех пор, пока снова не вышла бы замуж. Алекс заставил меня заплатить за патенты, как шлюху.

Компания обанкротилась, потому что Пол совершил растрату. Можно было бы сказать, что Алекс мне ничего не должен. Но с другой стороны – он действовал не по доброте душевной, и я заплатила за это своей душой.

Теперь же я покалечила его, если не кастрировала, и помешать ему выдвинуть против меня обвинения в нападении дорого мне обойдется. Я уверена, что на камерах ресторана зафиксирован этот инцидент, и единственная моя защита – это заявить, что у меня было временное помешательство. Это потребует подробного описания того, как именно он повлиял на мое психическое состояние, а он заявит, что я сама согласилась с его требованиями. Ввиду этого присяжные вряд ли придут к выводу, что я находилась под влиянием физического принуждения.

Некоторые подумают, что я могла бы получить помощь в женском приюте, пока не встану на ноги, или обратиться к подруге. Есть другие варианты помимо продажи своего тела, скажут они. Но они не знают меня и того, в каком состоянии я была, когда мне стало известно, что мой любимый муж украл все и бросил свою семью ради другой женщины. На мой взгляд, я внесла в развитие «Бахаран-фарма» не меньший вклад, чем Пол, и будь я проклята, если соглашусь с тем, что моя тяжелая работа не будет оценена по заслугам.

– Никому и не нужно об этом знать, – успокаивает меня Рохелио. – Очень скоро он вообще забудет о твоем существовании. И постарается держаться от тебя как можно дальше.

– Ты не знаешь его.

– А ты не знаешь меня, – парирует он, хватает свой бумажник с прикроватной тумбочки и засовывает его в карман.