– Леди… – осторожно начал муж, хватая за край одеяла. Люта тут же вцепилась в другой и потянула на себя. – Одеяло, между прочим, тоже мое. И подушки.

– Нехорошо быть таким жадным!

– Нехорошо оставлять человека мерзнуть!

– Во-первых, вы не человек, во-вторых, если бы вы соизволили надеть ночную рубашку, то не замерзли бы.

Одеяло он не выпустил. Впрочем, как и Люта.

– Леди, я не к ночи будет помянуто, ваш муж.

– Я вас об этом не просила!

Люта попыталась пнуть нахала, но он, выпустив одеяло, ухватил за пятку и дернул, опрокидывая на спину. Одеяло тотчас на пол полетело, Люта едва-едва успела подушку обнять.

– А… а давайте делиться? – предложила она, выставляя подушку между собой и мужем. – Вам вон та половина кровати, а мне – эта?

Кровать выглядела достаточно просторной, чтобы уместились двое.

Одной рукой он поднял подушку, другой – Люту, причем за шиворот, отчего ночная рубашка опасно затрещала.

– Нет, леди, я не согласен.

– Отпустите!

– Ни в жизни, – он легонько встряхнул Люту, заставляя подушку отдать.

Жадина. Изверг. И… и она не успела додумать.

– Вы что творите?

– Снимаю с вас это убожество.

Не снимает – сдирает, ткань трещит и рвется.

А рубашка, между прочим, любимая, разношенная, мягонькая и в цветочек. Кажется, в незабудки. Или маргаритки? В ботанике Люта была не сильна.

– Нет!

– Почему?

– Я… я не привыкла голой спать!

– Ничего, – подол рубашки полетел на пол. – Это вопрос времени. Уверяю, привыкнете, и вам даже понравится. Да и кто сказал, что мы с вами сейчас спать собираемся?

– Вы…

– Да? Когда?

Скалится. И смотрит прямо в глаза… нет, хорошо, что в глаза.

– Когда, – Люта сглотнула, – пришли сюда…

– Люта…

…нет, целуется он хорошо, лучше кузена, но все равно неудобно как-то.

Неприлично даже.

И без одеяла.

– Открой глаза.

– Неа.

– Открой…

– А… а вы тогда перестанете мне в ухо дышать? И кусать его не надо. Пожалуйста.

Кажется, просьба Люты ему не понравилась. Нахмурился…

– Я… я вас понимаю, – Люта скрестила руки на груди, попыталась во всяком случае, поскольку груди определенно было больше, чем рук, а остатки рубашки едва-едва попу прикрывали. – Вы пришли исполнить супружеский долг.

– Вроде того.

Он почему-то отстранился и сел на краешке кровати. Сгорбился. Обиделся, наверное. Но Люта же не виновата, она с детства не любит, когда ей в уши сопят, а все из-за братца, чтоб его… он говорил, что что-то важное сказать надо, и непременно шепотом, а когда Люта соглашалась, орал… и кусался, нет, давно уже, но Люта с тех пор все равно, когда к ушам прикасаются, нервничать начинает.

– А я вам мешаю?

– Исполнять супружеский долг? – уточнил муж.

Она кивнула и, вспомнив о тайнике, вытащила из-под перины коробку.

– Хотите конфету?

Супруг протяжно вздохнул. Он выглядел таким несчастным, что Люте стало его жаль. Она села рядышком и осторожно погладила по плечу.

– Вы не переживайте. Я сейчас настроюсь, и мы все сделаем.

– Это как?

Конфету он взял.

И правильно, сладкое – успокаивает, а то он с этой свадьбой извелся весь.

– Ну… а как надо? Я лягу и буду лежать себе тихонько, а вы исполните… только, можно вас попросить?

– Не дышать в уши?

– И это тоже, я с детства не люблю, но вообще… – Люта почувствовала, как краснеет. – Вы когда сверху ложиться будете, то постарайтесь как-нибудь так, чтобы меня не раздавить.

Муж подавился конфетой.

– Просто вы тяжелый… с виду… нет, не в том смысле, что толстый… Большой… крупный… ну вы поняли, да?

– Понял, – откашлявшись, сказал супруг.

Больше говорить было не о чем, и Люта, сунув леденец за щеку, попыталась сосредоточиться… получалось не очень хорошо. Еще и муж рядом… сидит, сопит, поглядывает искоса, то на Люту, то на часы. А она не виновата, что не умеет сосредотачиваться быстро.

Был, правда, один способ, который всегда помогал.

– Леди… вы поете?

– Напеваю.

– Гимн?

– Да…

– Зачем, позвольте спросить? – супруг сунул жестянку с леденцами под перину.

– Морально готовлюсь, – Люта поерзала. – Мама говорила, что нужно очень хорошо подготовиться морально, и тогда все пройдет как надо. А… что, вам сильно мешать будет?

И не удержавшись, добавила:

– Вы же музыку любите.

Муж поднял с пола ошметки ночной рубашки и, зачем-то сунув их под подушку, предложил:

– Леди, давайте спать.

– Уже?

Она еще настроиться не успела.

– Просто спать, – муж произнес это уставшим голосом. – Вы на левой стороне, а я на правой. Или как там хотели?

– А долг?

– Боюсь, что исполнить супружеский долг под гимн я не сумею. Слишком торжественно.

– А… а как тогда?

Он только рукой махнул, а уточнять, что сей жест значил, Люта постеснялась. Она подобрала одеяло и, устроившись на своей половине кровати, завернулась в него.

И подушку подвинула подальше от центра.

– Свалиться не боитесь? – желчно поинтересовался супруг, впрочем, сам же устроился на краю.

Отвечать Люта не стала.

Ну его…

Проснулась она от холода.

Одеяло исчезло, а подушка, под которую Люта попыталась спрятаться, явно была маловата. Люта зевнула и села. Огляделась.

Понятно.

Одеяло лежало на полу, но со стороны мужа, который, презрев заключенный накануне договор, вольготно расположился поперек кровати. Он лежал на спине, широко раскинув руки, и спал.

Люта осторожно прикоснулась к мужу пальцем.

Точно спал.

И не шелохнулся… а теплый… и симпатичный, во всяком случае с левой стороны, правую она как-нибудь в другой раз рассмотрит. Совесть, которая, несмотря на матушкины уверения, все же имелась у Люты, слабо шепнула, что неприлично вот так разглядывать голого мужчину, даже если он муж.

Но интересно же!

Она до этого момента голых мужчин видела исключительно в учебнике по анатомии, который стащила у дорогого братца. С живым экземпляром всяко интересней.

И вообще, Люта не пялится, а изучает.

Исключительно в познавательных целях.

Она подобралась поближе и еще раз ткнула пальцем в ребра. Дыхание мужа на мгновенье сбилось, чтобы спустя секунду выровняться. Ресницы не дрогнули… а он не совсем и старый… нос прямой, губы аккуратные, а подбородок тяжелый, ровный. На щеках ямочки. Светлые волосы прилипли ко лбу… и шрамик этот откуда? На ожог похоже. Еще один – на шее. Третий, белым пятном – на груди… сама грудь широкая… надежная такая грудь… живот плоский, смуглый и с дорожкой светлых волос.

А ниже живота поднимается… это!

Люта отвела взгляд.

…и совсем на картинку из учебника не похоже.

…в учебнике это выглядело… безопасным? Смешным где-то… и маленьким.

– Леди, – раздался сонный голос, – если вы в меня снова ткнете, я вас укушу.

– За что?!

– За палец. Наверное.

Муж приоткрыл глаз.

– Вы не спали!

– С вами заснешь. И как осмотр? Удовлетворены?

Люта фыркнула, но отворачиваться не стала. Принципиально. Супруг же потянулся, выглядел он странно довольным. С чего бы вдруг?

– Вполне, – она села, повернулась спиной и гордо задрала подбородок. Впрочем, долго молчать у Люты никогда не получалось. – Скажите, а… это нормально?

– Что нормально?

Уходить супруг не спешил. Кажется, тоже сел, отчаянно зевая. Люта покосилась: со сна он выглядел лохматым и совершенно неопасным. Взъерошенные волосы хотелось пригладить.

И про пятна спросить.

Не только про пятна, но…

– Ну… – Люта не оборачиваясь, ткнула в это. – Нормально, что оно такое?

– Какое? – вкрадчиво поинтересовался Инголф.

– Красное!

– А какое… оно должно быть?

Откуда ж Люте знать! Если бы знала, то не спрашивала бы.

– И торчит еще… как-то очень агрессивно, – пожаловалась она, подтягивая к себе простынь, а та подтягиваться не желала, потому что такта у супруга определенно не хватало на то, чтобы привстать. Или хотя бы отвернуться.

– Вот когда «оно» торчать перестанет, тогда я и начну волноваться, – Инголф все-таки поднялся. – И вообще, леди, вы не о том думаете. Займитесь чем-нибудь полезным.

– Это чем же?

– Хозяйством.

О да, именно об этом Люта всю жизнь и мечтала…

…ближе к обеду Люта переменила о муже мнение в лучшую сторону, и виной тому была «Большая медицинская энциклопедия», обнаруженная в библиотеке. В библиотеке вообще обнаружилось огромное количество книг, но и на их фоне Энциклопедия выделялась солидностью, размерами и обложкой в серебряном окладе. Заглянула Люта исключительно интереса ради, в раздел, который посвящен был устройству мужского организма… ну и зачиталась немного. Она всегда была увлекающейся натурой. А теперь прочитанное напрямую касалось жизни, и не только Лютиной. Оставалось надеяться, что супруг явится к ужину.

Явился.

И не соизволив жену поприветствовать, рухнул на стул.

– Что это? – на содержимое тарелки он уставился с брезгливым недоумением.

– Паштет из вареной моркови, – охотно пояснила Люта, ерзая от желания поскорее окружить новообретенного мужа любовью и заботой, каковые, по уверению специалистов, требовались болеющим мужчинам. – И тыквенная каша…

– Паштет из чего?

– Из моркови. И тыквенная каша.

– И тыквенная каша? – он осторожно тронул ком вилкой. Признаться, диетические блюда выглядели несколько… несъедобными.

Супруг тарелку отодвинул и потянулся к бокалу.

Глотнул.

И сплюнул прямо на скатерть… невоспитанный какой.

– Сок сельдерея, – пояснила Люта, не дожидаясь вопроса.

А сок, кстати, вполне себе… Люта его медом сдобрила.

– Вам полезно, между прочим!

– Леди, – стул со скрежетом отодвинулся, и муж встал. – Запомните на будущее, я не ем овощей!

– А зря! Ваше здоровье предполагает овощную диету.

Это Люта прочла в «Большой медицинской энциклопедии». Потом ей попался вестник здорового питания… и сероватая, невесть как затесавшаяся в ряды серьезных фолиантов брошюрка о пользе воздержания… последнюю Люта читала особо старательно, по старой привычке важные моменты конспектируя.

– Мое здоровье?

И почему он все время переспрашивает? Свидетельствует это о проблемах со слухом? Или же с пониманием? Люта нахмурилась, вспоминая, о чем могут говорить подобные симптомы… но вспоминать, когда он вот так, медленно, приближается, было сложно.

– В-ваше, – и смотреть ему в глаза тоже было сложно… и вообще почему-то захотелось спрятаться под столом. – Вы больны!

– Да неужели?

– Вы все время язвите, – Люта вжалась в спинку стула, не смея отвести взгляд. Но палец загнула. – У вас очень скверный характер. А приступы раздражительности свидетельствуют о проблемах с печенью! И разливах желчи. А еще вы все время за поясницу держитесь, и значит, почки у вас тоже болят!

– Почки…

Он навис над Лютой, разглядывая ее с явным интересом. И нельзя сказать, чтобы этот интерес Люте пришелся по вкусу.

– А сельдерей зачем? – со странной интонацией в голосе поинтересовался он.

– Сок сельдерея рекомендуют пожилым мужчинам… если у них появляются проблемы… с исполнением супружеского долга… – Люта смотрела в его глаза, не моргая. – И еще покой… постельный.

– Постельный покой, значит?

– Слушайте, что вы все время меня переспрашиваете?!

– Да так… просто, – он склонил голову на бок. – И чем мы, позволено будет узнать, заниматься станем, если уж мне постельный покой прописан?

Люта об этом тоже думала, долго, с полчаса наверное.

– Я вам книгу почитаю… интересную… или еще шахматы есть… клавесин опять же…

…про клавесин она договаривала шепотом.

– Сожгу, – пообещал муж, отбросив со лба длинную белую прядь.

– Меня?