– Я в курсе, дядя Феликс, – тихо промолвила я.

– Но к Луке обратились с предложением о перемирии. Не буду нагружать тебя деталями, но, возможно, это будет последним шагом, который нужно будет сделать, чтобы уничтожить Филиал. – У меня перехватило дыхание. О чем он говорил? Если предложение исходило не от Филиала, то кто же еще был готов согласиться на перемирие? – Это – большая честь, Киара. После того, что сделал твоей отец, мы думали, что нам придется выдать тебя за солдата, если вообще получится найти тебе мужа.

– За кого же я выхожу? – выпалила я, но слова прозвучали сдавленно.

– За одного влиятельного человека, – заверила меня тетя Эгидия с напряженной улыбкой на лице, но в ее глазах… В ее глазах все еще читалась жалость, и в глубине души я понимала, что какие бы ужасы ни таились в моем прошлом, скоро к ним прибавятся новые.

– И кто это? – прохрипела я.

– Нино Фальконе, Дон Каморры, первый человек после Римо Фальконе, его брата. – Феликс отвел взгляд.

После этих слов я, ничего больше не слыша, молча встала и вышла.

Поднявшись наверх, я дошла до спальни и опустилась на кушетку, тупо уставившись на свою кровать. Она была аккуратно застелена. Я давно не позволяю делать этого горничным. Каждую ночь я брала подушку и одеяло и сворачивалась калачиком на кушетке, чтобы поспать, а утром возвращала все на кровать и застилала ее, чтобы никто не узнал, что я не сплю в своей постели вот уже шесть лет.

Шесть лет. Мне было всего тринадцать.

Я смотрела на кровать, и ужасы прошлого снова обретали форму, как и каждую ночь, когда я закрывала глаза.

Шесть лет назад

В комнате было темно, когда меня разбудили шаги. Обернувшись, в лучах лунного света я увидела дядю Дюранта. Он приехал в Балтимор на несколько дней вместе со своей женой, тетей Криминеллой, чтобы навестить тетю Эгидию и дядю Феликса.

Сбитая с толку его приходом, я села. Мужчина, одетый в банный халат, тяжело дышал.

– Тс-с, – сказал он, наклоняясь надо мной и придавливая меня своим телом.

Меня пронзил страх. Я не должна была оставаться наедине с мужчинами у себя в спальне. Это правило я усвоила с раннего детства. Оцепенев от ужаса, я наблюдала, как он снимает халат. Под ним он был совершенно голым. Я никогда еще не видела обнаженного мужчину. Одной рукой он схватил меня за плечо, а другой зажал рот. Я должна была проявлять уважение к старшим, особенно к мужчинам, но понимала, что все это неправильно, поэтому начала сопротивляться.

Он порвал на мне одежду. Он был слишком силен. Он дергал меня и щипал. Руками он делал мне больно между ног. Я закричала, но он не останавливался. После этого он залез на меня.

– Это тебе наказание за то, что ты грязная предательница.

– Мне захотелось сказать, что я никого не предавала, но боль лишила меня дара речи. Казалось, словно меня разрывают на части, будто я ломаюсь, падаю и разбиваюсь вдребезги. Его дыхание у меня на лице было горячим, и я плакала, хныкала и умоляла. А он лишь сильнее зажимал мне рот рукой и с кряхтением входил в меня снова и снова. Я заплакала еще сильнее, потому что мне было очень больно. Все мое тело было в агонии, но особенно страдало что-то глубоко внутри.

Он продолжал надо мной кряхтеть. Я перестала вырываться и просто дышала через забитый нос. Вдох и выдох. Вдох и выдох. Капли его пота падали мне на лоб. Вздрогнув, он опустился на меня сверху. Его ладонь соскользнула с моего рта.

Я не стала кричать. Я лежала молча, не шевелясь.

– Тебе никто не поверит, даже если ты им об этом расскажешь, Киара. А даже если и поверят, то винить будут тебя, и ты никому больше не будешь нужна. Теперь ты грязная, Киара, слышишь меня? От тебя нет никакого толка.

Он вынул из меня член, и я закричала от острой боли. Тогда он отвесил мне пощечину.

– Тихо!

Я сжала губы, наблюдая, как он встает и надевает халат.

– У тебя уже были месячные?

Я покачала головой, потому что не могла говорить.

– Хорошо. Мне бы не хотелось, чтобы у тебя появился выродок, ясно? – Он снова надо мной навис, и я вздрогнула. – Я позабочусь о том, чтобы горничные убедились, что у тебя начались месячные. Не переживай. Я никому не позволю узнать, что ты – никчемная маленькая шлюшка. Я тебя защищу. – Он похлопал меня по щеке, прежде чем отойти, и я не шевелилась, пока он не оказался за дверью.

Когда его шаги затихли, я уперлась в матрас и смогла встать, несмотря на боль. По моим ногам потекло что-то теплое. Я заковыляла вперед, подхватила сорванные трусики и, снова вскрикнув, зажала их между ног. Дрожа, я свернулась калачиком на кушетке, уставившись на кровать, видневшуюся в темноте.

Незадолго до восхода солнца дверь снова открылась, и я вжалась в спинку, стараясь казаться незаметной. В комнату вошла Дорма, одна из горничных. Она была из тех, кто помоложе, и всегда смотрела на меня так, словно я ей чем-то мешаю. Женщина смерила меня взглядом.

– Вставай! – резко приказала она. – Нам надо привести тебя в порядок, пока остальные не проснулись.

Я поднялась, морщась от боли между ног, и бросила взгляд вниз. На ногах у меня были кровь и еще что-то, от чего у меня резко сжался желудок. Дорма начала собирать простыни. Они тоже были в крови.

– Тебе лучше держать это в секрете, – пробормотала она. – Твой дядя – важный человек, а ты – просто предательница. Тебе вообще повезло, что тебя оставили в живых.

Я терпеливо наблюдала, как она комкает простыни и бросает их на пол. Потом она начала стаскивать с меня одежду, пока я не осталась абсолютно голой, несмотря на то, что я дрожала. Под ее жестоким взглядом я чувствовала себя грязной, никчемной и использованной.

Бросив мою ночную рубашку в окровавленную кучу на полу, она помогла мне надеть халат.

– Теперь мы пойдем в ванную, и если кто-то спросит, что случилось, ты скажешь, что у тебя начались месячные, понятно?

Я кивнула. Я не стала задавать вопросы или сопротивляться.

Той ночью дядя Дюрант снова пришел в мою комнату, а потом и на следующую ночь, и еще, пока ему, наконец, не пришлось уехать в Атланту. Каждое утро Дорма стирала простыни и мыла меня. Через несколько дней после его отъезда у нее на шее появилась дорогая подвеска. Такой была цена ее молчания.

Сегодня

Стук в дверь выдернул меня из мучительных воспоминаний. Глубоко вздохнув, я постаралась придать голосу твердости:

– Входите.

Тетя Эгидия открыла дверь, но не стала заходить внутрь. Она нервно сжимала губы:

– Киара, это было очень грубо. – Тетя взглянула на меня, а затем отвела взгляд, и в глазах ее снова читалось чувство вины. – Для тебя должно быть честью, что тебя выдают замуж за кого-то влиятельного. Учитывая твое происхождение, это просто дар Божий. Твоя свадьба станет настоящим событием. Она поможет вернуть тебе доброе имя.

– И тебе, – тихо добавила я.

Она заметно напряглась, и я тут же пожалела о своих словах. У меня не было права критиковать ни ее, ни дядю.

– Взяв тебя на воспитание, мы пережили много неприятностей. Ты не можешь осуждать нас за то, что мы рады найти для тебя такого достойного кандидата.

– Все уже решено? – обреченно спросила я.

Она нахмурилась.

– Почти. Фальконе, конечно же, настаивают на том, чтобы невестой была одна из родственниц Луки, так что Феликс предложил тебя. Перед тем как принимать решение, Лука хотел бы с тобой поговорить. Вообще-то, раньше так не делалось, но если он настаивает на том, что ты должна дать согласие, то вряд ли мы сможем ему отказать. Мы пригласили его вместе с женой на ужин. – Наши взгляды наконец встретились. – Киара, ты же скажешь ему, что восхищена тем, какую честь тебе оказали, ведь так? Это твой шанс спасти семью и спастись самой. Возможно, твоим братьям даже позволят стать Доном, если ты выйдешь за кого-то вроде Нино Фальконе.

У меня перехватило дыхание, а взгляд снова упал на кровать.

– Киара, ты ведь скажешь ему, что согласна, да? Твой дядя уже сообщил Луке, что ты согласишься. Если откажешься, то поползут слухи.

Я взглянула на тетю. Она выглядела обеспокоенной.

– Я соглашусь, – прошептала я. А что мне еще оставалось?

В тот вечер перед ужином Лука отвел меня в сторону, чтобы поговорить со мной не при тете и дяде, что, судя по их хмурым лицам, вызвало у них сильное недовольство.

– Если ты откажешься, то я не буду заставлять тебя выходить замуж, – сказал он. Я нервничала в его присутствии.

– Мне этой осенью исполняется двадцать. Пора замуж.

– Это правда, – признал Лука. Он так смотрел на меня своими серыми глазами, словно считал, что лишь один его пристальный взгляд способен вытянуть из меня всю правду, однако я уже научилась хранить свои тайны. – Но ты можешь выйти замуж и за кого-то другого.

Да, я могла это сделать, но если я откажусь пойти под венец с Нино Фальконе, то стану в наших кругах еще большим изгоем. Дядя Феликс и тетя Эгидия будут разочарованы, и им будет еще сложнее найти для меня кого-нибудь еще. К тому же как бы я объяснила свой отказ? В нашем мире замуж выходят за человека, которого выбирают наши родители, каким бы плохим ни был их выбор.

– А кто еще мог бы стать женой Нино Фальконе?

– Большая часть моих кузин помолвлены или замужем. Мне пришлось бы выбрать кого-то из дочерей моих капитанов. Некоторые из них в этом году станут совершеннолетними и еще не обручены.

Чудовищам из Лас-Вегаса могут отдать другую девушку. Невинную в отличие от меня. Девушку, заслужившую шанс на счастье, каким бы крошечным он ни был в нашем мире.

В те годы никто меня не защитил, но я могла избавить от подобной участи другую.

– Я выйду за него замуж. Тебе не придется искать кого-то еще. – Мой голос не выдавал ужаса, который я сейчас испытывала. Он был твердым и решительным, и впервые за этот вечер я решилась встретиться с Лукой взглядами. Мужчина пристально взглянул на меня на какую-то секунду, но я поняла, что он одобрил мое решение. Долг и честь были столпами нашего мира. Каждый из нас должен был делать то, чего от него ожидали. Если бы он не смог предложить Каморре кого-то из своих кузин, то выставил бы себя и Семью в невыгодном свете. Такими были правила, по которым мы жили, и его собственная супруга тоже пошла с ним к алтарю ради перемирия. Так было принято, и так будет всегда.

После ужина, пока мужчины пили виски в курительной комнате, а тетя Эгидия готовила для нас эспрессо, ко мне подошла Ария. Ласково улыбнувшись, она коснулась моей руки:

– Никто бы тебя не осудил, если бы ты отказалась.

– Ты вышла замуж за Луку. Сделала то, чего от тебя ожидали, что диктовал Кодекс, и я понимаю, что и от меня требуют того же, – улыбнулась в ответ я. Она нахмурилась.

– Да, но…

– Это место все равно никогда не было моим домом. Даже если бы эту клятву нарушила не я, то я плачу за ошибку своего отца. Я хочу жить дальше. Это мой шанс искупить свою вину. Лас-Вегас мог бы стать для меня шансом начать новую жизнь.

Именно таких слов от меня ожидали, но мне было тяжело их произносить, потому что я осознавала, что мой брак с Нино может разрушить все. Мою репутацию и шансы на любое перемирие. Но за этими тревогами скрывался еще один страх – более глубинный и мрачный. Страх, зародившийся в прошлом, преследовавший меня в настоящем и определявший мое будущее.

Нино

– Все это было слишком рискованно, и ты это понимаешь, Римо. Однажды тебя кто-нибудь убьет, – говорил я, пока мы с ним устраивались за столиком в «Сахарной ловушке». Я понимал, что мои нотации уже начинали его утомлять, но пока он продолжал вести себя импульсивно, ему приходилось их выслушивать.

Римо закинул ноги на стол, наблюдая, как стриптизерша покачивает бедрами, а ее груди подпрыгивают вверх-вниз. В «Сахарной ловушке» не было никого, кроме женщин, готовившихся к вечеру.

– К тому моменту, когда это произойдет, ты уже будешь править Каморрой.