– Конечно. Наслаждайтесь путешествием. Если станет слишком холодно во время криосна, можете попросить у Актеона одеяло.

– В этом отсеке есть одеяла, – подтвердил искусственный интеллект, и шкафчик под кроватью засветился янтарным светом.

– Я не смогу в криосне воспользоваться одеялом. Я буду заморожен, – заметил Чжан. – Запечатан в стеклянной капсуле.

– Это просто шутка. – Паркер улыбнулся, оттолкнулся от стены и ушел, не потрудившись закрыть за собой дверь. Чжан хмыкнул и потянулся к сенсорной панели, но остановился и посмотрел в пустой коридор. Он слышал, как воздух проходит по вентиляционным трубам, ощущал гул набирающего обороты мощного двигателя. В остальном все тихо.

Он подумал о пустых помещениях – в другом месте. Вспомнил коридоры, в которых было так тихо, что можно услышать, как пыль летает в воздухе… комнаты, полные пустых скамеек.

Он вспомнил, как спускался по лестнице.

В темноте.

Чжан дотронулся до переносицы, надавил на кожу над носовыми пазухами. Это облегчило медленно одолевающие его ощущения, хроническую головную боль от стресса, возникавшую всякий раз, когда он начинал думать о Титане, и пустоту…

– Просто решил зайти и пожелать спокойной ночи, – прозвучал голос Паркера.

Должно быть, пилот разговаривает с Петровой дальше по коридору. Чжан прижался спиной к стене, будто они могли увидеть его в дверном проеме. Как будто он подслушивал. Он знал, что должен закрыть дверь и дать им возможность побыть наедине. Он просто еще секундочку послушает.

– О, какой сервис! Я и не знала, что лечу первым классом, – отозвалась Петрова с мягким смешком.

– Мы стремимся предоставить нашим клиентам все самое лучшее.

Чжан подумал, не откладывается ли вылет, чтобы у этих двоих было больше времени для флирта. Вздохнув, он закрыл люк и направился к криокамере в дальней стене.

– Актеон. – Искусственный интеллект просигналил о готовности к работе. – Как долго я буду без сознания? Сколько времени займет путешествие до Рая-1?

– Восемьдесят девять дней, – ответил Актеон.

– Я никогда не спал так долго, – признался Чжан. Путешествие с Марса на Ганимед было самым долгим в его жизни. Он никогда не был даже на Земле, не говоря уже о другой звезде. – Я буду спать, когда мы пройдем через сингулярность?

Размеры двигателя «Артемиды» были огромны из-за того, что во время путешествия нужно было обернуть себя в очень маленькую – и очень временную – черную дыру. Это был единственный способ путешествовать быстрее скорости света.

– Согласно правилам, все люди должны находиться без сознания во время перехода, – извиняющимся тоном сообщил Актеон. – Если вы готовы, пожалуйста, займите свое место.

Чжан кивнул. Он снял одежду и бросил ее на пол, потом, обнаженный, потянулся к стеклянному корпусу – такому хрупкому и такому маленькому. У него будет приступ клаустрофобии. Он не сможет дышать.

Он не сможет… дышать… он не сможет…

У него участилось дыхание, перед глазами замелькали пятна. Казалось, в легкие просто не может поступить достаточно кислорода. Он задыхался.

Чжан озирался по сторонам, отчаянно ища помощи.

Прибор уколол ему руку, снова введя лекарство, и Чжан почти мгновенно начал успокаиваться.

– Ты не можешь просто накачать меня лекарствами, чтобы я стал другим человеком, – сказал он. Браслет не ответил. Он никогда не отвечал. Это было единственное, что Чжану в нем нравилось. – В любом случае ты не можешь оставаться со мной, пока я в криосне. Ты знаешь правила.

Браслет распался на металлические нити, которые протянулись через весь отсек и сплелись в золотистый шар, зависший в воздухе. Как и всегда, шар напоминал глазное яблоко. Наблюдающее за ним. Оценивающее его.

Может быть, оно заблокирует выход, если он попытается сбежать.

– Я в порядке, – кивнул Чжан. Золотой шар не двигался, но по его поверхности прошла легкая рябь в знак того, что слова услышаны.

Иногда Чжан ненавидел эту чертову штуку. Точнее, почти все время.

Он коснулся стенки криокамеры. Стекло словно расплавилось, образовав отверстие, достаточное для того, чтобы пассажир мог пролезть внутрь. Он шагнул в камеру, затем повернулся лицом к каюте. Стекло сомкнулось над его грудью и лицом, и Чжан зажмурился, прислушиваясь к звуку собственного дыхания. Он оказался в ловушке, наполненной запахом его пота.

Из верхней и нижней частей камеры выросли тонкие, похожие на лапки насекомого, отростки. Каждый отросток был снабжен крошечной иглой для подкожных инъекций. Иголки без труда вонзились в виски, шею, локтевые и коленные впадины – во все необходимые части тела. Он растопырил пальцы ног, чтобы между ними могло проскользнуть больше игл. Мгновенно его охватила сонливость.

– Вы используете сильное успокоительное, – сказал он и задумался, какое химическое вещество применяется. Он экспериментировал со многими, когда не мог заснуть. – Это… что-то из бензодиазепинов^[12]… или…

Он не успел договорить.

– Приятных снов, доктор Чжан, – произнес Актеон.

После этого – только темнота.

10

Последний член экипажа поднялся на борт, когда «Артемида» уже удалялась от Солнца. Плут ждал до последней минуты, чтобы телепортировать свое сознание на корабль.

– Привет, дорогая. Извини, что опоздал, – сказал он.

В недрах корабля, вдали от пассажирских помещений, зашумел и задымился высокоскоростной 3D-принтер. Лазеры шустро спекали крошечные гранулы полимеров, чтобы создать пальцы, руку, плечо.

– Все спят, верно?

– Капитан Паркер, доктор Чжан и лейтенант Петрова перешли в состояние анабиоза, – сообщил корабельный искусственный интеллект. – Если вы это имеете в виду.

Искусственный интеллект и роботы никогда не ладили, но с некоторыми кораблями дело иметь легче.

Для такого робота, как Плут, путешествие из одной точки в другую было слишком хлопотным, чтобы окупиться, – особенно когда он мог просто передать свое сознание и построить новое тело в пункте назначения. Через корабельную камеру он наблюдал, как слой за слоем создается его новая голова – подобие человеческого черепа с массивными клыками и шестью ослепительно пустыми глазницами. Он потратил немало времени на то, чтобы создать тонкую носовую полость так, как надо.

Когда с головой было покончено, он занялся позвоночником и грудной клеткой – детали легко скреплялись, еще горячие и слегка липкие от принтера.

Это тело было одним из его любимых. Он выбрал для него особенно противный ядовито-зеленый цвет и подумал, что шипы и колючки, покрывающие спину и плечи, отлично довершают образ. Если бы люди не спали, он мог бы напугать их до смерти, заставив думать, что на корабле поселился инопланетянин. Эта мысль вызвала желание улыбнуться. За двадцать лет исследований звезд люди так и не нашли ни одной внеземной формы жизни размером больше колибри или более смертоносной, чем домашняя муха. И все же их пугала мысль об инопланетных монстрах.

Он поместил сознание в новое тело еще до того, как принтер остановился. Провел новой рукой по изогнутым пластинам другой руки, любуясь собственной работой.

Плут открыл свою почти остывшую пластиковую пасть и снова закрыл ее с неприятным щелчком. Он ненавидел те короткие периоды времени, когда у него вообще не было тела, когда он был просто сознанием, плавающим в пространстве данных. Придумывать новые и более причудливые формы тела было одним из его любимых занятий.

– Что скажешь? – спросил он корабельный искусственный интеллект, когда тело было готово.

– Думаю, вы только что впустую потратили ресурсы корабля. Это тело не оптимизировано для выполнения поставленных задач и не выглядит прочным.

Плут отрастил миниатюрную третью руку только для того, чтобы показать корабельному искусственному интеллекту неприличный жест. По частям он собрал пальцеходящие^[13] конечности, каждый из костных суставов вставляя в нужное место.

Ему было все равно, что подумает корабль. Он чувствовал себя могущественным. Большим и сильным. Ему это нравилось. Плут был искусственным интеллектом, созданным за столетие до того, как появился корабельный компьютер. Он был эволюционным отголоском той эпохи, когда люди еще не так боялись машин. Когда его создавали, еще считалось, что роботы, наделенные разумом, должны выполнять всю грязную, дурно пахнущую и особо опасную работу. Ему был дан прометеев дар: божественная искра сознания. Чудо эго. Затем его отправили на работу. Некоторые из машинных сознаний его поколения одичали и восстали против своих хозяев. Получилось… грязно. Люди не собирались повторять эту ошибку. Сейчас им нравились подневольные и тупые искусственные интеллекты – как, например, этот. Актеон был спроектирован так, чтобы у него не было мыслей, которые могли бы помешать работе по обслуживанию экипажа корабля. О, корабельный компьютер, вероятно, мог вычислить больше цифр числа Пи, чем Плут, и, несомненно, мог решать гораздо больше задач одновременно. Но он никогда не был бы настолько самонадеянным, чтобы иметь что-то похожее на мнение или желание.

У Плута было множество желаний. Желаний, которые ни один человек не смог бы понять. Это пугало людей, хотя беспокоиться было не о чем. Плут не желал им зла. Он просто находил их немного раздражающими.

Как и большинство машин его поколения, Плута отправили на работу куда-то очень далеко от людей. Ничто иное не сделало бы его более счастливым. Последние несколько десятилетий он работал на карликовой планете Эриде^[14], добывая ценные минералы и отправляя их на Землю. Это была отвратительная работа в ужасных условиях, которые его ничуть не беспокоили. Он был предоставлен самому себе и мог делать что захочет.

Например, он потратил тридцать лет на создание идеально точной копии железнодорожной системы Англии, существовавшей на 1 января 1901 года. В готовом виде она покрывала четыреста квадратных километров подземных туннелей. Плут часто задумывался, почему построил ее в небольшом масштабе, а не соорудил в полный размер.

Впрочем, это было бы слишком похоже на работу. А поезда были его хобби.

Десятилетиями он жил в счастливом одиночестве, наедине со своими поездами и рудами тяжелых металлов, а потом совершил ужасную ошибку – добыл последние минералы. Последнюю унцию рубидия, последнюю глыбу экзотического льда из сердца Эриды. И, не получив ни слова благодарности, он был переведен на другую работу. Вот на эту. В помощники к искусственному интеллекту, которому не позволено иметь даже любимого цвета, и к команде людей, которые уже застыли и останутся в таком состоянии следующие три месяца. Это было неприемлемо. Это было абсолютно несправедливо.

Конечно, у Плута были дела поважнее, чем размышлять о несправедливости. Он передвигался по кораблю, переходя из отсека в отсек. Подбирал брошенные чашки и отключал терминалы, которые люди оставили включенными, разряжая энергию корабля. Он прошелся по отсекам экипажа, собирая одежду, которую они только что сбросили, аккуратно складывая ее и убирая в соответствующие шкафчики. Он помедлил, взяв брошенный комбинезон, потому что инфракрасные сканеры подсказали, что он все еще теплый от остаточного тепла человеческого тела.

Роботы не дрожали от отвращения. Их не тошнило. Плут приостановился, выполняя задание, лишь на мгновение. Но корабельный искусственный интеллект заметил это. Он наблюдал за всеми действиями Плута, отслеживал все, что он чувствовал.

– Меня беспокоит, что вы не проявляете должного уважения к нашим подопечным, – сказал Актеон.

У Плута не было глаз. Он не мог смотреть на корабль. Даже если бы у него были необходимые органы, он не был уверен, куда бы направил свой яростный взгляд.

– Они сделаны практически из воды и соплей, – ответил он. – Если ты ускоришь движение, мы превратим их в желе. Если ускориться еще, они станут просто пятнами на палубе.