– Я не собираюсь проникать в дом. Мы проберемся на кладбище, оно находится в самой отдаленной части поместья. Там даже прислуги не бывает, только старый сторож. Тем более я знаю обходный путь, мы останемся незамеченными.

Ее слова не убедили Изобель. Она протестующе покачала головой.

– Нет, госпожа, вы не понимаете. Если король Стефан вас поймает, он будет мстить за побег. Не оставит в вас ни капли воли к жизни.

Адалина горько усмехнулась и поднялась из-за стола. Аппетит пропал, а живот скрутило от волнения так, что съеденный завтрак отчаянно просился наружу. Горло опалило желчью.

– Уж я-то знаю, каким Стефан бывает в гневе, – с горечью прошептала она. – Я лучше сию же секунду расстанусь с жизнью, чем вернусь в Изумрудный дворец. Но я должна проститься с матерью. Понимаешь? Должна.

Изобель нервно поправила разметавшиеся по плечам локоны. Ей явно было непривычно ходить с распущенными волосами.

– Хорошо, – после недолгого молчания наконец согласилась она, понимая, что Адалина тверда в своем намерении. – Отправимся в поместье глубокой ночью. Так будет легче остаться незамеченными. Доберемся как раз к рассвету, и вы без проблем отыщете могилу леди Ришель.

После завтрака Изобель отправилась в город, чтобы разузнать, не поползли ли слухи о побеге, а Адалина осталась дома. Стены унылой комнатушки давили и навевали тоску на нее, а любые шорохи и скрипы, доносившиеся из-за двери, заставляли вздрагивать. Она прекрасно понимала, что солдаты Стефана не ворвутся сюда и не подумают искать сбежавшую фаворитку короля в одном из районов для среднего сословия, однако силки страха не желали ослаблять хватку на ее горле. Адалина даже не могла ни на что отвлечься: в комнате не нашлось ни книг, ни принадлежностей для рукоделия, и даже окно было не застеклено, как в поместье Ришель или в Изумрудном дворце, а обтянуто бычьим пузырем. Через него хоть и пробивался солнечный свет, но разглядеть улицу было практически невозможно. Адалина пыталась отворить оконную раму, но та не поддалась.

Чтобы хоть немного отвлечься от обуявших ее тревог, она начала мерить шагами комнату. Она потерла грудь и уже хотела привычным жестом подцепить цепочку с медальоном, но вовремя опомнилась – их забрал владелец. Адалина совсем не к месту вспомнила, как этот нахальный принц залез под лиф ее платья, почувствовала обжигающее прикосновение длинных пальцев как наяву и поежилась, будто ее прошиб озноб. Она надеялась, что их пути больше никогда не пересекутся – слишком опасно ей встречаться с ним вновь. Образ Тристана в наряде разбойника уже принял четкие очертания в ее сознании, когда Изобель вернулась.

– Есть какие-нибудь вести? – спросила Адалина, прогоняя из мыслей взгляд черных глаз.

– Среди простых горожан пока тихо, но в районе Вельмож всюду снуют королевские солдаты. Слуги поговаривают, что они обходят дома лордов с официальным разрешением на обыск от самого короля, но кого именно разыскивают, держится в строжайшем секрете, – отчиталась Изобель. – Первым под удар попало поместье Моро. Слуги даже видели, как самого лорда Моро чуть ли не в кандалах поволокли во дворец.

Ладони Адалины стали липкими от пота, ведь именно через поместье Моро они выбрались в город.

– Сегодня ночью отправимся к поместью Ришель, а оттуда – прямиком к восточным вратам, – твердо сказала она, сжимая руки в кулаки. – Задерживаться здесь небезопасно. Как только Стефан поймет, что меня нет в районе Вельмож, он начнет обыскивать дома простых горожан и усилит охрану городских стен.

– Я подготовлю все к нашему уходу. – Изобель засуетилась и достала из-под кровати холщовую сумку. – А вы пока поспите, госпожа, ночью нас ждет долгая дорога.

* * *

Большинство домов аристократов Аталаса располагались в районе Вельмож, в непосредственной близости от Изумрудного дворца, но древний и некогда могучий род Ришель отличился и в этом. Далекий предок Адалины был храбрым воином и не боялся нападок дикарей с запада. Собрав отряд из таких же отчаянных бойцов, он построил поместье прямо в фермерских угодьях на окраине Аталаса. Возвел стены столь высокие, что если кто-то из дикарей и пытался ступить на его владения, то его ждала жестокая расправа. Головы убитых суровый предок нанизывал на пики, чтобы устрашить врагов.

Адалина и Изобель добрались до поместья в предрассветный час. Величавый замок, по красоте почти не уступавший Изумрудному дворцу, грозно возвышался над аллеей сосен и елей, саженцы которых прапрадед Адалины привез из Северного царства. В темноте замок выглядел устрашающе, и даже в воздухе витал могильный холод. Адалина знала, что за старым поместьем ухаживают слуги и он не опустел, но не могла отделаться от ощущения, что смотрит не на дом, в котором выросла, а на склеп.

– Нельзя подходить слишком близко. – Изобель дернула ее за рукав, когда Адалина, ведомая странными порывом, вышла из сени густой кроны старого вяза, росшего в нескольких десятках метров от изгороди поместья. – Кто-то из слуг может бодрствовать и заметить нас через окно.

Адалина вздрогнула, тряхнула головой и поторопилась в сторону пологого склона позади поместья. Там, в небольшой роще, среди буйной зелени дубов, тополей и плакучих ив располагалось родовое кладбище Ришель. Изобель направилась вперед, чтобы проверить, не снует ли между рядами высоких памятников пожилой сторож Эдмунд, а по возвращении сказала, что все чисто.

Придерживая полы длинного дорожного платья, Адалина двинулась в сторону ограды, увитой плющом и пурпурными вьюнками. Здесь не ощущалось той гнетущей тишины, что давила на виски, когда они только приблизились к поместью. Адалина уверенно шла в глубь кладбища, минуя высокие статуи, которые, словно безмолвные стражи, присматривали за усопшими предками. Звонкая трель соловьев, облюбовавших рощу, возвещала о скором пробуждении солнца. Трава под ногами тихо шелестела, приветствуя ее, а когда Адалина случайно задевала низкие ветви деревьев или густые заросли кустарников, на нее прохладным дождиком брызгала роса. Но она всего этого не замечала. Ее вниманием завладела высокая статуя лесной нимфы, чью наготу скрывали цветы белого вьюнка, спиралью обвившего изящные изгибы талии. Эта статуя охраняла могилу ее матери.

Спотыкаясь, Адалина приблизилась к ней и опустилась на колени перед надгробным камнем. Она всеми силами старалась не вспоминать день, когда жестокая судьба отобрала у нее всё. День, когда она в последний раз видела большие зеленые глаза матери, слышала ее мягкий бархатный голос и чувствовала прикосновения теплых ладоней. Вероника Ришель была странной женщиной, холодной со своими детьми, и порой казалось, что она ненавидит свою дочь. Многие ее поступки Адалина и по сей день не хотела понимать и принимать, но она любила ее. Любила всем своим израненным сердцем, и вид матери, лежавшей на полу в луже крови, с разбитым виском и остекленевшими глазами, лишил ее последних крох света, которые все еще искрились в душе, но теперь померкли навсегда.

– Здравствуй, мама. – Адалина говорила шепотом, хотя Изобель осталась далеко позади, давая ей побыть с могилой матери наедине. – Это мой последний визит, потому что скоро я покину Аталас навсегда, – сбивчиво проговорила она и торопливо стерла с щеки непослушную слезинку. – Я пришла попрощаться.

Адалине хотелось поведать, как сильно она любит ее и скучает, что прощает за все, но слова застревали в горле, словно его сжимала невидимая рука, и с губ срывались лишь сдавленные всхлипы.

Не в силах сказать что-то еще, она поднялась с колен и ласково провела по каменной руке, скользнула по длинным пальцам нимфы к тонкому запястью. Адалина представляла, что касается мамы, что вместо холодного мрамора гладит ее теплые ладони. Пальцы задели вьюнок, браслетом опутывающий запястье статуи, и Адалина уже хотела убрать руку, но внезапно нащупала кое-что еще. Она приблизилась, уверенным движением отодвинула стебель с крупными белыми цветками и увидела атласную ленту.

Ее мать любила перед сном вплетать в косу такие ленты. Но кто повязал ее на запястье статуи? Адалина воровато огляделась по сторонам, будто сделавший это притаился в кустах или за ближайшем деревом, а потом отвязала ленту. Поддавшись внезапному порыву, она понюхала ее в надежде почувствовать знакомый аромат духов, но атласная ткань пропахла цветочной пыльцой.

– Мама… – с горечью прошептала Адалина и провела пальцами по ленте.

Внезапно гладкость атласа сменилась шероховатостью грубых стежков толстой нити, и она нахмурилась. На небе занимался рассвет, но из-за густых крон высоких деревьев на кладбище все еще было темно, поэтому она не могла разглядеть вышивку.

– Изобель, – тихо позвала Адалина и, когда служанка торопливо приблизилась, протянула ей находку. – Это мамино, – пояснила она. – Тут что-то вышито, но я не могу разобрать. Ленты мамы были без украшений и вышивок. Я точно помню.

– Может, это не принадлежало леди Ришель? – предположила Изобель, внимательно ощупывая ленту подушечкой большого пальца.

– Я нашла это на запястье статуи. Зачем кому-то повязывать чужую ленту на могиле мамы?

Услышав изумленный возглас Изобель, Адалина встрепенулась.

– Что случилось?

– Это не просто вышивка. – Изобель медленно водила пальцем по ленте, подковыривая стежки ногтем и устремив сосредоточенный взгляд вдаль. – Это буквы. Здесь оставлено послание.

– От кого? – Адалина вновь осмотрелась по сторонам. Ощущение, будто за ними кто-то следит, только усилилось.

– Не знаю. Тут какой-то шифр. Буквы и цифры. – От усердия Изобель даже высунула кончик языка. Она часто так делала, когда вязала крючком или штопала одежду. – Р4, стрелка вверх, М12, стрелка вправо.

– Ты уверена, что правильно разобрала шифр?

– Абсолютно.

Адалина выхватила ленту из рук служанки и чуть ли не уткнулась в нее носом, но разглядеть послание в темноте было почти невозможно.

– Р4, М12… Р4… – бормотала себе под нос Адалина, блуждая потерянным взглядом по длинным рядам разномастных статуй, стерегущих могилы. – Р4, М12 и стрелки. Что это может значить?

В этот момент она забыла и о существовании Изобель, и о том, что им нужно поскорее покинуть это место, пока не проснулся Эдмунд и не вышел из сторожки, располагавшейся у входа на кладбище. Адалина вспомнила, как они проникли сюда, забравшись на дерево, что росло возле изгороди на противоположной стороне, и спрыгнув на территорию кладбища. Адалина тогда неудачно приземлилась и чуть не снесла деревянную табличку, на которой была выбита цифра один. Всплывшая в памяти картина заставила шестеренки в ее мозгу заработать с утроенной силой.

– Р4, М12… Р4… Р… – шептала она, наматывая ленту на палец так туго, что он онемел. – «Р» – это ряд!

Адалина сорвалась с места и помчалась к краю изгороди, где чуть не сшибла табличку с номером. С каждым ее шагом подол платья тяжелел, впитывая в себя капли росы, а ткань легкой накидки цеплялась за ветки, пока вовсе не слетела с плеч, застряв в колючках терновника.

Добравшись до ограды, она быстро отыскала табличку. На ней значилась цифра семь.

– Седьмой ряд. Нам нужен четвертый.

– Нет, госпожа. – Изобель, следовавшая за ней по пятам, слегка запыхалась. – На ленте была стрелка вверх. Нумерация кладбища начинается от входа, то есть снизу. Значит, нам нужен четвертый ряд с конца, сверху, двенадцатая могила слева.

К тому времени, когда они отыскали нужную могилу, солнце уже поднялось из-за горизонта и редкие лучи проникали сквозь зелень листвы, освещая рощу мягким золотым сиянием. Адалина и Изобель обошли статую зрелой женщины, облаченную в длинный плащ с капюшоном и державшую на плече кувшин. Надгробный камень был покрыт многолетним слоем мха, а саму статую почти целиком поглотили заросли плюща, пощадив лишь голову и узкое горлышко кувшина.

– И что это значит? Зачем нам могила? – спросила Адалина, пытаясь разобрать надпись на надгробии. – Судя по мху и зарослям, она очень старая. Следов недавних раскопок тоже нет. Может, я ошиблась и шифр означал нечто другое?