Соня молча кивает. Ей не интересны мои быки и китайский язык. Она не видит перспективы и считает, что мне стоит заняться чем-то покруче, но вот беда, все, что покруче, связано с отцом и его протекцией. Я сам могу предложить только свои знания, и больше всего мне платят за племенных быков и прикрывание задницы Вэя – сына владельца этой чудной бычьей корпорации, который замом папаши стал, а ума так и не набрался.

– Как тачка? Накопил? Может, перестанешь упрямиться и возьмешь свою у отца? Он ее так и не продал, стоит в гараже. Ее даже починили.

Я в курсе, я на это пахал целый год, но ты, конечно, думаешь, что деньги берутся с потолка.

– А ты часто бываешь в его гараже? – Это жестоко, и по лицу Сони пробегает тень. Она зла на меня.

– С тобой говорить вообще невозможно! – Она отталкивается от стола, откидывает голову и смотрит в потолок секунду, две, три.

– Прекрати преследовать меня, и все будет хорошо.

– Прекрати пугать меня.

– А я тебя и не пугаю.

– Ты… встречаешься с кем-то?

– Я же сказал. Олег. Влад.

– Я про девушку. Девушка у тебя есть?

– Соня, ты же не сплетница.

Она тяжело выдыхает и отворачивается, потому что никогда в жизни не лезла ко мне с такими вопросами, и ей явно неловко.

Родители не воспитали нас открытыми и готовыми поболтать о личном. Я понятия не имею, с кем встречается моя сестра, она мало что знает обо мне. Быть может, поэтому, когда ситуация перешла границы дозволенного, Соня испугалась и превратилась в курицу-наседку, которая по вечерам решает все свои проблемы посредством распития бутылочки винца?

– Ладно. Пошли отсюда, я все равно не собираюсь тут есть.

– Нет уж, спустись с небес на землю и съешь этот роскошный цезарь. Более чем уверен, что это твоя первая за день еда.

Она закатывает глаза, вопрос закрыт, и я почти доволен.

Глава 3
Сейчас я тебя обниму

Дневник достижений. Запись 01

– Я сдался и помимо воображаемого дневника завел реальный.

– Я никогда не покажу его Эльзе.

– Я встречался с той нескладной девчонкой еще три раза на прошлой неделе.

– Она выбрала петь под гитару.

– Я накопил деньги на тачку и не могу дождаться, когда съеду от Сони.

– Лежу в зале, скоро придет девчонка.

Конец записи

– Предупреждаю, сейчас я тебя обниму.

– Какого?.. Что вообще это…

– Ну, давай же. Это просто физический контакт, ничего страшного, тебе понравится.

– Очень сомневаюсь, что ты знаешь что-то о физических контактах, которые могут мне понравиться и… черт!

Она все-таки врезается в меня всем своим маленьким мягким телом и глубоко вдыхает.

– Ура! Скоро ты привыкнешь.

– Зачем это нужно, господи…

– Ну просто всем лучше от объятий, даже не спорь со мной.

Девчонка отступает, улыбается и упирает руки в боки. Смотрит по сторонам, будто что-то ищет, и я уже не вхожу в поле ее деятельности. Это полосит острым горячим ножом в груди. Я шел сюда с подсознательной и не озвученной даже мысленно надеждой, что стану объектом внимания сумасшедшей кудрявой пианистки, а она потеряла ко мне интерес после одного объятия, и мне нечего предъявить. Это немного ломает мозг.

Стою от нее в двух шагах и рассматриваю с непреодолимой жадностью, как диковинное животное, которого боишься, но просто обязан приручить. Сегодня она чем-то набрызгала волосы или как-то особенно уложила, и кудряшки, похожие на спиральки, торчат в стороны еще больше. Совершенно не в моем вкусе, если собрать все эти черты вместе, но они завораживают меня по отдельности.

– Ты всех обнимаешь?

Она отвлекается от созерцания концертного зала и поворачивает ко мне свою слишком очаровательную мордашку.

– Нет. Ну… многих, а что?

– Просто не нужно больше делать этого со мной.

– Почему?

– Это насилие… надо мной.

– Я так не думаю. – Она явно не настроена на продолжение разговора, потому что уже все для себя решила.

Молча идет к горе хлама, наваленного по центру сцены, и начинает там копаться. Двигает тяжелые колонки с нее ростом, массивные мониторы и аккуратно сматывает шнуры.

– Что ты…

Но если я продолжу говорить, то непременно начну ей помогать, а это самый худший сценарий. Что бы она ни задумала, что бы ни собиралась делать с этим хламом, это не мое дело. Однозначно.

– Ты не будешь петь?

– Быть может, позже. А что? Ты хочешь, чтобы я для тебя спела?

– Нет, спасибо, обойдусь.

Девчонка, кряхтя, вытаскивает из-под завала проигрыватель для пластинок и с тяжелым «уф» ставит его на пол, потирая руки от предвкушения.

Я почти уверен, что этот памятник советскому искусству не работает, как и все здесь. Кроме разве что рояля.

– Я собираюсь это починить.

А мне на это плевать, и я прямо сейчас уйду отсюда.

– Зачем? – О, великолепная идея. Давай, продолжай с ней болтать.

– Думаю, слушать пластинки с крутой музыкой на проигрывателе – это что-то особенное. Ну и, вообще-то, я собираюсь починить все тут.

Это мой зал, я не стану отсюда уходить. Она вторглась на мою территорию. Просто пойду, лягу и буду курить, пока она не свалит.

– Зачем? – Да чтоб тебя.

– Ну, мне жалко, что все это тут похоронено. Можешь не курить?

– Не могу.

Она наблюдает за тем, как я достаю сигарету из пачки и делаю первую затяжку, наблюдает за дымом и каждым моим движением, даже не стесняясь и не отворачиваясь. Она ничего не боится, и это пугает. Люди без тормозов приводят в ужас, совсем как дикие животные, от которых не знаешь, чего ждать.

Если бы я своими глазами не видел, как двигаются колонки, решил бы, что кудрявая девчонка – это моя галлюцинация. Она похожа на фантастически яркий луч света, как в кино про магию: она кажется чем-то потусторонним на пыльной темной сцене.

– Что? – спрашиваю ее, но получаю лишь короткое покачивание головой, поджатые губы и вздернутый нос.

Девчонка начинает искать подходящие к проигрывателю шнуры. Вместо того чтобы посмотреть, что там за разъем, и подобрать нужный, она собирает по залу все, что есть, и приставляет по одному. К тому моменту, когда сигарета дотлевает и находит свой покой в жестянке из-под энергетика, девчонка как раз садится на пыльный пол и обреченно смотрит на шнуры, которые за пять минут до этого аккуратно сматывала. Зачем-то. Она стала бы отличной героиней «Алисы в Стране чудес», сидела бы за столом со Шляпником и молола бы свою чепуху.

– Между прочим, курением ты убиваешь и себя, и… меня. – Она делает такие круглые устрашающие глаза, что меня это, видимо, должно до глубины души тронуть, но не трогает.

– Своим занудством ты убиваешь и себя, и… меня. – Делаю такие же глаза, как у нее.

Девчонка дважды морщит нос, как Николь Кидман в фильме «Колдунья», продолжает искать шнуры и, кажется, приходит в отчаяние, пока под руку ей не попадается подходящий. Вот беда, на обратной его стороне не вилка, которую можно вставить в розетку, это просто шнур с одинаковыми разъемами на концах, и я наблюдаю за тем, как мысль зарождается и тухнет в глазах этой энтузиастки. Я мог бы, наверное, посодействовать этому цирку, если бы хотел, но наблюдать за происходящим как минимум занимательно. Не найдя нужного шнура, девчонка начинает чинить проигрыватель посредством протирания всех поверхностей внутри влажными салфетками.

Интересно, что, если я расскажу ей, что разъем, через который она собиралась подключать проигрыватель к сети, предназначен для подключения к усилителю звука, ведь у проигрывателя нет своих динамиков? Тогда где шнур для подключения к сети? Хотелось бы подойти и посмотреть, но что-то лень. Или, вернее, не так: я непременно сделаю это, когда моя подруга уйдет.

Вместо того чтобы закончить с проигрывателем на этапе протирания крышки, очаровательный техник лезет дальше, и в какой-то момент я слышу отчетливое «ой».

– Что? – Вырывается само собой.

Не то чтобы против воли, просто не совсем по желанию.

– Я… кажется, отломила что-то важное.

И я все-таки подхожу.

– Что-то важное – это иголка. Поздравляю. А теперь отнеси этот хлам в мастерскую или на помойку.

Если я прав, то иголку для старого проигрывателя уже не найдешь. У дедушки по отцовской линии, которого мы до самой его смерти принудительно навещали раз в месяц, была такая штуковина, и я все детство спрашивал, можем ли мы послушать пластинки, слышал же в итоге одно и то же: иголка сломана и таких больше не продают. Однажды мы с Соней примотали к головке проигрывателя швейную иглу и провели потом ночь в гараже. Отец очень трепетно относился к своему родителю. Еще более отбитому, чем он, человеку. Уверен, за нашу проделку папулю тоже наказали, хоть он уже давно не школьник.

– Я не могу это выносить из вуза. Это его собственность! Мне нужно чинить самой, я могу посмотреть видеоуроки…

– М-м-м, ясно.

– И я нашла припой, канифоль, пасту какую-то там, хотя мне кажется, канифоль и паста – одно и то же, и еще я нашла паяльник. Новый! В упаковке! Он лежал в каморке наверху, показать?

– Этого еще не хватало.

– В общем, я смогу все это сделать, но вот никак не найду шнур, чтобы проверить, что тут не работает.

Бегло, даже не приближаясь, осматриваю проигрыватель, и ухмылка рождается на губах сама собой.

– Ну, возможно, тебя наведут на мысль вот эти отрезанные провода, торчащие сзади.

Девчонка спохватывается, заглядывает назад и вздыхает:

– Блин. Нужно купить новые и припаять?

– Боюсь, что да. – Я даже готов увидеть расстроенную мину, но вместо этого моя подруга хлопает в ладоши и пищит:

– Как круто, первое задание моему паяльнику. Интересно, я могла бы в качестве донора использовать одного из этих ребят? Вот это что за штука? – Она бьет по алюминиевому боку какого-то устройства и, прищурившись, его рассматривает.

– Понятия не имею.

– Выглядит не очень важным, тут нет динамиков, значит, это не колонка. Логично?

– Не втягивай меня в это!

– Как знаешь. Но ты упускаешь самый интересный квест в своей жизни, если что.

– Если что, я в него и не собирался ввязываться. Может, ты лучше пойдешь постучишь по клавишам?

– А ты просишь?

– А на что это похоже?

Она меня бесит. Неистово. Я даже хочу записать эмоции в дневничок.

Девчонка вскакивает на ноги, отряхивает узкие джинсы и… застегивает на них пуговицу. Увидев мое недоумение, она даже не смущается.

– Что? Я съела просто огроменный кусок торта! И пуговица давит, если сидеть на полу.

Я в восторге от этой сумасшедшей. Торт она съела.

– Ложись уже на свои шторы, так и быть, я тебе сыграю и, если хочешь, даже спою. Слышал песню «Зеленая карета»?

– Почти уверен, что нет, – отвечаю на одной ноте, тихо, она даже не должна расслышать, но плечи ее на секунду напрягаются, потом расслабляются, и, как обычно, изгибаются губы, призывая на помощь ямочки на щеках, чтобы круглое несуразное лицо стало еще более комично-милым.

Девчонка садится к роялю, оборачивается и выжидающе смотрит.

– Что?

– Ложись. Это колыбельная. Елены Камбуровой, она мой краш, чтобы ты знал.

Я ложусь, а моя подруга начинает играть самую печальную мелодию, какую я когда-либо слышал. В тишине и пустоте концертного зала звуки усиливаются и раздваиваются, словно пальцы музыканта скользят по клавишам органа, а не старинного рояля. Звуки разлетаются птицами, хлопают крыльями, и перья нежно касаются моего лица. Голос девчонки укрывает.

– Спят. Спят ежата, спят мышата. Медвежата. Медвежата и ребята. Все. Все уснули до рассвета… лишь зеленая карета… мчится, мчится в вышине. В серебристой тишине!

Замечательно. Теперь она поет мне колыбельные.

Глава 4
Таким, как мы, нечего делать с такими, как она

Дневник достижений. Запись 02

– Прощайте, Эльза. Больше вы меня не увидите. Я бросил эти бесполезные занятия, и мне стало легче. Намного. При мысли, что мне не нужно тащиться в психологический центр, даже дышать легче.