Внушу себе, что заслуживаю почувствовать себя лучше, почувствовать себя живой после долгих дней, полных лишь страданий.

Тесак дернулся от мягкого прикосновения моих пальцев к его пояснице. Он взял меня за подбородок и заставил запрокинуть голову.

Еще один поцелуй, нежнее, чем все предыдущие, мгновенно согрел каждую мою ледяную часть. Волк вдохнул мой запах, прижался ближе и провел шелковистыми губами по моим. Мы столкнулись носами, и он так ласково погладил меня пальцем под подбородком, что по телу прокатилась волна жара и достигла прямиком моего естества.

Почуяв, что он со мной сделал, Тесак улыбнулся мне прямо в губы.

– Останься. Всего на одну ночь.

Я ответила поцелуем и прикусила его нижнюю губу – слишком уж манила ее легкая полнота.

– Всего на одну?

– Было бы идеально на вечность, но к этому мы еще придем.

– Я…

Сердце замерло, а потом бешено заколотилось, и я вырвалась из объятий волка прежде, чем он успел понять, что натворил. Я прочистила горло, сбросила простыню на пол и схватила со стола полотенце.

– Обдумаю, пока моюсь.

– Как тебе угодно, цветочек. – Взгляд Тесака обжигал мою спину, в его глубоком голосе звучали нотки смеха.

Купальная оказалась крошечной и напоминала ту, что была в доме, в котором я выросла. Ванна, в отличие от огромной кровати, вполне могла вместить мужчину, но уж точно не зверя. В углу располагался нужник, а между ним и ванной на треснувшей фарфоровой подставке стоял маленький умывальник.

Вместо того чтобы содрогнуться при виде заплесневелой и расколотой плитки на стене, ужаснуться тесноте, в которой я надеялась больше никогда не очутиться, во мне с улыбкой пробудилась любительница старья. И я полезла в ванну.

Пальцы скользнули по ржавому краю к потрескавшейся кремовой плитке, оставляя влажный след. Роскошь – чудесная штука, тут никаких сомнений, но среди этой безумной жизни можно было найти прелесть и в более скромных вещах.

Когда я вернулась, Тесак сидел на краю кровати, а мое платье лежало у него на коленях. Погруженный в свои мысли, он поглаживал завязки цвета слоновой кости на розовато-лиловом бархатном лифе.

– Не видел здесь платьев подобных этому. Простое, практичное, – проговорил волк себе под нос, – но в то же время изящное и красивое.

– Рада, что ты одобрил, но давай-ка ты мне его вернешь, – произнесла я с улыбкой.

Хотя на самом деле я была бы всецело счастлива оставаться в грубом полотенце, пропитанном его запахом.

Губы Тесака изогнулись, когда он поднял голову.

– Даже не знаю. – Он неспешно и с упоением разглядывал все мое тело, начиная от поджатых пальцев ног и поднимаясь все выше и выше, к глазам. – Думаю, мы должны позаботиться, чтобы оно осталось в целости и сохранности.

Я закусила губу, чтобы не рассмеяться.

– Вижу, ты его починила. – В хриплых словах сквозило любопытство. Волк прошел по алому ковру к столу и аккуратно повесил платье на спинку стула. – Хотя и не очень хорошо.

Это было скорее честное замечание, чем оскорбление.

– Сойдет. – При виде того, как он осторожно расправил ткань, чтобы она не помялась еще больше, у меня затрепетало сердце. – Тесак…

Я не была уверена, почему мне так трудно произнести нужные слова, раньше у меня никогда не возникало сложностей с тем, чтобы сказать, что я чувствую. Может, все дело в том, что сейчас мне нужно было соврать. Я ведь совсем не хотела уходить.

– Я должна…

Тесак переместился в мгновение ока – возник у меня за спиной, положил руки мне на бедра, согрел теплым дыханием плечо. Запечатлел на коже долгий поцелуй, а затем снова исчез, с шипением и тихим смехом, бросив меня обнаженной посреди комнаты.

Волк стащил полотенце, не оставив мне иного выбора, кроме как надеть платье.

Плеснула вода, и мысль о том, как он водит по телу мылом, стирая мои следы, заставила меня замереть перед столом.

– Тронешь платье – и я раздеру его когтями так, что оно упадет с тебя клочьями.

Я изумленно обернулась в сторону купальной. Самого Тесака я, разумеется, разглядеть не могла, но была свято уверена, что на его лице расплывается самодовольная ухмылка.

– Мне больше нечего надеть, чудовище. Белье ты порвал, а потом оно куда-то благополучно подевалось.

– Тогда лучше полезай в постель, – раздался довольный голос волка.

– Ты что, возбуждаешься, когда командуешь?

Впрочем, то, что он командир одного из королевских легионов, само по себе должно было на это намекнуть.

В ответ на вопрос донесся громкий, пусть и, к сожалению, слишком короткий смех. Однако от этого звука у меня потеплело в груди.

– Просто напоминаю, что ты сама этого хочешь, раз уж тебе все еще нужна небольшая помощь, чтобы решиться.

Волк был прав. И это одновременно приводило меня в бешенство и казалось нелепым. И все же, когда я протянула руку к платью, зная, что могу схватить его и переместиться в укромную часть леса возле башен, чтобы там одеться, я замешкалась.

Я колебалась достаточно долго, чтобы все внутри меня заледенело, и когда мои веки сомкнулись, то, что меня ждало, просочилось в мысли.

Цветик, нам нужно поговорить.

Я знала.

Уже много дней я знала: что-то не так. Рорн, сопровождавший переброску большого количества солдат, вернулся еще более встревоженным, чем обычно. Мне сообщили, что путешествие прошло успешно, практически без стычек, если не считать стаи диких гончих.

Но эта недельная история с перемещением отрядов для защиты от очередной волны прорывающихся через границу смертных обернулась трагедией.

Я была уверена, что не переживу, если узнаю, что именно произошло, и поэтому избегала разговоров. Я сторонилась Рорна изо дня в день с тех пор, как, увидев, что я встречаю его на другом берегу реки, он вдруг напрягся. Скованные льдом голубые глаза не улыбались, не смотрели на меня с привычным облегчением, которого я так ждала, когда он возвращался домой.

В них не было ничего, в чем я нуждалась и что я обожала. Лишь то, чего я не желала знать.

Попытки избежать разговора ни к чему не привели. В конце концов вина стала для Рорна слишком тяжелой ношей. Ему нужно было от нее избавиться, и он загнал меня в угол.

Решил уничтожить, чтобы облегчить душу.

И вот я стояла там, принимая каждое его слово как удар в грудь, коими они для меня и являлись. Рорн не понимал, как стремительно я истекаю кровью, как мучительно заставляю себя дышать. Нет… он был слишком занят, извергая извинения, обещания, непростительные истины, и едва замечал, что со мной происходит.

Так продолжалось до тех пор, пока, в стремлении очистить собственную душу, он не переложил на меня собственную вину. Пока не использовал против меня то, что казалось мне нашим общим решением. Вот тогда я отмерла.

«Постоянные разговоры о детях, вечные разочарования, которые мы вынуждены терпеть… мне нужен наследник, цветик. Он нужен Вистензии. Мы любой ценой должны продолжить род».

Эти слова превратились в ножи, которые я так и не смогла выдернуть из сердца.

Но я не ушла сразу. Прежде чем Рорн медленно распахнул глаза шире, я просто растворилась в воздухе.

Я вернулась с наступлением темноты и обнаружила, что он сидит на краю нашей кровати. Под его глазами залегли тени.

«Цветик», – произнес Рорн, мгновенно поднявшись.

Тогда-то я и сказала ему, что мы больше не вместе.

Рорн тут же сбросил маску беспокойства, сменив ее холодным гневом – дабы напомнить мне обо всем, чего я прежде так отчаянно желала. Дабы убедиться, что я прекрасно понимаю, что мне никогда от него не сбежать.

И вот тогда я исчезла окончательно.

Никто из нас прежде не пересекал Ночное море, чтобы попасть в Нодойю.

Место, куда я отправилась, я обнаружила за несколько недель до предательства Рорна, из чистого любопытства листая в библиотеке старинный том об известных городах фейри по всему миру. Вспомнив историю первой войны с Нодойей, которую рассказывал мне отец, я унесла книгу с собой.

Нарисованные моей рукой изображения обрамленного рекой алмазного города и земель, что вздымаются к небу, словно сундук с поднятыми со дна драгоценностями, прятались в стопке других картин.

Так что, если Рорн их не обнаружит и не догадается, он никогда не узнает, где я.

Он меня не найдет.

Я глубоко, прерывисто вздохнула и закрыла глаза. Когда я открыла их вновь, меня развернули к влажной груди.

Тесак мягко приподнял мой подбородок, всмотрелся в лицо почти до смешного пристально.

– Астер, если ты действительно хочешь уйти, я доставлю тебя, куда бы тебе, звезды раздери, ни понадобилось. Доставлю прямиком домой. – Он прикусил нижнюю губу. – Я не имел в виду…

– Дело не в тебе, – поспешно выпалила я. – Дело не в этом. Клянусь.

Волк свел брови, его грудь вздымалась и опускалась уже спокойнее. Он обхватил мою щеку ладонью, смахнул непрошеную слезу большим пальцем.

– Тогда что за дерьмо сейчас творится?

Я накрыла его руку своей, прижалась к крепкому телу.

– Воспоминания.

Тесак нахмурился снова, будто догадываясь, что я скажу дальше.

– Все в порядке, – взяв его за руку, я поцеловала ладонь.

Взгляд волка чуточку смягчился. И тут стала очевидна наша нагота: его ноздри раздулись, и я пискнула от неожиданности, когда он подхватил меня на руки и отнес на кровать. Улегшись посредине, Тесак прижал меня к себе и коснулся губами моего лба.

– От чего, ради всех звезд, ты бежишь, цветочек?

– От всего, – призналась я, укладываясь на его твердый, как камень, бицепс.

– Звучит многообещающе, – проворчал волк, очевидно, раздраженный тем, что я не поделилась подробностями.

Рассмеявшись, я запрокинула голову, чтобы на него посмотреть, и морщинки меж бровей тут же разгладились под подушечками моих ищущих пальцев. Я провела по его лбу, по переносице и небольшой горбинке, по мягким губам. Тесак казался одновременно диким и утонченным, и это противоречие не должно было так сводить с ума. Но как же сводило.

– Ты красивый.

– Так обо мне еще не отзывались, но спасибо. – Волк фыркнул. – Наверное.

– Я серьезно, – настаивала я, уже представляя, как повторю все его черты на пергаменте. Впрочем, я понимала, что воссоздать его целиком невозможно. Когда я дошла до шрама на его веке, Тесак замер. – Даже здесь.

– Лгунья, – прошипел он и, взяв мою ладонь, прикусил кончик пальца.

Я отдернула руку и снова коснулась его лица. Волк беззвучно рассмеялся. Я не стала прикасаться к шраму, но не смогла удержаться и не тронуть уголок сомкнутых век. То, что выглядело сейчас так поразительно, было порождено агонией. Мучительной.

Чем дольше и пристальнее я всматривалась, тем отчетливей понимала: глаз кто-то вырвал.

– Кто это с тобой сделал?

Это ведь не простое ранение. Кто-то совершил его с такой жестокостью, будто хотел убить.

– Не отголоски ли гнева я слышу, цветочек?

– Ты не ответишь. Я уже знаю, что не ответишь.

– Подробности туманны, и даже если бы я захотел, нет смысла ими делиться.

Тесак вздохнул, переплетая пальцы, удерживая руки между наших тел.

– Мне нравится жажда крови в твоих глазах. – Он прикусил губу. – Редкая, грозовая голубизна рассвета, но не растрачивай ее на меня.

Я прижалась сильней, и его единственный глаз загорелся.

– А ты гораздо милее, чем кажешься, волк.

– Настолько далек от милоты, насколько возможно, – лающе хохотнул Тесак, и его улыбка стала по-волчьи хищной.

Он поцеловал костяшки моих пальцев, затем отпустил, чтобы убрать прядь волос с моего лица.

– Это случилось давным-давно. Я был юн, так что справился.

– Просто справился? – переспросила я с легким недоверием, которое не сумела скрыть.