– А значит, судьбина такая нам. Как ты мог понять, – он кивнул на свою искалеченную руку, – мы попали в небольшие неприятности. Дело не совсем выгорело, и мы крупно насолили князю местному. Вот теперь родные леса чужими стали, ноги уносим. Крепкая за нами дружина идет. Становища наши пожгли, два раза бой беглый давали. Из моих другов меньше дюжины осталось. Нам теперь один путь: по нутряной кромке леса, вдоль болот гиблых. И княжьи псы про то смекают, там нас и будут ждать у овражьих выбоин. Я уж думал последнюю сечу давать, с боем прорываться или на погибель достойную. А тут ты.

Он снова замолчал. То ли собираясь с силами от донимающей раны, то ли продолжая размышлять.

Никто из ватажников не торопил главаря. Видать, очень верили они чутью и смекалке атамана. Только птицы-дурехи, не соблюдая разбойничье чинование, продолжали голосить в зарослях.

– Так. – Алан вскинул голову, взглядом приказывая подручным поднять себя на ноги. – Затея дерзкая, но выбора у нас два: назад, на копья витязей, или…

Он обвел свою банду взглядом.

– Или напрямки через болота.

Ватажники было зашумели, но вожак чуть повысил голос:

– Обманем княжьих псов, уйдем по топям. По ту сторону трясин, дальше за леса, уже выйдем вдоль тракта и доберемся до острогов ближайших, разделимся, потеряемся. Такой ход даст нам время уйти.

Один из разбойников, весь перекошенный дядька плутоватого вида, брякнул:

– То ж гиблые места. Нечисти там лютой полно! – И уже совсем тихо, с ужасом в голосе добавил: – В лапы болотнику попасть?

Атаман хитро прищурился:

– А вот тут нам недаром повстречался ведун. Он нас через болота проведет, тварей Небыли отвадит да ублажит. Впрочем, кто желает, может вертать взад. Кому повезет – сразу порубят, а кого живым возьмут… сами знаете, как князь Белозар с нашим братом любит тешиться клещами да прутами раскаленными. – Он подмигнул мне. – Проведешь, ведун?

И, не дожидаясь ответа, дал команду выдвигаться.

Ватага уже спешно собиралась в путь. Проходя мимо меня, так и оставшегося сидеть в остолбенении, Алан на миг остановился рядом, кинул как бы в сторону:

– А если думаешь хитрить, ведун, в сговор там с дрянью болотной вступить, то Цдрэвко близко будет. – Он кивнул на мгновенно оказавшегося рядом детину. – Не понравится моему другу верному что-то, почует неладное… больно умирать будешь, ведун. Больно и долго.

Я машинально перевел взгляд на дылду.

Тот только коротко кивнул: убью, мол, страшно убью. И не помешкаю.

Кивнул и вскинул меня за шиворот на ноги. Одной рукой.

Как котенка.

Отряд, невольным участником которого я стал, уже пару часов продвигался вглубь болот.

Я с тревогой поглядывал на неумолимо стремящееся к закату светило и крепче прижимал к себе перевязь заплечного короба. Поначалу разбойники хотели бросить мою поклажу, чтобы идти налегке, но я встал намертво, указав, что им придется меня или тащить волоком, или убить, но без своих вещей я не пойду. Утратить заветные записи для меня хуже лютой гибели. С минуту помешкав, лиходеи плюнули и дозволили мне взять скарб. Ведунский посох трогать не стали, побоялись, но вот кривой нож отобрали. Для убере́гу.

Кроме атамана, в ватаге почти не было сильно раненных, да и тот держался бодро, а потому шли мы бойко, уже давно миновав преддверия болот, пограничную зону, когда лес переходил в топи. Сейчас мы продвигались среди лабиринта кочек, заросших дурными травами, чавкающих мутной жижей заводей и покрытых скользким мхом камней. То там, то тут среди всего этого унылого однообразия торчали исковерканные коряги мертвых гнилых деревьев. Хотя до сумерек оставалось никак не менее часов четырех (поздняя весна давала солнцу вволю нагуляться по небу), здесь было мутно. Все вокруг было застлано влажным туманом смердящих испарений. Гниение трав, деревьев и тех несчастных животных, что угодили в топкие места и теперь разлагались на дне, высвобождали дурные газы. То и дело где-то сквозь тягучие стоячие воды прорывались пузыри, натужно лопались с мерзким шлепком и разносили по округе новую порцию смрада.

Плохие места, дурные.

Поначалу я пытался убедить своих захватчиков, что я не знаток болотных троп, а уж тем более не борец со злобными тварями, но Алан только хмыкал в усы, Цдрэвко толкал меня в спину, и мы шли дальше. Теперь же я, осознав всю тщету своих разъяснений, молча шагал в цепочке разбойников, внимательно глядя под ноги и тыча посохом перед собой.

Не хватало еще ухнуть в водную слизь.

До действительно топких мест еще далеко, сердце болота много глубже, но промокнуть и перемазаться в вонючей ряске не хотелось. Я очень надеялся, что мы обойдем болото краем, а не полезем напролом. Судя по всему, ватажники были местные и в окрестностях ориентир ведали.

Замороченный монотонным движением своих ног, я не сразу сообразил, что меня дернули за короб, заставляя пригнуться.

Разбойники тотчас же примолкли, притаились, засев между болотных кочек.

Вытянув шею и посмотрев вперед, я понял причину внезапной тревоги.

Впереди, в еще более сгустившемся белесом тумане, медленно покачиваясь, дрожали бледно-голубые блики. Как будто свет лучины в оконце, только бледного, чуждого цвета.

Болотные огоньки.

В горле у меня пересохло. Это означало, что обитатели топей приметили гостей и с нетерпением их ждали.

Я знал, что нечто подобное начнется – пройти незамеченным по владениям болотника невозможно, – но надеялся, что день и то, что мы двигаемся по краю гиблых мест, даст нам если не шанс избежать встречи, то хотя бы больше времени.

Надеждой ведомы болваны, как любил говаривать мой друг Молчан.

Впрочем, реакция разбойников на огоньки была совершенно противоположной той, на которую рассчитывала нечисть. Там, где заплутавший в топях селянин уже завороженно стремился бы к призрачному свету, полагая это свечением окошек лесного домика или же костерком охотника, ватажники, наоборот, насторожились и шарахнулись. Знамо дело: им, лихим людям, любой сторонний огонь – сигнал. Может, то факелы преследователей или же князь послал вперед встречную засаду. А потому матерые душегубцы не двинулись с места.

– Аркуда, – шепнул сидевший неподалеку атаман, обращаясь к одному из ватажников – кажется, к хилому кривому дядьке, – ну-ка шмальни, попотчуем знакомцев.

Тот, чье прозвище – видимо, шутки ради – значило «медведь», невесть откуда достал небольшой кривой лук, наложил стрелу (в широких штанах он, что ли, все это прятал до поры?) и, резво вскинувшись, пустил ее в цель.

Прямо под один из огоньков, туда, где, по идее, должна была находиться грудь несшего факел.

Стрела ушла в туман и пропала.

Все прислушались.

Тишина.

Ни падения тела, ни крика, даже огонек не дернулся.

Все вопросительно посмотрели на главаря, ожидая приказа.

– Это, – я хриплым шепотом окрикнул Алана, – огоньки. Не люди. Это приманка болотника. Или болотницы. Их зазывалы.

Главарь неразборчиво выругался, буркнул через плечо:

– И что делать?

– Обходить надо, не поддаваться на мороки. Прямо в огоньки идти нельзя: там уже поджидают, сгинем. Коли повезет – пройдем мимо там, справа.

– Ну смотри, ведун! – услышал я прямо в ухо безразличный, холодный голос Цдрэвко. – Не подведи!

Алан махнул, и ватага, все еще пригибаясь, двинулась вперед, большой дугой обходя сборище болотных огоньков.

Нам еще несколько раз расставляли силки из манящих светляков, но ватажники, поняв, что прямой угрозы от этого нет, просто меняли направление. Мы шлепали по топким, еле заметным тропкам.

– Глянь, Алан, что это там блестит? – Один из ватажников указал на торчащую из воды кривую ветку.

Все присмотрелись. И действительно: на ней что-то тускло поблескивало. Не огонек, нет.

– Какая-то цацка? – с сомнением спросил Цдрэвко. – Аркуда, глянь!

– Чуть что – сразу Аркуда, – заворчал, но тем не менее полез к краю кочки дядька. Вынул стрелу, протянул к ветке, ловко подцепил блестяшку. Перекинул себе в ладонь.

Все собрались поглазеть.

В руках у лучника, болтаясь на тонкой цепке, кружился плоский блестящий блин. С кругляша на смотрящих дико скалилась то ли волчья, то ли собачья пасть.

– Серебро? – с сомнением протянул Аркуда. – Кто ж такую ценность-то потерял?

– Сдается мне, кто потерял, тот неподалеку. – Цдрэвко многозначительно кивнул на ближайшую трясину. – Но она хозяину уже без надобности.

Алан осторожно взял в пальцы амулет, повертел, посмотрел на волчью морду. Кинул глумливо:

– Цдрэвко, не бывшего хозяина твоей сабельки безделица-то?

Ватажники негромко, но захохотали. Видимо, это была какая-то их забавная история.

Дылда только скрежетнул зубами, рванул амулет себе, осмотрел и брезгливо цыкнул:

– Вот еще! Какой-то собачий оберег. Ведун подтвердит.

И ткнул мне почти в лицо цацкой.

Я посмотрел внимательнее. Украшение как украшение. Подумал, брякнул наугад:

– Может быть что угодно. Или дорогая безделица, или медальон чернокнижника. Без обряда не скажешь.

Глаза ватажников, разгоревшиеся при слове «дорогая», мигом погасли при упоминании о чернокнижниках. Цдрэвко с опаской отстранил цепочку от себя, лиходеи расступились.

– Эту пакость надо бы вернуть хозяину! – натужно хохотнул детина, размахнулся и с силой швырнул блестяшку в топь. Миг – и только тихий всплеск.

Разбойники с явным облегчением вздохнули, двинулись дальше. Аркуда тайком сплевывал на стрелу, бормоча отворот.

– Или клановый знак… – задумчиво пробурчал я и двинулся вслед за всеми, окликнутый бдительным Цдрэвко.

Время неумолимо шло к закату, а потому тут, на болотах, уже царили густые, сдобренные туманом сумерки. Мы шли цепью. Передние ватажники проверяли путь подобранными длинными корягами, чтобы не угодить в зыбь. И я очень надеялся до ночи вылезти хотя бы к пограничью леса, а там уж не везде власть болотника.

– Где Воня? – вдруг спохватился один из ватажников. – Он последним шел.

Все остановились, озираясь вокруг, ропща и переглядываясь.

Вони нигде не было.

Кто-то собрался было начать кликать подельника, но атаман, разом оказавшись рядом с этим недотепой, коротко и умело ткнул тому кулаком в брюхо, вколотив готовый вырваться крик обратно.

– Тихо, башка твоя дурная, – зло прошипел он. – Сдурел посреди болота орать? Не нечисть, так княжьих псов накликаешь.

И быстро посмотрел на стоявшего вплотную ко мне Цдрэвко. Тот лишь раз отрицательно махнул головой. И я понял: возникни у дылды хоть тень подозрения, что я причастен к пропаже ватажника, я б уже медленно проседал в вонючей жиже с перерезанным горлом.

Алан скривился и хмуро бросил:

– Двигаем дальше. Семеро одного не ждут.

И разбойники, мрачные и изрядно притихшие, двинулись дальше.

За следующие пару часов мы потеряли еще троих.

Сумерки уже совсем заволокли болота, туман сгустился так, что даже шагающий передо мной широкоплечий ватажник казался расплывчатым, а голос невидимого уже Алана, хотя тот и был впереди от силы локтях в десяти, звучал глухо и будто со всех сторон.

Никто не мог понять, как это происходило. Не было ни нападения каких-либо тварей, ни плеска воды, ни чавканья трясины, засасывающей жертву. Просто в какой-то момент в живой цепочке образовывалась прореха, и идущий следом, ничего не замечая, смыкал брешь.

Несколько раз разбойники в запале набрасывались на меня, хватали за грудки, кричали, шипели, чтобы я договорился с нечистью, наколдовал, наворожил чудо. Угрозы сменялись посулами. Но я лишь разводил руками, в который раз поясняя, что такой власти у ведунов нет. Душегубы зло шипели, но без отмашки главаря причинять мне вред остерегались.

И поредевший отряд двигался дальше.

Порой возникающие болотные огоньки, более яркие и назойливые в потемках, будто вели нас, заставляли обходить их в нужном направлении. Я поймал себя на мысли, что мы уже окончательно потеряли направление, просто идем, чтобы идти, в надежде выбраться из проклятых топей.

Мы просто пробивались сквозь темный смрадный туман.

Кажется, без цели.