Она ответила после первого же гудка, и перед внутренним взором Вероники предстал образ координатора: чернокожая женщина средних лет в потрясающих туфлях, раздражающе стройная и собранная, скрывающая недосыпание под слоем тонального крема, она наверняка сейчас проверяет электронную почту, заполняет отчет, жует бейгл, просматривает новости и занимается еще пятью делами, одновременно пытаясь поговорить с Вероникой. Та любила блестящую и безалаберную начальницу, но частенько мечтала придушить. Моник, как всегда, говорила очень быстро, проглатывая половину слов:

– Заедешь сегодня? Перекусим вместе?

– Можно. У тебя есть минуточка?

– Только секундочка, дорогая. Дел куча. Кстати, статья про «БиоГорден» удалась.

– Спасибо, – поблагодарила Вероника. – Помнишь, мы с тобой обсуждали несколько вариантов моего следующего задания? Ты остановилась на чем-нибудь?

– Это ты мне скажи, на чем я должна остановиться. Так, погоди чуть-чуть, мне просто… надо… отправить текст. Если выбирать задание прямо сейчас, я за проверку безопасности центров по контролю заболеваемости.

– У меня тут еще кое-что наклевывается, совершенно новое. Хочу понять, насколько тебе это интересно.

– Так, я… пятница не подойдет… четверг, наверное, тоже… А что за тема-то?

– Моник, брось все, что ты делаешь, и выслушай меня, пожалуйста. История довольно странная, но я столкнулась с занятным парнем: он вроде сыщика и, кажется, намерен заняться «Сомаксом». Причин я не знаю, но шухер может выйти грандиозный. И я уверена, что больше никто не в курсе. Мы по чистой случайности встретились на протестах вокруг «БиоГордена».

Вероника прямо-таки увидела, как Моник хмурится, прижимая к уху телефон.

– Вер, у нас же не «Инквайер» и даже не «Шестьдесят минут»^[6].

– «Сомакс» занимается настоящей наукой, и ты это знаешь. Противоречивой, неэтичной, а то и преступной, но настоящей. Они берутся за то, на что другие даже не замахиваются.

– И?

– Признаю, отчасти меня ведет предчувствие. Но готова на что угодно спорить: материал выйдет хороший. Тот парень зубами вцепился в эту историю.

Вероника знала, что Моник интересуется темой старения. Биомедицинская инженерия должна бы стать главной наукой двадцать первого века. Исследование старения играло важнейшую роль в борьбе с болезнями, достижении устойчивого долголетия и здоровья в целом.

Тон Моник изменился и стал более заинтересованным.

– Что у тебя есть? Мне нужны хоть какие-то детали, прежде чем утвердить смету.

– Я знаю одно: здесь замешано нечто совершенно новое, но больше мне ничего не известно. Возможно, тебе придется дать мне некоторую свободу. Я постараюсь работать как можно быстрее.

– То есть у тебя ничего нет.

– Будет, – заверила Вероника.

– В течение десяти дней мне нужен свежак, и я бы хотела получить его от тебя. Ничего, если тема будет другой, лишь бы о науке. Мы тут, дорогая, корпоративными скандалами не занимаемся.

– Понятно. Спасибо. Как только что-то выясню, сразу сообщу.

– Давай.

– И постараюсь организовать ланч.

– Давай.

Вероника закрыла крышку телефона и вернулась к своему кофе. Она чуть было не рассказала о странном типе под окном – не потому, что это имело какое-то значение, просто ей хотелось с кем-нибудь поделиться. Может, еще удастся, если она устроит ланч. Когда Моник загнана в угол, из нее выходит хорошая слушательница.

Найти единственного человека, которому она действительно хотела рассказать о слежке, ей не удавалось. После того как позапрошлым вечером они встретились в баре, Вероника вычислила с помощью своего частного детектива отель, где остановился Доминик, и раз десять безрезультатно позвонила ему в номер. Сообщений она не оставила, не желая подчеркивать, что своего номера он ей не давал.

По крайней мере, теперь Вероника была уверена, что знает его настоящее имя, хотя, конечно, странно, что Грей зарегистрировался под ним в отеле. Если он не внедренный сотрудник, что у него за работа?

Она прокрутила новости в поисках упоминаний о беглом пациенте больницы, который разгуливает теперь по Нью-Йорку, или еще о чем-то в том же духе. Ей самой было непонятно, с чего она так переполошилась: наверняка же это был какой-то пранкер. Просто в беседе всплыли эксперименты над людьми, которые ставили в «Сомаксе», вот Вероника и перепугалась, увидев в окне странного персонажа, всего обмотанного бинтами.

Ей хотелось рассказать о нем Доминику, чтобы посмотреть на его реакцию. Может, забинтованный тип как-то связан с их посещением «БиоГордена»? Хоть бы нет. Большинство исследований старения ведутся на пренатальных тканях – большинство, но не все. Кто знает, что могли выкинуть эти ненормальные из «Сомакса»!

Сделав еще несколько глотков кофе, Вероника снова попробовала дозвониться в отель. Поговорив с портье, она побледнела: оказывается, Доминик Грей вчера вечером выписался.

Вскочив, она поспешила к письменному столу, покопалась в бумажках, извлекла визитную карточку и решила позвонить снова, на этот раз – детективу из Квинса, который месяцами пытался залезть к ней под юбку. Глубоко вздохнув, она открыла телефон и вложила в свою просьбу максимум очарования, которое удалось выжать.

Целый час Вероника расхаживала по комнате и грызла ногти, а потом детектив перезвонил. Он тоже постарался очаровать ее на свой извращенный лад, напористо заявив, что меняет информацию на совместное посещение бара, и добавив идиотский комментарий насчет непреходящей прелести бартерной системы.

Что ж, ладно.

Она дала ему надежду, а он взамен дал ей необходимое подтверждение того, что Доминик Грей поздно ночью улетел на самолете «Бритиш эйруэйс» в Софию.

Значит, Доминик в Болгарии, раскручивает возможную историю ее мечты.

И Вероника сделала еще один звонок.

14

Лунный свет заливал иссохшие серые развалины замка. Стефан Димитров прошел три многоярусные арки, прежде чем оказаться на просторной вершине холма. Постоял, перевел дух и пробрался через завалы к восточной части руин, лежащей далеко за пределами отведенной для туристов зоны.

Подойдя к полуразрушенному основанию второй башни, он достал портативное электронное устройство и направил его на один из низких колючих кустов, которые росли тут в изобилии. Куст отъехал влево, явив торчащую из земли металлическую ручку. Стефан потянул за нее, крышка люка откинулась на петлях, и стали видны каменные ступени. Стефан спустился во тьму.

В свете бутанового фонаря у подножия лестницы в узком коридоре плясали тени. Стефан шагал вперед, несколько раз свернув, и наконец оказался у серебристо поблескивающей двери в конце коридора. Перед ней стояли два вооруженных охранника в уличной одежде. Один из них почтительно кивнул Стефану, открыл дверь и отступил в сторону. Димитров вошел в просторное помещение, полное компьютеров и лабораторного оборудования. Тут деловито мельтешили двое ученых в белах халатах, еще трое нависли над микроскопами. Один из первых двух, серьезный горбоносый мужчина с длинными ногами и руками, которыми он размахивал при ходьбе, приблизился к нему, обратившись на казенном русском языке:

– Добрый вечер, господин Димитров.

– И вам, Якив. Как успехи?

Лицо Якива вытянулось, он нахмурился.

– Ничего нового.

Внутри всколыхнулось разочарование, но внешне Стефан остался спокойным.

– Вы испробовали новые процедуры, которые мы обсуждали?

– Да.

– Ядерные мутации?

– Да.

– Генные стимуляции?

– Да-да. Ничего не вышло. – Ученый поколебался, покосившись на одного из тех, кто работал с микроскопами. – Мы не можем воспроизвести эту жидкость. Не уверен… я не уверен, что это вообще возможно.

– Конечно, возможно, – возразил Стефан. – Кто-то ведь создал образец.

– Я уже начинаю думать, что его создал Бог.

– Нет, разработка принадлежит одной компании. Компании, ресурсы которой куда ограниченнее, чем наши. Возможно, там случайно получили этот продукт и не могут повторить процесс. Мне не придумать никакой другой причины, по которой они не опубликовали результат. Якив, я в вас верю. Вы справитесь с этой головоломкой. Вы уже ввели линию эйч-тринадцать?

– Там очень маленькое количество, мы не рискнули без вашего одобрения.

– Разрешаю, – сказал Стефан. – Сколько жидкости потребуется для получения результатов?

– Приблизительно двенадцатая часть от того, что осталось.

– А сколько мы уже использовали?

– Одну десятую.

– Продолжайте, – кивнул Димитров. – Мне нужна четкая документация по пределу Хейфлика^[7].

– Конечно.

Стефан пожал руку Якива, поблагодарил его, и тот вернулся к работе. Стефан остался помочь провести кое-какие тесты, поболтал с другими учеными, извинился за то, что приходится работать сверхурочно.

В полночь он покинул лабораторию в руинах замка и вернулся в свой особняк у подножия холма. Он пробыл бы с учеными и дольше, будь в этом хоть какой-то смысл, но их навыки превосходили те, которыми обладал Димитров, оставивший серьезную исследовательскую работу лет десять назад. В его отсутствие персонал лаборатории трудился с бо́льшим вдохновением. Прямой надзор руководства – враг творческого мышления.

Стефан налил себе бренди, зажег сигару и отправился на веранду, с которой открывался вид на реку. Еще один беспокойный день, еще одна ночь без ответов. Он ненавидел бездействие, хоть и знал, что делает все возможное для успеха исследования.

Но если придется еще один день бродить по улицам городка, или рыбачить, или слоняться по лесным тропкам, он сойдет с ума. Эти занятия нравились ему, когда давали короткую передышку от обычного суматошного распорядка дня, но, когда они сами заполняли день, передохнуть хотелось уже от них.

Димитров уставился на лес в направлении замка, туда, где в суглинистых недрах холма покоилась крошечная пробирка. Он допил бренди и докурил сигару, ни разу не отведя взгляд.

15

Грей прибыл во Враждебну, невыразительный софийский международный аэропорт, к полуночи. Стоило ему пройти таможню, как его обступили взъерошенные местные, предлагая недорого отвезти в центр. Грей отмахнулся от них и, пройдя мимо трех бродячих псов и бездомной семьи, нашел возле аэропорта стоянку легальных такси.

Он сел в машину, и его обуяло ощущение двойственности, типичное для стран, которые с головой окунулись в современность, потому что их завоевали, или обнаружили на их территории природные ресурсы, или они внезапно обрели независимость, оказавшись при этом не вполне готовыми к такому повороту событий. В странах вроде Болгарии прошлое и будущее сплавились воедино, перемешанные ложкой перемен в анахроничное рагу, которому вскоре предстояло попасть в жернова жадных челюстей прогресса.

Такси оказалось «мерседесом», а его шофер – пронырливым мужичонкой в поношенном смокинге и очках от Версаче. Грею удалось объяснить, что ехать нужно в центр, водитель крякнул и тронулся с места. Едва они выехали за шлагбаум, шофер нажал кнопку, и в центре консоли загорелся телеэкран. Мужичонка закурил и выбрал канал, где ревело техно и транслировалась интерактивная имитация гонок на ускорение. Грей пристегнулся.

Окраины Софии мелькали гигантскими рекламными щитами с чужими буквами, унылыми высотками советского образца, «шкодами», «Ладами» и «Волгами», которые катили по проезжей части или ржавели в бурьяне; порой мимо проносился БМВ или брел запряженный в телегу ослик. Доминик понятия не имел, куда в глухую полночь селянин гонит по магистральной трассе свою скотинку.

Грей сказал название отеля в центре, где забронировал номер; шофер высадил его на пустынной площади, где возвышался мрачный романский собор, бросил нечто невразумительное, махнул в сторону одной из улиц, которые начинались от площади, и рванул прочь, как с пит-стопа.