В октябре мы из летней школьной формы переоделись в зимнюю. Попадались ребята, которые запаздывали с этим, но большинство уже куталось в синие блейзеры. Я же постепенно начал осознавать, что жить мне осталось всего ничего.

Как только начался урок, я тут же полез в сумку за книгой, но обнаружил, что не положил ее с собой. У меня в планах было проглотить за сегодня шестисотстраничный детектив, и я так растерялся, что всерьез подумывал, не сбежать ли домой пораньше.

Но нет, нельзя. Пришлось зарыться в телефон. Сначала я проглядывал новости, потом запустил игру. Тыкал по экрану, убивая чудовищ, но когда энергия персонажа кончилась, то выключил.

Оставался еще целый урок, а у меня кончились идеи, чем его занять. Тут я кое-что вдруг припомнил и открыл твиттер.

Уже полгода не заходил. На мой аккаунт подписалось больше сотни тысяч человек, а папка ломилась от личных сообщений и непрочитанных чатов.

На самом деле в средней школе я с помощью своей способности прикинулся пророком и взорвал тренды.

Я вижу цифры даже на фотографиях и на экране телика, лишь бы только показывали голову. На записях все сложнее, но в прямом эфире способность работает безотказно, и я предсказывал смерти знаменитостей.

Старые ведущие, знаменитые актеры, музыканты – по мере того как мои догадки сбывались, число подписчиков росло. Мне присылали сотни и тысячи сообщений. В основном просили сказать, сколько жить самому человеку, его любимым, семье, друзьям и так далее.

Свой аккаунт я назвал «Зензенманн». Так по-немецки зовут Мрачного Жнеца. Я в прямом смысле заболел синдромом восьмиклассника^[16], считал, что нужен миру, и тем, у кого над головой видел цифры, рассказывал все как есть.

Изначально я завел аккаунт от скуки и не особо кому-то собирался помогать. Поэтому через несколько месяцев мне надоело и я бросил. Потом вспомнил про это дело и вернулся к пророческой деятельности, пока опять не утомился, и так цикл повторялся раз за разом.

Вот и сегодня впервые за долгое время опять открыл профиль и покачал головой, какой же я был идиот. Может, я теперь расплачиваюсь за то, что смеялся над человеческой жизнью.

Папку с личными сообщениями, конечно же, наводняли настойчивые просьбы определить срок жизни по снимку. Еще писали журналисты, но тут у меня на сердце похолодело от одной мысли.

Я открывал чаты один за другим и вдруг увидел фотографию, от которой у меня чуть глаза не вылезли из орбит, и я не смог подавить вскрик.

– Гм? Мотидзуки, что у вас? – спросил наш математик, и я поспешно спрятал телефон.

– Простите! Ничего.

Учитель отвернулся к доске и продолжил урок, а я включил экран, чтобы убедиться, что мне не показалось.

Кто-то под ником Маррон две недели назад прислал такое сообщение: «Зензенманн-сан, добрый день! Давно мы с вами не переписывались. Мне бы хотелось уточнить, сколько осталось жить этим людям. Кажется, они скоро погибнут». К тексту крепилась фотография.

Нет, глаза меня определенно не обманули. Зензенманну отправили на оценку двух парней, сидящих в знакомом кабинете: Кадзую и меня.

После уроков думал, раз нет смены, сходить в кружок, но теперь колебался. Все мысли вертелись вокруг фотографии.

«Мне бы хотелось уточнить, сколько осталось жить этим людям. Кажется, они скоро погибнут».

Ничего, конечно, не берусь утверждать, но непохоже на праздное любопытство. Очень вероятно, что Маррон и в самом деле знает, что наша судьба уже предрешена. Откуда? Без понятия, но я не мог оставить сообщение без ответа и не знал, что написать.

Я пролистал нашу историю переписки и убедился, что мы в самом деле уже списывались еще в средней школе: «У меня болеет дедушка, и я не знаю, когда он умрет. Зензенманн-сан, пожалуйста, скажите!»

К сообщению прилагалась фотография старика на больничной койке. Я явственно различил девятку над его головой и ответил так: «К сожалению, этот человек умрет через девять дней после того, как был сделан снимок. Проведите это время рядом с ним и проводите в последний путь, чтобы ни о чем не жалеть». Напыщенные слова лицемерного праведника.

«Неужели дедушке уже ничем не поможешь? Он совершенно точно умрет? Пожалуйста, спасите его».

После этих слезных просьб переписка мне надоела, и я ответил: «Нет, ничем. Да, совершенно точно. Не могу спасти».

«Ваше предсказание сбылось, и дедушки действительно не стало. Зато благодаря вам я успела попрощаться с любимым дедушкой как следует. Спасибо вам большое».

И вот теперь новая фотография.

А я-то думал, пишет совсем еще ребенок…

После долгих сомнений я все-таки поднялся со стула и отправился в кабинет кружка. Снимок совершенно точно сделали именно там. И только один человек мог нас сфотографировать.

По всему получается, что Маррон – это Маи Куросэ.

Кадзуя опять ушел писать в кафе, поэтому только ее я и застал на обычном месте. Она опять читала книгу с дополнительной обложкой, но после вчерашнего дня я уже знал, что скрывается под ней.

Я молча прошел за спину Куросэ и сел все там же, где и всегда. По привычке запустил руку в сумку, но вспомнил, что забыл книгу дома, и вместо этого достал из кармана телефон.

Я собирался допросить девушку, но терялся, с чего начать. Похоже, только зря разряжаю аккумулятор. И все же я еще раз просмотрел сообщение от Маррон. Она улучила момент, когда Кадзуя увлеченно печатал, а я возвращался на место от стеллажа с новой книгой. Ракурс подтверждал мою догадку: снимали явно с позиции Куросэ. А приглядевшись, я понял, что на аватарке у Маррон стояла такая же таксочка, как та, которую она приводила к магазину.

Прошло еще несколько минут. Я так и не подобрал нужных слов, а между тем батарея в углу экрана уже загорелась красным. Куросэ дочитала книгу и широко зевнула, прикрыв рот ладошкой.

Я уж думал, она сейчас возьмется за следующий томик, но вдруг и она тоже достала телефон. Если устраивать допрос, то сейчас.

– Слушай…

Я так долго собирался с силами, но обращение в итоге еле просипел. Я прочистил горло и попробовал снова:

– Слушай, Куросэ, а у тебя есть твиттер?

Вопрос, конечно, внезапный, но при этом не то чтобы неестественный.

Девушка отложила телефон на парту и посмотрела на меня:

– Ну есть, а что?

– Ага, значит, есть.

– Угу.

Разговор заглох. Я перевел дух и попробовал зайти с другого конца:

– Помнишь, как-то в тренды попал некто Зензенманн. Слышала?

Я впервые произносил собственный никнейм вслух. Какой же он все-таки странный. Только сейчас я осознал, насколько отстойное выбрал себе имя.

– Не-а, – ответила она, обманув все мои ожидания.

Я в третий раз запнулся. Я-то думал, она скажет, что да, и я спокойно сообщу, что он – это я. А теперь даже и не знал, о чем дальше говорить.

– А что? – вдруг спросила Куросэ, подарив мне неожиданную лазейку, когда я был уже готов схватиться за голову.

Я собрался с духом и спокойно, серьезно произнес:

– На самом деле это я Зензенманн.

– А?..

Кто еще на свете делал такие идиотские саморазоблачения? До чего дебильный никнейм, от которого прямо-таки разит подростковым максимализмом! Я чуть не провалился на месте от стыда.

Я повторил чуть громче:

– Говорю же, Зензенманн – это я!

С каждой фразой этот разговор делался все более бредовым. Но я говорил чистую правду и понятия не имел, как еще ее преподать. В общем, остается надеяться, что Куросэ поверила.

– Слушай, я не совсем понимаю. Давай спокойно вдохнем и выдохнем. – Куросэ тоже явно растерялась, а у меня все плыло перед глазами. – Арата-кун, ты правда Зензенманн?

А кто-то только что пытался меня убедить, что таких не знает. Теперь же она подалась вперед и внимала каждому слову.

– Правда. Только больше не повторяй это имя, а то я сгорю со стыда.

Куросэ изумленно зажала рот ладонью. Думаю, она все еще не понимала, что происходит, и пыталась переварить новую информацию.

– Так вот, это же ты та самая Маррон, которая прислала ему, то есть мне нашу с Кадзуей фотку? – уточнил я, когда пауза явно затянулась.

Поскольку снимали отсюда, то больше некому. А раз она прислала такую картинку Зензенманну, значит, она тоже знает, что нам с ним осталось недолго, – других вариантов я не видел. И мне очень хотелось понять, откуда.

– Эм… Арата-кун, так ты правда?..

Я чуть кивнул. А чтобы подтвердить свои слова, передал ей телефон с открытой фоткой из переписки.

Девушка подхватила корпус длинными белыми пальцами, что-то нажала. В ее глазах отразилось понимание, и она вернула телефон обратно.

– Даже не знаю, с чего начать… – Куросэ поставила локти на стол и спрятала лицо в ладонях. Я терпеливо ждал, когда она соберется с мыслями. – Погоди минутку. Раз ты Зензенманн, то ты уже знаешь?

Я прекрасно понял, что она имеет в виду.

– Знаю. Кадзуя – первого декабря, а я через пять дней после него.

– Вон оно что… Так на себе ты их тоже видишь.

Мы оба не уточняли, что именно. Мне кажется, она так сделала специально. Но не из доброты, а от страха.

– Так зачем ты нас сняла?

Куросэ замялась, но наконец решилась и призналась:

– Если честно, я тоже вижу. С самого детства.

– Что именно?

– У людей, которые скоро умрут, за спиной появляется что-то вроде черной дымки…

Так она впервые прямо заговорила о смерти. Слово «умрут» явно далось ей с большим трудом.

– И у нас с Кадзуей тоже такие дымки?

Она молча кивнула. Снова повисла тишина.

Я как-то пытался искать в интернете людей с такими же способностями, которые обнаружил в себе. Оказалось, их немало. Они терзались так же, как и я, но каждый видел приближение смерти по-разному. Другого такого человека с цифрами не нашлось.

У кого-то в глазах человек, обреченный на скорую гибель, раздваивался, у кого-то, наоборот, становился прозрачным. Кто-то замечал, как на лицо обреченного ложится густая черная тень… так называемая печать смерти. В общем, сколько людей – столько и видений.

Вот, скажем, черная дымка, как у Куросэ. А кто-то видел синигами. Уж не знаю, насколько они говорили правду, но очень многие проклинали свой обременительный дар.

Однако я и помыслить не мог, что Куросэ – одна из них. Я вспомнил, что она читала книги о смерти. Видимо, тоже много повидала на своем веку и искала для себя ответы на мучившие ее вопросы.

– Ты хотела посмотреть, что будет, если мы с Кадзуей узнаем, когда умрем? Из любопытства?

– И это тоже. Но на самом деле в первую очередь я хотела попытаться вас спасти. И я вижу только, что смерть приближается. А когда человек умрет – этого не знаю, – ответила девушка, глядя на меня в упор, хотя мне и казалось, что на самом деле она изучает то, что у меня за спиной. Ту самую черную дымку.

– Неужели ты поэтому записалась в литературный кружок?

– Ага. Хотя сначала я думала, что она есть только у Кадзуи-куна. Он сказал, что в кружке еще один человек, который загулял на каникулах. А когда ты все-таки пришел… Увидела дымку… – неловко призналась она, отводя взгляд.

– Ясно. Я-то думал, ты в него влюбилась.

– Нет. Просто не хочу, чтобы он погиб. И ты тоже.

Вот как раз этот пункт вызывал у меня самое большое недоумение. Тем временем Куросэ продолжала:

– Но теперь я спокойна! Если мы знаем точные даты, то наверняка можно поднапрячься и переписать судьбу!

– Не-не-не. Ты же не серьезно? Мы с тобой просто ходим в один кружок. Почему ты пытаешься нам помочь?

– Минутку. Ты сам-то, понятное дело, собираешься спасти Кадзую, так? Вы же друзья? Друзья друг другу помогают, – ответила она, будто неуверенная в собственных выводах.

Но я покачал головой:

– Нет, не собираюсь. Я считаю, что судьбе лучше не перечить.

– Серьезно?

– Угу. Серьезно. Такая у меня жизненная позиция.

Куросэ взвилась: