В принципе, это можно сравнить с ситуацией, когда русский переходит на матерный, в частности, на особо матросский или слесарский его вариант, то тут даже специалисты, не наши, по русскому языку начинают пасовать. А для его носителей никаких там откровений нет и все ясно и понятно, как божий день. В общем, вся проблема с пониманием японцев в такие моменты скорее высосана из пальца и раздута в художественной литературе и кино. Ведь нам продвигать наш вариант непрямой беседы самим как-то неудобно, вот и пользуются некоторые сим моментом.

В моем случае принц перешел на русский, поскольку его знал и так не надо нарушать своих традиций. А наши, сами понимаете, другие и тут можно много больше. Собственно, поэтому японец в Японии это одно, а за границей частенько совсем другое. Но это их страна и их традиции, не нам в их монастырь со своим уставом лезть.

– Стесняюсь даже спросить, и какой выход для вашей дочери? – задумчиво спросил его, тоже перейдя на русский.

Для меня использование родного языка было просто вежливостью.

– Он, как я уже сказал, очень простой. Некто, господин Кулешов, возьмет ее в заложники, – выдал он мне нечто странное.

– Может, я чего-то не понимаю, но ведь заложник – человек, удерживаемый силой с целью заставить кого-либо совершить определенные действия, выполнить некие обязательства или воздержаться от совершения нежелательных действий ради освобождения. И как я сочетаюсь с этим термином? – слегка удивившись, спросил его.

– Теоретически, раз она проиграла вам в схватке в торговом центре, то вы могли ее взять в плен? – задал он явно гипотетический вопрос.

– Тогда она была бы пленной, а никак не заложником. По-прежнему не улавливаю смысла вашего предложения, – честно ответил ему.

– Все просто и сложно одновременно. Пленный – это позор. Вы хотите, чтобы все, ну почти, ладно, лишь некоторые, кто по недомыслию еще о вас не знает, стали вашими врагами? – задал он интересный вопрос.

– Господин Джиро, вы всерьез полагаете, что такие существуют? – поинтересовался у него.

– Возможно, моя вера в соотечественников завышена, и все же глупец найдется… да, приходится признать, он для вас вряд ли станет большой проблемой. Шаолинь, хоть и не делится ни с кем секретами своего особого мастерства, вас по какой-то причине обучил. Но ведь гораздо проще все сделать, если вы возьмете ее не в плен, а в заложники. Нас же обяжете следить за ее сохранностью. – выдал он такую конструкцию, что у меня обе брови взлетели.

– Все-таки не понимаю, зачем вообще городить такую мудреную конструкцию, еще и не очень совместимую с нашими понятиями о чести? Да и вообще. Вот в Россеа обыватели пришалеют: взял в заложники и оставил проживать в родной семье же. Что это еще за терроризм такой? – недоуменно поинтересовался я в конце.

– Вот поэтому вряд ли кто станет попрекать такой заложницей, но это чрезвычайно важно для будущего моей дочери, – сообщил он, так ничего и не прояснив.

– Ладно, но в чем ее выгода в таком странном статусе? – потребовал у него подробностей.

– В отношении окружающих японцев. Она больше не будет принцессой, и тогда ее начнут учить по-настоящему, – наконец ответил он.

– Это будет… жестко, – проговорил я в ответ на это.

– Зато очень поучительно и полезно. Надеюсь, ей хватит ума вернуться в семью и больше такими идеями, с которыми она оказалась здесь в ресторане, себе голову не забивать, – вот сейчас он ответил действительно откровенно.

Все-таки не зря перешли на русский, на его родном он ничего такого бы не сказал, и мы тут сидели бы и крутили, и крутили словеса, поскольку мне не хватило бы знания японского, чтобы понять полностью все, что принц желал до меняя донести.

– В этой истории только одно белое пятно. Почему я?.. – задал ему откровенный вопрос.

– Вы уже ее победили, а времени с тех пор прошло не так много, чтобы все это не списать на переговоры о статусе принцессы. Отношение к вам же все равно хуже не станет, вы и так русский, – ответил он вполне логично.

Да и что тут скажешь, в Академии император запретил проявлять националистические замашки насчет русских. Пожалуй, соглашусь на это предложение принца. Будет интересно понаблюдать, как окружающие меня ученики будут решать для себя дилемму. Если что, удастся набраться опыта хотя бы не убивать, чему мой шаолиньский тренер, похоже, учить не собирается.

– Хорошо, но только, если это не потребует от меня телодвижений, – дал ему официальное согласие на это предложение.

– Что же, принципиальное решение есть, но у меня к вам еще один вопрос, – продолжил принц разговор на русском.

А вот этим он меня удивил. Что еще ему могло понадобиться, кроме его дочери? Да и сам факт, что он продолжил разговор на неродном для него языке, вряд ли можно было отнести к признакам вежливости. Думаю, причина все та же, чтобы избежать двойных толкований. Как бы хорошо меня ни обучили языку, тем более Дорогобудовы, это не значит, будто я влился в их культурный код и буду точно и адекватно понимать все тонкости беседы, явно для него важной. Ведь вторая сторона медали относится к нему. Сейчас он в не очень удобной позиции и, значит, будет говорить максимально просто и понятно. Для него ведь точно так же, насколько бы хорошо не знал язык, но все равно он для него не родной. Соответственно, мне тоже придется использовать слова в прямом значении и поменьше игры интонациями.

– Что же вы хотели еще узнать господин Джиро? – подтолкнул его к продолжению.

– Речь зайдет о вашей невесте, – начал он осторожно.

– Ваша страна тоже собралась мне кого-то навязать? – удивился такому заходу.

– Нет, во всяком случае, мне об этом ничего не известно. Хотя и могу предложить кандидатуру… – последнее он добавил, усмехнувшись.

– Это хорошо. А по поводу вашей дочери давайте ограничимся статусом заложника, – ответил ему, тоже улыбнувшись.

– Согласен. В данном случае я веду речь про вашу нынешнюю невесту из Дайвьет, – уточнил он поднятый вопрос.

– Да? Вас так заинтересовали мои отношения с другой девушкой? – прикинулся полным дураком, задав встречный вопрос.

– Совершенно нет. Тем более в вашей стране допускается до семи жен одновременно. Вопрос, во-первых, в том, что она принцесса этого государства. Да и сестра их императора, – сказав это, он остановился.

– Странно, вы прямо-таки бросаете тень на собственную разведку. Вы уж меня извините за эти слова, но иначе просто не понимаю, зачем была поднята тема ее родства с братом. Надо понимать, что там браки не происходят с бухты-барахты и именно по этой же причине так ожесточенно торговались на ее счет. С моей стороны был расчет и не как пылкого влюбленного, а купца. Ее геном – это очень удачное вложение, и невеста, полученная на правах выкупа, крайне выгодна в плане финансовых перспектив. Не скрою, за это время уже много чего произошло такого, что заставило меня несколько пересмотреть взгляд на этот союз, но не думаю, что это повод для публичных обсуждений, – ответил ему ровным голосом.

Надо понимать, меня подобный вопрос не мог задеть. Если уж согласился наделать для Дайвьет амулетов, то, наверное, не просто так. А после того, как сам стал пользоваться телепортом, то, вообще, не склонен пересматривать соглашение о браке с ней. Детям от нее даже не особо оборотистость будет нужна, чтобы жить комфортно и безбедно. Желающих купить систему мгновенного перемещения найдется много. Хотя семья Хо и запустила программу по взращиванию многочисленного молодого поколения, в будущем способную завалить рынок телепортами, но, во-первых, ничто не мешает мне сделать то же самое, а, во-вторых, у кого они еще смогут купить ржевскую «паутинку»? А без нее все это пшик. Да-да, им от меня никуда не деться.

– Знаете, меня порадовал ваш почти безэмоциональный ответ. Когда в сделках такого рода присутствуют чувства, жди беды. То, что род Хо единственный сохранил геномную линию создателей телепортов, известно всем заинтересованным сторонам. Но это одна часть сделки, а вторая – амулеты, ставящие нашу страну в очень сложное положение, – опять он остановился, не договорив.

– Так вас интересует Ханойская роза, – произнес, улыбнувшись в ответ.

– Не скрою, да, – подтвердил он свой интерес.

– Умеете вы находить самые сложные части сделки. Скажите, как вы себе представляете акт творения? – спросил напрямую у принца.

– Хм, не совсем улавливаю смысла вашего вопроса, – немного растерянно ответил господин Джиро.

– Я веду речь про создание произведений искусств. Не коммерческих поделок, не массового ширпотреба, а чего-то индивидуального, без дизайн-проекта и других примочек, ориентированных на клиента? – сделал уточнение для него.

– Знаете, вы только еще больше запутали ситуацию, – честно ответил он.

– Хорошо, рассмотрим на примере интересной вам Ханойской розы. Чтобы ее создать, не использовались никакие инструменты для того, чтобы узнать, понравится этот кулон Май или нет. Все создавалось только мной, в соответствии с имевшимися у меня идеями, что ей подошло бы. И уж тем более ничего не думалось, а понравится это хотя бы кому-то еще, да даже ей самой? Какую цену за это можно взять и как это потом производить массово? Это был подарок, безвозмездный, той девушке, которую я тогда увидел на приеме. И мне не было дела ни до ее происхождения, ни до стоимости материалов, ни тем более до того, во сколько такую работу потом оценят. Все это было после и уже делалось людьми. Я просто вложил душу в тот кулон, то, как его видел, и то, что у него оказались и иные свойства, превратившие его в артефакт, скорее следствие этого, а не бизнес-план по добыче чего-то ценного взамен, – на этом закончил свое пояснение.

– И как это связано с моим беспокойством насчет Ханойской розы? – с недоумением в голосе спросил принц.

– Вы не обратили внимания, что я ни разу не упомянул ни ее брата, императора Дайвьет, ни их Героев, ни ее родственников или знакомых и даже телепорта в речи не было. Кулон создавался только для одного человека, самой Май и как подарок. Не для продажи, похвальбы или демонстрации моего мастерства в ювелирном деле. Хотя, как в этом году узнал, оказывается, уже выделяют ограненные мной алмазы в отдельный тип, и они, что оказалось для меня особенно удивительным, ценятся дороже обычных, просто в силу того, что другие мастера давно так не делают. Смешно, появились подделки. Да и бог бы с ним. Но история с Ханойской розой вообще получилась раздутой на весь мир, даже без учета артефактных свойств кулона, о которых не принято говорить, – остановился на этом.

– Получается, вы не намерены выполнять свою часть договора и отказываетесь от возможности самому создавать телепорты. А вам не кажется, что Дайвьет вам припомнит это? – неправильно истолковал он мои слова.

– Ну, это вы зря. Я ведь вам сказал, контроль над Ржевскими сейчас куда строже, чем в том варианте событий, где из-за вашей дочери была развязана война. По сути, производство ржевской паутинки возможно только у меня, а значит, никто и ничего без вашего покорного слуги сделать не сможет. Что они будет помнить, а что постараются забыть, мне не интересно. И если подумать, я могу и не выполнять свою часть сделки, а вот им придется отдать все, или они останутся совсем ни с чем. Во всей этой истории есть только одно «но», мое купеческое слово и доброе имя. И как бы нас не изображали психами и сумасшедшими, для нашего сословия – это не пустой звук. А кто забывает про это, про того очень быстро забывают все. Кому нужны неудачники? И попадать в их число… мне совершенно не хочется. Пусть у меня и несколько другие возможности, и вполне вероятно, я выдержу даже такой бойкот, но в любом случае работать впоследствии будет сложно. Так зачем мне препятствия, тем более созданные самим собой? – обратился к нему с вопросом в конце.

– М-м. Так вы сделаете их или нет? – немного растерянно спросил он.