– Анка виновна в колдовстве против Кузьмы. Что есть, то есть, отрицать не стану. Казни не будет, но лишь потому, что благодаря силе, что пришла из-за Туманной завесы, жива моя единственная дочь. Зося.

Староста махнул рукой влево, и из-за притихших наблюдателей вышла светловолосая девчушка.

Лет десять ей сейчас, точно не помню, а выглядит на пять – такая хрупкая.

Зося глянула на меня огромными карими глазами, с любопытством и немного – со страхом.

– Дочка моя могла умереть, – продолжил Петр. – Каким чудом Клава ее спасла, не знаю, но благодарен ей. Магия то была, колдовство ли – неважно. Моя дочь жива, и это главное.

Зося смущенно улыбнулась отцу и снова спряталась за спины.

– А что, про жену свою ничего не скажете? – вышла в круг Софья.

До этого момента я не видела свою бывшую подругу среди собравшихся, поэтому удивилась. Думала, она не пришла. Отсиживается дома, как и Кузьма.

– Как Ефросинья померла, почему ее не спасли, и кто пытался спасти? Да если бы не Анка, то Ефросинья была бы жива! – Софья всплеснула руками.

– Молчать! – рявкнул Петр. – Ни слова о Фросе. Она рожала Зоську больше суток, и это был первый раз, когда Клава спасла мою дочь. Моей жене пятидесятый год шел, ей и без родов до смерти немного оставалось. Зося наша – поздний ребенок. Настолько поздний, что нет ничего удивительного, что Ефросинья не пережила роды.

– Ты что же, Анку защищаешь? – ахнула Лукерья. – Ее мать столько народа перебила! Петр, ты совсем рассудка лишился, что ль? Забыл, что тут мать ее устроила? Яблочко от яблоньки, как ты знаешь…

– Хватит, – рыкнул староста. – Защищаю я Клавдию. Но и Анку обвинять в чем ни попадя не позволю. Каких дел натворила, за те и будет расплачиваться. Значит, так. – Петр вновь повернулся ко мне. – Анка, ты свободна. Но чтоб в деревне тебя больше не видели. Даю на сборы время до утра, а потом иди куда знаешь.

Староста говорил что-то еще, а я смотрела на Лукерью. Что она несет?.. Что значит «Мать ее столько народу перебила»? Бабуля рассказывала, что Безликие приходили в Костиндор до моего рождения, и тогда здесь случилось непоправимое. Погибло несколько человек, Туманная завеса разрослась еще больше, охватив практически все доступные нам земли…

С чего Лукерья решила, что среди них была моя мать?

– Моя мама никого не убивала! – крикнула я в ярости.

Ладони нестерпимо зачесались, я и опомниться не успела, как с кончиков пальцев сорвались черные всполохи.

В тот же миг я буквально спиной ощутила, как вдалеке всколыхнулась Туманная завеса.

А после это увидели все.

Но когда я поняла, что именно произошло, было уже поздно.

ГЛАВА 9

Сначала небольшую кучку людей – всех жителей деревни, кроме Кузьмы да нескольких ребятишек, которые остались дома, – обдало ледяным ветром.

Потом задрожала земля, и на меня уже никто не обращал внимания.

Я обернулась к Туманной завесе, и от ужаса перехватило дыхание. Туман метался из стороны в сторону и, вдруг обретя голос, заревел как раненый зверь.

Ранее я подобного не видела, но слышала от бабушки, что бывает, когда из-за завесы приходят Безликие…

– Прячьтесь! – отчаянно заорала я во всю мощь своих легких, но мой крик казался слабым писком умирающей мыши по сравнению с тем, какой грохот стоял из-за разбушевавшегося тумана. – Под землю прячьтесь!

Воцарился хаос. Дети плакали и кидались к взрослым на руки. Мужики хватали женщин и тащили по домам, им не принадлежащим. Многие бросились к жилищу старосты, зная, какой большой погреб у него во дворе. Он мог бы вместить в себя не одну семью.

Свет померк внезапно. Деревня утонула в кромешной темноте.

Топот, визги и плач. Кто-то влетел в меня, выругался и умчался, а я успела схватиться за чье-то плечо. Во тьме было не разобрать, кто стал моим спасением от удара о землю.

– Анка! – Голос Петра оглушил. Староста кричал мне прямо в ухо. – Что ты наделала?!

Я оттолкнула его от себя. Я ничего не делала.

– Это сделали вы. Вы!

Я не могла вспомнить, что находится передо мной, но побежала. Ноги вынесли меня с тропы, я путалась в высоких зарослях, плутая. Несколько раз все же упала, но поднималась и продолжала бег. Ветер становился все холоднее и яростнее, а тьма гуще.

Заболели глаза от напряжения. Сколько бы я ни всматривалась в пустоту перед собой, не видно было ни зги.

Рев тумана. Копошащиеся люди. Ветер. Грохот, рвущийся из-под земли. Казалось, что вот-вот она развернется и все мы рухнем прямиком в ад.

«Помоги, мама!» – просила я мысленно, никак не желая поверить в то, что это она и пришла.

По моей просьбе или по собственной воле, не знаю, но кто еще мог прийти из-за завесы именно тогда, когда меня нужно было защитить?

Что-то кинулось мне под ноги. Я споткнулась, рухнула на живот, и это «что-то» тут же обрело голос. Детский.

– Папа, где ты?! – звала девчушка сквозь слезы.

Я не могла узнать ее по голосу. Чья дочь? Неважно, она всего лишь ребенок.

Нащупала ее руками, крепко прижала к себе и поднялась на ноги, чтобы продолжить бег.

А завеса бесилась. Топила деревню, давила ее со всех сторон и рушила дома. Я слышала, как падают крыши, со звоном разлетаются стекла.

И я не хотела просить завесу прекратить все это.

Даже наоборот – в моей душе вдруг появилось место для радости, заглушив страх и панику.

– Пап! – непрестанно звала девочка, прижимаясь ко мне. Она обвила тонкими ручками мою шею, стиснула изо всех сил и уткнулась носиком в мою щеку.

Бежать, бежать, бежать.

Резко все стихло. Воцарилась давящая тишина, да так внезапно, что я затормозила. Легкие горели, из горла рвался хрип. Дышать было нечем, и кружилась голова.

Я завертелась, осматриваясь по сторонам, но, конечно, ничего не видела.

А вот услышала почти сразу.

Вдалеке, где раньше и начиналась граница завесы, раздался топот. Не люди то бежали – кони.

Сердце забилось быстрее то ли от страха, то ли от счастья. Я все стояла и ждала, а топот становился громче и громче.

Безликие мчались на своих туманных лошадях во весь опор. Им хватит нескольких мгновений, чтобы достигнуть того места, где все еще в ужасе кричали люди, не нашедшие дороги. Кто-то бился о заборы в поисках калиток, кто-то рыдал и просил вытащить его из-под рухнувшей постройки. Не мертвые, но уже и не живые.

Безликие живых не оставляют.

– Мама! – крикнула я без всякой надежды, когда девочка на моих руках перестала звать папу – она теперь тоже вслушивалась в дрожь земли под копытами лошадей.

Что-то подсказывало мне, что зря я стою на месте. Не зная, что находится вокруг, я рискую быть затоптанной.

И я снова кинулась туда, куда направлял внутренний голос. Меня словно тянуло в одну только сторону, как мне казалось – к родному дому.

В какой-то момент я рухнула в овраг, который был далеко от моего дома, – я видела его не раз, часто ходила к нему. Кубарем скатилась вниз и вскрикнула от боли: раненая рука напомнила о себе.

Ржание лошадей и их топот теперь звучали вдалеке. Людей и вовсе не было слышно.

Все еще прижимая к груди ребенка, я поднялась на колени. Дрожа от усталости и холода, судорожно погладила девочку по голове… Пальцами наткнулась на что-то мокрое и липкое, но в темноте не разобрать.

– Ты меня слышишь? – негромко позвала я дитя. – Малышка?

Девочка молчала. Больше не звала папу, не стискивала мою шею ручками. Ее головка безвольно повисла.

Под моими ладонями тело ребенка нагрелось – ничего не видя, я могла полагаться только на внутренние ощущения, но требовалось успокоиться. Сделать это было крайне сложно. Сердце все еще заходилось в бешеном ритме, да и дышала я с трудом, хватая ртом воздух, но почти не получая его в легкие.

Я села на землю, положила девочку себе на ноги и дотронулась до ее грудной клетки. Чуть не вскрикнула от радости, когда под пальцами забилось сердечко.

Она просто без сознания, вот и все!

– Держись, милая, я тебя спасу, – шептала я. – Только держись, ладно? Тьма скоро рассеется. Как только Безликие очистят территорию…

Я осеклась, осознавая, что Безликие сейчас и впрямь не лошадей пасут. Они носятся по деревне, втаптывая ее в грязь вместе с постройками и людьми. После них ничего не останется – только голая, будто выжженная земля.

Перед моими глазами словно воочию замелькали лица соседей, всех до единого, даже Кузьмы. Деревенские немало моей крови попили, но смерти я им не желала: у каждого есть дети, а дети не должны расти без родителей. Да Безликие и детей не пощадят, так что, возможно, как раз родители потеряют своих чад.

Демоны разбираться не будут, кто есть кто, сметут с пути и думать об этом не станут.

Что до Кузьмы, то с ним я должна свести счеты сама. Страдать он будет или умрет, неважно. Важно, чтобы от моей руки.

Платье пропиталось сырой грязью, а я не смела пошевелиться, чтобы не навредить ребенку еще больше. Ощупывала осторожно, но кроме кровоточащей раны на голове других не обнаружила. Ну и хорошо. Головку я подлечу быстро и без магии, вот только света бы мне да до леса дойти. Мой дом наверняка пал как и другие, и тех скромных запасов трав, что я выбрала из бардака после прихода Лукерьи, думаю, больше нет.

Не знаю, как долго я пробыла в овраге с бессознательной девочкой на руках. Ноги затекли, словно кто-то невидимый колол их множеством острых иголок. Но сердце перестало рваться из грудной клетки, и дыхание восстановилось. Оставалось просто ждать, когда схлынет туман.

Темнота начала рассеиваться тогда, когда над оврагом стихли все звуки. Не было слышно больше ни цокота копыт, ни криков людей. Как будто наступило очередное ленивое утро – тихое и пасмурное.

Проявились очертания деревьев наверху, посерело небо…

А на моих коленях лежала Христина – пятилетняя дочка Кузьмы и Лукерьи.

Светлое платьице не по размеру болталось на тощем тельце, как если бы Христина была закутана в покрывало. Бледная, почти прозрачная кожа покрыта царапинами и синяками – Христина ввиду слабого здоровья частенько падала в обмороки в самых неподходящих местах.

Когда Кузьма говорил, что их младшенькая может вот-вот умереть, он вовсе не преувеличивал.

Вскоре совсем посветлело. На дне оврага черный туман все еще лежал клочьями, один из которых, как живой, неторопливо полз к моим ногам. Он вдруг замер, встрепенулся и метнулся в противоположную сторону. Стало быть, узнал…

Наверху раздалось фырканье. Лошадь перебирала копытами, и земляные комья по склону осыпались на меня.

Я медленно обернулась и посмотрела на край оврага. Там стояла черная туманная лошадь – сквозь нее пусть и с трудом, но просматривалось небо. В седле всадник в черной накидке с объемным капюшоном. Капюшон не закрывал лица Безликого, но его все равно невозможно было увидеть. На месте лица – клубящаяся тьма.

Я впервые видела демона ночи (тот раз в трехлетнем возрасте и за правдивые воспоминания-то можно не считать), но теперь точно знала, как он на самом деле выглядит. Видела ведь в лесу.

Невероятно привлекательно. И это вовсе не пошлые мыслишки девушки, которой давным-давно пора замуж, – Безликие и правда невыносимо красивы, все до единого. Такова их наследственность, как говорила моя бабушка.

– Кто ты? – спросила я, надеясь, что под накидкой не кто-то незнакомый, а моя мама. Хотя демоном она не была, но как знать.

Туманная лошадь цокнула копытом. Безликий молчал, но я была уверена – он присматривается ко мне и решает: убить или оставить.

Наконец он все же понял, что перед ним одна из них. Пусть к роду Безликих принадлежала только часть меня, я все же была той, кто рожден за Туманной завесой. А своих демоны не убивают.

– Мне ребенка спасти нужно, – проговорила я негромко.