Знаю, о чём думает. О безнаказанности. Связях. Деньгах. Но нет. Не в этот раз. Все мы когда-нибудь должны отвечать за свои поступки. И Вероника – не исключение.

– Видит бог, не хочу оставлять тебя сейчас, но мне очень надо уйти. – Обнимаю крепко, зарываясь носом в её волосы.

От всего мира защитить хочу. Такую чистую. Хрупкую. Мою.

С трудом отрываюсь от неё и поправляю тонкий плед, накинутый на ее плечи. Не справившись с собой, всё-таки целую в покрытую румянцем смущения щёку. Стесняется. Робко теребит низ рубашки, но не сопротивляется. Маленькая, но победа.

– Саш, ты отцу дозвонилась? – по-прежнему сжимая пальчики Лисы, спрашиваю Харитонову.

– Да, – утирая слёзы, отвечает она.

– Хорошо.

– Я скоро, – отпускаю руку той, с которой хотел бы быть сейчас рядом.

Мы пару секунд смотрим друг на друга, а затем я всё же удаляюсь из кабинета. Так надо.

– Они не выходят на связь, – слышу взволнованный голос Пельш в холле. – Ни мать, ни отец не поднимают трубку. Они на меня, в принципе, никогда не реагируют. Перезванивают спустя сутки, да и то не всегда.

Вообще не удивлён ни капли. Очень в стиле Грановских.

– Роман…

Едва не сталкиваемся с директором нос к носу.

– Я им сообщу, – бросаю, проходя мимо.

– Рооома, – тут же, хромая, кидается ко мне классный руководитель. – Что значит сообщу?

Я молча иду по коридору. Прохожу мимо гардеробной, чтобы не терять время. Его и так почти нет… Перепрыгиваю через турникет и направляюсь к выходу.

– Рома, стой! – доносится мне вслед. – Глупостей натворишь! Ну-ка остановись!

Что мог, уже натворил, дорогая Элеонора.

– Беркутов! Сейчас нужно мыслить здраво! – и директор предпринимает попытку меня образумить.

Ну уж нет. Я доберусь до неё. И самолично удавлю.

– Роман, немедленно вернись!

Выхожу на улицу. Спускаюсь по ступенькам, иду через двор, мимо парковки. Притормаживаю. Холод тут же пробирается под тонкий джемпер, который одолжил мне Камиль. Темно, и только свет фонарей освещает территорию школы. Дворник, шаркая лопатой, очищает центральную площадку. Снег сыпется с неба крупными хлопьями. Слишком красиво для такого отвратительного дня.

Достаю айфон, захожу в приложение, чтобы вызвать такси. Как назло, когда нужна машина, её нет. Отдал на диагностику ещё вчера. Так некстати!

– Чёрт… Да что ж такое! – выдыхаю зло, в недоумении глядя на экран.

Всё против меня сегодня! Как сговорились! Никто из водителей не торопится принять мой вызов. Я начинаю беситься. Опять трясёт всего. Не могу успокоиться…

Мне надо туда и как можно быстрее!

Замечаю на парковке знакомую тачку. Плевать, сейчас не те обстоятельства! Пересекаю парковку. Решительно иду в сторону «Мерседеса». Стучу костяшками пальцев в тонированное окно, и стекло опускается. Не сразу правда. Кто бы сомневался…

Абрамов вскидывает бровь в своей излюбленной манере.

– Тачку одолжи, – переступая через свою гордость, прошу я. – В долгу не останусь.

Ян усмехается. Смотрит на меня внимательно, и хочется по башке ему дать за этот бесящий хитрый прищур.

– Чем будешь расплачиваться? – интересуется равнодушно.

– Сочтёмся. Подумаешь на досуге.

– Я уже придумал, – ухмыляется он. – Давай сравняем счёт. Закроем гештальт.

Чую ничем хорошим это его предложение не пахнет. Так оно и есть, как выясняется через пару секунд.

– Я твою «не такую» попробую на вкус. Один – один. Идёт?

– ОХРЕНЕЛ?! – ору на него. – ТЫ ПОПУТАЛ СОВСЕМ?

– Воу, воу, не заводись, – смеётся, издеваясь. – Не нравится такой расклад тебе, да?

Нарочно меня цепляет. И, опять же, отсылка к тому случаю, который он всё никак не может мне простить!

– Урод моральный, – качаю головой. – Дашь тачку или будешь и дальше стебаться? Время идёт.

– Сядь, – бросает в ответ ледяным тоном, доставая из пачки сигарету. – Колошматит тебя не по-детски. Разложишься ещё по пути.

– Какая забота! – цежу сквозь зубы.

– Не льсти себе. Тачку жалко.

А вот это уже больше похоже на правду.

Нет у меня времени с ним спорить и требовать ключ. Молча обхожу машину и сажусь на пассажирское сиденье. Меня и впрямь трясёт. Не то от гнева, не то на нервной почве.

– А можно как-то побыстрее уже? – психую, недовольно его поторапливая.

– Конечно, сударь, кучер к вашим услугам, – язвит он, но мы, наконец, выезжаем с парковки.

– Во Внуково.

Вот что мне всегда нравилось в человеке, сидящем в данный момент за рулём, так это отсутствие желания задавать вопросы. Ибо я всё равно не готов обсуждать с ним то, что произошло с Лисицей.

Так и едем молча. Он периодически затягивается дорогими сигаретами, а я то и дело написываю Харитоновой, пытаясь узнать, что там у них происходит. Батя рыжей – высокопоставленное лицо в правоохранительных органах. Очень хочется, чтобы он посодействовал.

«Кучера» я выбрал себе, что надо. Ян водит как сумасшедший. Плюс никогда нет проблем с ментами. С такими номерами, как у него, их просто не может быть…

Внуково. Терминал вылета. На часах почти 23:00. Снующие туда-сюда ноги-чемоданы. Электронное табло. Всматриваюсь внимательно. Ищу рейс до Кран-Монтаны. Про этот курорт Грановская мне все уши прожужжала. Даже с собой звала, мол родители не против, а только за. Но это было, конечно, до нашего с ней расставания.

Стойка 16, 17, 21, 22. Идёт регистрация.

Я практически бегом направляюсь туда. Пересекаю зал. Ищу стойки с нужными номерами. В толпе недовольных пассажиров высматриваю Веронику и её родителей. Не вижу, к собственной досаде.

Может, рейс не тот? Или регистрацию они уже прошли? И вот что тогда делать?

Но мне вдруг улыбается удача. Уже отчаявшись, у двадцать второй стойки я замечаю их. Семейство Грановских. Сперва вижу хохочущую Веронику. Её отец, должно быть, как обычно травит байки. Терпеть не могу эти его истории из жизни офисного планктона. «Постыдное прошлое» – Алексей так это называет.

Я застываю на месте. Смотрю. Смотрю. Вот она стоит. Беззаботно смеётся. Пару часов назад безжалостно резала ножом девчонку, а выглядит так, будто ничего особенного не произошло.

Чувствую, как глаза наливаются кровью. От злости и зашкаливающей внутри ненависти меня просто раздирает. Решительным шагом направляюсь в их сторону. Ника, обернувшись к матери, случайно цепляется за меня взглядом. Улыбка тут же сползает с её лица. В глазах мелькает испуг, но правда всего на секунду.

– Рома? – удивляется Виталина.

Я прохожу мимо неё. Хватаю Веронику за плечи и впечатываю прямо в ту самую стойку, что располагается позади.

– Ты зачем это сделала, дрянь? – ору, сжимая глотку этой твари.

– Роман, немедленно отпусти мою дочь! – ревёт её папаша.

– Понравилось? – Губы Грановской расползаются в улыбке, больше похожей на оскал, а в глазах пляшут дикие черти.

Я сильнее сжимаю руки. Встряхиваю её.

– Что ты за человек, Ника? Что ты натворила? – спрашиваю, качая головой.

Как же больно в груди. И в мозгу вспышками всё та же картинка.

Г Р Я З Ь Г Р Я З Ь Г Р Я З Ь

– Молодой человек, что вы себе позволяете? – возмущается работница аэропорта.

– Немедленно отошёл от неё! – доносится за спиной.

– Зачем. Ты. Это. Сделала?

– Так понравилось или нет? – издевается эта вольтанутая, приближаясь к моему лицу. – Это чтобы ты не забывал, кто она. Я старалась, Ром. Делала это медленно, аккуратно.

– Сука больная, – сжимаю челюсти.

– Марин, вызови охрану.

Люди вокруг переговариваются и наверняка на нас пялятся. А я просто смотрю на Веронику и не могу понять: что, где и когда упустил. Я ведь действительно думал, что знаю её… Оказалось, что нет.

Меня кто-то хватает сзади. Должно быть её папаша. Я довольно грубо стряхиваю его руки, хватаю под локоть Нику и тащу её прочь от толпы. Хочется растерзать её. Уничтожить. Её смех – словно тысячи игл под кожу.

– Роман, в чём дело? – пищит Виталина, едва поспевая за нами.

– Щенок! Да я тебя по стенке размажу! – толкая меня, угрожает тот, кто последние полгода постоянно упоминал о том, что я должен буду жениться на его дочери. Потому что мы, согласно его мнению, идеальная пара.

– Объяснись, Роман! Что за поведение?

– Она девчонку порезала! – тяжело дыша, поясняю я ему. – Ножом.

– Что? – в ужасе переспрашивает Виталина.

– Где он? – дёргаю Веронику к себе. – Куда ты его дела?

– Что за чушь ты несёшь? – повышает на меня голос Алексей.

– Доставай его, быстро! – стискиваю её предплечье до синяков. Вырываю из рук рюкзак. Трясу его, не церемонясь.

– Что ты тут устроил, Беркутов-младший? Немедленно прекрати! – возмущается Виталина.

Вытряхиваю всё из рюкзака, игнорируя писклявый голос её матери. На пол падает всякая девичья дребедень. Вероника веселится и крутит пальцем у виска.

– Роман, ты… – начинает Виталина. – Лёша, что происходит?

Ни черта его нет. Выкинула. Продумала всё, стерва.

– Вероника, – обращается к ней отец, но она его будто не слышит.

– Посмотри на себя, Ром. Где ты прежний?! – качает головой она.

– Я не знаю, что с тобой сделаю, клянусь! – трясу её, едва сдерживаясь. – Никогда не прощу тебе этого. Никогда!

Она закусывает губу. Смотрит на меня как-то странно.

– Это всё временные трудности, Ром. Мы справимся, я думаю.

– Чего? – Я даже замираю от этого её заявления. Слишком уж большая перемена.

– Ром, я люблю тебя, – ни с того ни с сего лезет обниматься. Совсем спятила. – Люблю, Ром! Давай я останусь. Поехали к тебе, а?

Эта смена её настроения не похожа на розыгрыш. Жутковато даже.

– Ты с ума сошла?

Она ведь это несерьёзно?

– Я знаю, ты оступился, так бывает, – бормочет полный бред. – Это всё ОНА виновата. Но я наказала её. И теперь всё в порядке, она не будет нам мешать.

– Ника, чёрт побери, о чём речь? – выходит из себя её отец.

– Ромочка, – виснет Грановская на мне. – Скажи, что любишь меня, и я всё забуду.

– Ты ненормальная совсем? – пытаюсь отодрать её от себя.

– Ника, давайте успокоимся, – паникует Виталина. – Лёёёш.

– Зачем ты с ней спутался? Зачем, Рома. Зачем? Мы могли бы. У нас бы… – она трясётся и выдаёт одну бессвязную фразу за другой. – Зачем тебе эта грязь?

Г Р Я З Ь

– ЗАТКНИСЬ! – хватаю её за волосы, но отодрать от себя не получается. Вцепилась намертво.

– Рома, за что ты так со мной? Что в ней такого? Что она умеет… Ром. Что-то особенное?

– Я люблю её, дура, – дёргаю резко за хвост, отодвигая силой. Так, чтобы в глаза мои посмотрела. Нет сил уже слушать её. – Люблю, ясно?

Не знаю. Слова сами собой вылетели непроизвольно. И она, наконец, замирает… Брови сошлись на переносице. Взглядом меня уничтожить пытается.

– Что ты сказал? – Её нижняя губа начинает подрагивать.

– Тебе придётся ответить за то, что ты сделала, – говорю я ей.

– НЕНАВИЖУ! – шипит, выдёргивая руку. – НЕНАВИЖУ!

– Ника, девочка моя, – к ней кидается мать, но вдруг происходит то, чего никто из нас не ожидает.

– НЕ ПОДХОДИТЕ КО МНЕ! – кричит громко Ника.

Секунда. И вот у неё в руках раскрывается тот самый нож. Блестящий.

– Ника. – Отец делает несколько шагов в её направлении.

– Стой, где стоишь. Не подходи! Я порежу себя, клянусь, порежу! – истерично обещает она, стреляя в нас глазами.

Просто жесть… Люди, стоящие неподалёку, шарахаются в сторону.

– Лёёёёша!

– Отдай его мне, – требую, протягивая руку.

– НЕНАВИЖУ ТЕБЯ! – снова повторяет она. – СМОТРИ, ЧТО Я СДЕЛАЮ!

Поднимает руку, закатывает рукав и резким движением режет её сверху-вниз. Быстро. Целенаправленно.

– Господи, дочка!

– Опусти нож, – пытаюсь произнести спокойно. – Давай поговорим. Иди сюда.

Но она качает головой и отходит назад. Глаза как-то странно бегают. Потирает плечи, словно ей холодно. Дёргает шеей.