– Может, это его за привидение и принимали?

– Может.

– Кабы он сейчас за это дело не взялся… – тихо проговорил фон Шпинне и сделал большие глаза.

– За какое? – потирая нос, спросил приказчик.

– Ходить тут по ночам!

– Так ведь он умер… – Клим удивлённо сделал шаг назад.

– Бывает, и мёртвые ходят; может, он и сейчас здесь, мы его просто не видим…

– Страсти вы рассказываете, прямо мороз по коже. – Лицо приказчика сморщилось. – Потому, наверное, – он перешёл на шёпот, – Палашка и уехала…

– Что ещё за Палашка? – не глядя на приказчика, спросил фон Шпинне.

– Да прислуга. Она каждое утро порядок в салоне наводит, с фигур пыль сметает…

– Так много пыли?

– Много. Воск её к себе тянет, как магнит. Электричество в нём рождается.

– А Палашка, говоришь, уехала?

– Да!

– А куда?

– Да сказывали… – Клим приложил палец к губам, – к родне в деревню.

Начальник сыскной ещё походил по салону, заглянул везде, где только можно. Подошёл к стоящей в углу шёлковой ширме с вышитыми на ней розами, глянул, что за ней, – там оказалось пусто.

– А ширма вам зачем тут? – спросил, пробуя её на прочность.

– Да я и сам, признаться, не знаю, привезли вместе с фигурами, для чего – не сказали. Ну, мы её тут и поставили, пусть, какая-никакая, а красота…

Рассказы о живущем здесь привидении Фому Фомича сильно заинтересовали. Может быть, Пядников перед смертью действительно увидел привидение или что-то на него похожее… Но поскольку фон Шпинне в духов не верил, выходило, что если Пядникова кто-то и напугал, то, скорее всего, это был живой человек. Например, залез в салон какой-нибудь воришка, хотя на это ничего не указывало.

– Скажи-ка, Клим… – Начальник сыскной повернулся к приказчику.

– Да! – подобострастно вытянулся тот.

– Ваш салон когда-нибудь обворовывали?

– Нет! – не думая, ответил приказчик. – Никогда! Кому в голову взбредёт сюда ночью лезть? Да и что здесь воровать – фигуру? А потом куда её девать? Нет, сюда никто никогда не лазал, это я точно знаю, потому как работаю тут с самого начала. Как только покойный Иван Христофорович чучел этих привёз, сразу же меня к ним приставил. Книжки дал, мол, читай, учи, чтобы потом посетителям рассказывать…

– Значит, не было никакого воровства?

– Не было! А почему вы этим интересуетесь, вы что же… – Приказчик почесал шею. – Из полиции?

– Я так сильно похож на полицейского? – удивился фон Шпинне. И удивление его было таким искренним, что обезоружило Клима.

– Нет, не похожи, совсем не похожи! – сказал он с большой уверенностью. Однако через мгновение добавил: – А вот вопросы задаёте какие-то совсем не как обычный посетитель.

– Мне просто интересно, вот и спрашиваю… А скажи мне, любезный…

– Да, да! – Приказчик выглядел так подобострастно, словно был готов разбиться в доску, но ответить на любой вопрос.

– А где вы приводите эти ваши фигуры в порядок, есть у вас здесь какая-нибудь специальная комната?

– А зачем их приводить в порядок?

– Ну, вдруг что-нибудь испортится, повредится, кто-то по неосторожности опрокинет одну из фигур, она упадёт на пол и сломается…

– Нет! – повёл головой из стороны в сторону приказчик. – У нас здесь такого не бывает и никогда не бывало. У нас, ежели знать хотите, все фигуры к полу привинчены вот такими вот винтами! – И Клим после этих слов развёл большой и указательный пальцы, показывая этим жестом величину крепежа. – Намертво! Их если и захочешь, никуда не унесёшь. А ежели что подправить, так на месте и подправляем.

– А кто подправляет?

– Да я и подправляю, кто же ещё. Дело, скажу вам честно, нехитрое.

– Ну, ну! – кивнул начальник сыскной, понимая, что качество фигур, может быть, и страдает оттого, что дело нехитрое.

В салоне Фома Фомич вспомнил о коробочке с восковым шариком, которую ему вчера принёс доктор Викентьев. Вернее, он о ней и не забывал, просто решил на время об этом не думать, а тут вернулся к этим мыслям. Как воск мог попасть в руку Пядникова? На ум приходил самый простой ответ: когда купец почувствовал себя плохо, стал падать и попытался ухватиться за ближайшую фигуру. Это объяснение никак не удовлетворяло начальника сыскной. Если бы такое случилось, тогда на одной из скульптур непременно остались бы следы пальцев. А их нет! Хотя воск мог оказаться у Пядникова и другим путём. И осталось выяснить каким.

Полковник посмотрел на одинокую свечу в медном подсвечнике, стоящую на подоконнике одного из окон, – стеариновая. Однако больше его сейчас беспокоил не воск, а как в руку купца попали волоски бровей. Со слов доктора, волоски эти живые, следовательно, Пядников их вырвал. Возможно, ночью он на кого-то здесь, в салоне, наткнулся, кинулся и…

Фома Фомич улыбнулся своим мыслям. Едва ли купец, пытаясь кого-то задержать, хватал его за брови…

Нет, всё-таки прав Викентьев, что-то здесь не то… что-то не то! Да ещё и разговоры о привидении…

Простившись с Климом, начальник сыскной вышел из дома Пядникова и направился к ожидающей его пролётке. Он слышал, как за ним открылась дверь салона. Очевидно, это приказчик вышел на порог и провожает Фому Фомича взглядом.

Глава 4
Знакомство с Тимофеем Зрякиным

Утром следующего дня Фома Фомич отправился по адресу, что узнал у Прохора.

Как успел выяснить начальник сыскной, Тимофей Зрякин, который якобы видел привидение в салоне восковых фигур, был мелким лавочником. Торговал материалами для сапожников: кожа, гвозди и прочее, что может понадобиться при пошиве обуви. Запойным пьяницей Тимофей не слыл, но в стакан время от времени заглядывал, потому верить всему, что он мог рассказать, нужно было с большой оглядкой.

Лавочка Зрякина находилась на улице Фабрикантской, по соседству с Красной. Маленькая, втиснутая между кирпичными домами-красавцами, она производила впечатление дровяного сарая. И было совсем непонятно, как она здесь оказалась и, главное, как её до сих пор терпят. Почему не снесут?

Сначала Фома Фомич бегло осмотрел лавку снаружи, потом толкнул дверь и вошёл внутрь. Полумрак. Покупателей нет. Остро и удушливо пахло свежевыделанной кожей. За прилавком стоял человек в сыромятном фартуке и взвешивал на рычажном безмене сапожные гвоздики, а затем рассыпал их в бумажные кульки.

– Здравствуйте! – коснувшись рукой шляпы, проговорил фон Шпинне.

– Доброго здоровья! – ответил стоящий за прилавком мужчина, широколицый, с мясистым угреватым носом и маленькими, точно пуговки, настороженными глазками.

– Как мне увидеть Тимофея Зрякина? – спросил, глядя в эти пуговки, Фома Фомич.

– А зачем он вам? – человек перестал взвешивать гвоздики, пуговки совсем исчезли в прищуре.

– Поговорить нужно.

– О чём?

– Может, ты мне, братец, скажешь, где он, а я уж ему самому доложу, о чём хочу поговорить.

За прилавком стоял сам Зрякин, Фома Фомич это знал, так как Прохор показал ему лавочника вчера вечером. Однако начальник сыскной не подавал вида, что это ему известно.

Насторожённость в глазах Зрякина превратилась в подозрительность. Он молча смотрел на вошедшего, который мало чем походил на хозяина сапожников, а на сапожника тем более.

– Что молчишь, забыл, как тебя зовут? – спросил фон Шпинне, нарушая тягостную тишину унылого, дурно пахнущего места.

– Нет, помню…

– Ну и?

Снова молчание и каменное выражение лица.

– Хорошо! – кивнул Фома Фомич. – Начнём с меня, я – полковник фон Шпинне, начальник сыскной полиции, а теперь ты скажи!

– А я, это… Иван Иванов!

– Правда? – рассмеялся Фома Фомич, он даже был несколько озадачен подобным поведением.

– Правда! – Глаза-пуговки не моргали, глядели точно нарисованные.

Полковник выглянул из лавки и поманил кого-то пальцем. В дверь протиснулись два дюжих молодца. Начальник сыскной взял их с собой намеренно. Прохор рассказывал: «Зрякин – человек буйный, и чего от него можно ожидать – неизвестно».

– Так, ребята, хватайте этого и в сыскную!

– За что? – снимая через голову фартук, закричал Иванов-Зрякин.

– А разве не за что?

– Не за что, я не разбойник!

– Вот мы там и разберёмся, кто ты такой, Иван Иванов! Везите его – и сразу в подвал, пусть посидит.

* * *

Мелкого лавочника отвезли в сыскную и, как велел начальник, посадили в камеру. Вытащили оттуда только под вечер. Ввели в кабинет Фомы Фомича и усадили на стул.

– Теперь вспомнил, как тебя зовут? – Фон Шпинне сидел за столом и с плохо скрытой неприязнью смотрел на Зрякина.

– Иван Иванов!

– Да! – тяжело вздохнул Фома Фомич и развёл руками. – Одно из двух: ты либо дурак, притом полный, либо не понимаешь, куда попал.

Начальник сыскной провозился с лавочником больше часа, пытаясь правдами и неправдами заставить того назвать своё настоящее имя. Однако Зрякин продолжал твердить, что он – Иванов Иван.

Его упрямство было сродни упрямству гимназиста, который понял, что его поймали на вранье, но продолжал упорствовать. У Фомы Фомича даже возникли сомнения относительно душевного здравия Зрякина. Может быть, человек не в себе и не понимает, чего от него хотят? Однако опыт подсказывал начальнику сыскной, что лавочник, скорее всего, в своём уме, а упрямится с умыслом, что его примут за дурачка и отпустят на все четыре стороны. Тогда Фома Фомич решил перехитрить хитрого. Он вызвал Кочкина и сказал следующее:

– На улице Фабрикантской есть мелкая лавочка, принадлежит некоему Зрякину Тимофею.

– Так! – На лице Меркурия отобразилась полная готовность и решимость сделать всё, что прикажут. Прикажут спалить её, поедет и спалит!

– Эта лавка оказалась без хозяина.

– Как это?

– Мы не можем найти ни самого Зрякина, ни его родственников, поэтому губернатор распорядился эту лавку продать с аукциона. Строение едва ли кого заинтересует, а вот земля под ним… Словом, я поручаю вам, Меркурий Фролович, организовать этот аукцион.

Кочкин был хитёр, он понял, в чём дело, и тут же подыграл начальнику.

– Зачем аукцион? У меня и без аукциона есть покупатель! У него уже и деньги приготовлены, в два счёта всё обделаем.

– Ну что же, это ещё лучше, – выпятив нижнюю губу, мотнул головой фон Шпинне. – Значит, нам нужно будет эту лавку продать, а деньги внести в городскую казну, они пойдут на благотворительные цели… купим на них капусту кроликам. – Начальник сыскной не смотрел на Зрякина, он чувствовал его. – Да, и ещё, нужно будет установить личность вот этого человека. – Он кивнул на лавочника. – По всей видимости, у него нет паспорта, и совсем непонятно, что он делал в лавке Зрякина. Может быть, воровал! Прознал, что хозяина нет, и залез туда… в общем, место его в тюрьме.

– Это как же… как же это? – Зрякин медленно встал со стула и протянул руки к фон Шпинне.

– Сидеть! – приказал Фома Фомич.

– Не буду! – закричал лавочник.

Начальник сыскной выразительно посмотрел на Кочкина, тот всё понял. Через несколько минут Тимофей Зрякин сидел на стуле, а руки его были скованы ручными кандалами под коленом левой ноги.

– Ты будешь сидеть! – сказал Фома Фомич. – И это тебе говорю я – полковник фон Шпинне! – Повернувшись к чиновнику особых поручений, он сообщил: – Итак, Меркурий Фролыч, приступайте. Что тянуть? Требования губернатора нужно выполнять, чтобы не получить по шапке.

– Так это ведь я хозяин лавки! – не имея возможности разогнуться, выкрикнул Зрякин.

– Фамилия? – зло спросил Фома Фомич.

– Чья?

– Твоя, болван!

– Зрякин!

– Имя?

– Тимофей…

– А почему ты называл себя Иваном Ивановым?

– Да не знаю… от страха, наверное…

– И чего ты так боишься, Тимофей?

– Полиции.

– Почему же ты её боишься?

– Так ведь… – Зрякин замолчал, покусывая губы и глядя то на фон Шпинне, то на Кочкина.