Со временем Флик поймала себя на том, что пытается чем-то заполнить эту пустоту. Для того, кто умел любить, как Фелисити Линден, сложно было не получать ту же любовь в ответ. Не имело никакого значения, что у Флик были лучшие гувернантки, портнихи, приходящие на дом учителя и целый год образования в школе. Она пробовала заниматься живописью, вышивать, даже готовить, но тщетно.

Все началось с довольно невинной подделки. Горничной Флик срочно понадобилось к врачу, но экономка отказывалась отпускать ее без разрешения леди Линден, добыть которое было невозможно, поскольку та редко появлялась дома. Флик полночи ворочалась в кровати без сна, пока ее не осенило. Все-таки Флик выросла, подражая окружавшим ее представителям высшего класса, и скопировать что угодно она могла без особого труда.

К утру ее горничная получила письмо, написанное почерком леди Линден. Через пару дней младший сын лакея обзавелся запиской, набросанной рукой экономки. Флик никому ни о чем не рассказывала, но слухи поползли сами. Вскоре к ней потянулись заказчики, и у экономки пробудились подозрения. Горничная подала Флик идею: устроить мастерскую на заброшенном складе неподалеку от престижной чайной, известной под названием «Дрейф».

Флик подделывала удостоверения личности, рецепты и даже выписки из банков – для нее стало сюрпризом, сколько же членов высшего общества в действительности были всего лишь мошенниками в дорогих цилиндрах. Перстень с печатью должен был стать очередной подделкой для очередного странного невезучего вельможи. Флик соблюдала осторожность, но подобные перстни использовались для запечатывания писем и сертификатов и обладали такой же властью, как и их владельцы. И, к несчастью, теряли их очень редко – в отличие от банковских выписок. Теперь-то Флик понимала, что соглашаться на эту работу не следовало; перстень принадлежал высокопоставленному чиновнику, а тот вельможа имел обыкновение, напившись, трепать языком.

Он сам выдал собственный секрет.

Вельможа, решившийся нагреть высокопоставленного чиновника, сам по себе стал героем новостей, но когда выяснилось, что поддельщица – леди из приличной семьи, газетчики просто сдурели. Скандал попал на первые полосы всех без исключения газет Белого Рева, а имя Флик не напечатали лишь потому, что ее мать подключила связи. Однако шепотки все же поползли, а репутация заботила леди Линден больше всего на свете.

У нее не было иного выбора. Для женщины в мире мужчин и так любая мелкая оплошность могла привести к катастрофе, а дочь взяла и выкинула эдакое. Сейчас Флик пошла бы на что угодно, лишь бы все у них с матерью стало по-прежнему. Вечно занятая мать гораздо лучше рассерженной матери.

Но Флик никак не могла обернуть все вспять, чтобы заручиться прощением матери. Не могла обратиться в газеты и попросить их напечатать на первых полосах хвалебные статьи о маме. Сидя тут взаперти, она не имела возможности подкинуть им достойную освещения историю.

– Может, мне поговорить с ней? – спросила Флик. – О том, как возместить ущерб?

– Мисс Фели…

Ответ горничной оборвало лошадиное ржание, за которым последовал скрип остановившейся возле дома кареты. Флик подскочила к окну и вцепилась в подоконник. Перед особняком Линденов стояло несколько карет. Все как одна черные, отмеченные серебряным гербом Овна спереди и по бокам.

– С дороги!

– По приказу Рогатой Стражи!

Горничная ахнула. Рука Флик взлетела к горлу – из карет выскочили суровые мужчины в форме. У Флик вспотели ладони. Именно такая сцена нужна ей меньше всего.

Мать будет в ярости.

Взгляд Флик упал на одного из стражей – тот надвинул на нос очки с затемненными стеклами. Его походка и вальяжность, какой не обладал никто из мужчин в этой части Белого Рева, показались Флик знакомыми – но он никак не мог быть тем, о ком она подумала. Как глупо с ее стороны возомнить, что она способна узнать кое-кого только по походке и ухмылочке.

– Ох, что же нам делать-то? – всхлипнула горничная, выдернув Флик из ее размышлений.

Рогатая Стража. Здесь. У нее дома. Флик накрыла паника. Она сунула руку в карман, нащупала квадратик зажигалки. Этажом ниже распахнулась дверь. Шум нарастал, и сначала Флик услышала тонкий голос перепуганного дворецкого, а затем прогремел голос стража:

– …арестовать леди Фелисити Линден!

Флик сникла, как тяжелые юбки скверно пошитого платья. Горничная заплакала.

– Ну довольно, – мягко сказала Флик, дивясь тому, что ей приходится кого-то утешать, а не наоборот. – Они ведь не убить меня явились. Все будет хорошо. Мама меня вытащит.

Горничная подняла лицо, и написанное на нем неверие Флик сочла несколько несправедливым. Леди Линден могла бы попросить об услуге, как тогда с газетчиками. Флик проведет там всего ночь. Может, две. Так ведь? Она не знала, как устроены аресты. Никто не рассказывал ей о подобном в промежутках между уроками шитья, чистописания и домоводства. О боги, ее вот-вот арестуют.

Флик рывком открыла дверь спальни. Коридор словно был где-то в дали, в тумане. Ты потрясена, сказала она себе. Ноги сами несли ее вниз, преодолевая ступеньку за ступенькой. Флик поискала среди стражей знакомое лицо, которое почудилось ей в окне. И правда – ей всего лишь показалось. Да и с чего бы ему быть здесь? Он ведь не страж и стоит по другую сторону закона.

Позади раздались торопливые шаги – Флик оглянулась, ожидая увидеть взволнованную мать, чье суровое лицо неожиданно смягчилось. Флик всегда считала, что у матери глаза невероятной красоты – синие, как море под сияющим солнцем. Но это была всего лишь горничная с перчатками. И сумкой на плече.

– Я собрала для вас одежду и прочие нужные вещи, мисс Фелисити, – сказала девушка и передала сумку слуге.

Одежда – последнее, что волновало Флик. Она бросила взгляд на дверь материнского кабинета на втором этаже, но та по-прежнему была закрыта. Возможно, мамы вообще нет дома.

Это неважно. Флик уже восемнадцать лет. Ей не нужны сопровождающие. Она не даст матери еще больше опозориться из-за проступков дочери.

Так будет лучше, отупело подумала Флик. Вот что сказала бы мать. Флик нарушила закон и теперь получит по заслугам.

Капитан с хмурым лицом вывел ее через парадную дверь. Выше нос, мысленно одернула себя Флик. Она выходит из дома. Разве не об этом она мечтала? Флик вышла на улицу впервые за сорок три дня. Солнце приятно согревало лицо, под ногами бугрилась брусчатка.

Капитан остановился рядом с одной из карет.

– Полезайте внутрь, мисс.

Слуга пристроил сумку с вещами в отделение для багажа, лакей опустил подножку и отошел к другой карете – Флик даже не успела потянуться к его руке для поддержки.

Она оглянулась на особняк – бежевый кирпич, белые ставни на окнах, крыша в тон безупречному ореховому паркету внутри. Ее дом, ее тюрьма. Прости, мама. Забери меня. Давай все исправим.

– Береги голову, милая, – донеслось из кареты.

Флик застыла, но тут лакей захлопнул за ней дверцу, и она потеряла равновесие и буквально свалилась на колени… к нему? Глаза привыкли к полутьме в карете, и Флик различила лицо сидевшего внутри. Это и правда был он.

Флик знала этот голос – по ночам его обладатель заглядывал к ней на склад, опирался руками на ее стол, и в его глазах, черных, как изящные витые линии татуировок у него на шее, сквозило лукавство.

– Женщины любят падать к моим ногам – это для меня не новость, но, право же, сейчас не время и не место, – сказал он.

Флик словно молнией пронзило. Фуражка была надвинута ему на лоб, на носу – затемненные очки, но она узнала изгиб его губ. Такие губы сложно забыть – и перестать о них думать тоже непросто.

– Джин?

Губы растянулись в улыбке.

– Здравствуй, Фелисити. Я скучал.

* * *

Когда Джин перегнулся через нее и раздвинул шторки на окне кареты, Флик увидела, что они свернули в сторону Адмиральской рощи. Локоть Джина задел ее грудь едва ощутимо, но у Флик перехватило дыхание. Даже тонкий стон вырвался. О боги. Нужно на что-нибудь отвлечься.

Что там за окном? Вот. За окном, будто скелет, грозно нависший над окрестностями, вздымалась старая часовая башня. Она была сложена из бурого кирпича, циферблат окружала узорная кладка. Большие сапфирово-синие стрелки отсчитывали время, каждая минута была словно приговор. От витражных арочных окон и позолоченного ограждения балкона отражался солнечный свет.

Рядом стоял Атерей. В его многочисленных окнах было темно, между пятью колоннами с желобками, что высились на резных постаментах, клубились тени. Флик поежилась при виде слов, выбитых на балке сверху: Mortui vivos docent. «Мертвые учат живых».

Джин откинулся на спинку сиденья – от него исходили ароматы бергамота, чая и моря.

– Флик, – сказала она. Ей вечно приходилось поправлять его, и делала она это уже почти без всякой надежды. – Меня зовут Флик.

– Да-да, а я – Джефферсон Третий, – кичливым тоном ответил Джин, снимая очки.

Флик фыркнула, но что-то в том, как он произнес ее настоящее имя, взволновало ее. Она скрестила руки на груди.

– Я знаю, что в преступных делах ты куда более сведущ, чем я, но сегодня у тебя особенно подозрительный вид. Далеко ты меня везешь?

Карета, в которой находился один из Казимиров, ехать в штаб-квартиру Рогатой Стражи явно не могла.

– О, неужели ты не знаешь? – Джин понизил голос. – Тебя арестовали, потому что ты очень, очень плохо себя вела.

У Флик вспыхнули щеки. А потом она чуть не воспламенилась целиком – Джин принялся расстегивать мундир.

– Для того чтобы увидеть, как я раздеваюсь, придется приложить побольше усилий, милая, – тихо усмехнувшись, сказал Джин и снял форму Рогатой Стражи, под которой обнаружились плотно сидящая рубашка и черные подтяжки. Ему вообще стыд неведом?

Джин нагнулся и вытащил из-под сиденья черный зонт и элегантный пиджак, затем дернул за рычаг, расположенный между дверью и краем сиденья с его стороны. Карета остановилась с ужасным звуком, будто что-то сломалось. Снаружи раздались крики. Флик услышала голос одного из стражей – тот велел остальным ехать дальше.

Джин широко улыбнулся.

– Нас с тобой ждет приключение.

– У тебя есть задание для меня, да? – спросила Флик. – Если я не в тюремной камере…

– Такая умница и так покорно принимаешь мысль о тюрьме,– протянул Джин.– Помни, Казимиры умеют сотворить нечто из ничего. Тебя уже ждет камера с решеткой, нарами, баландой и надзирателем, который подтвердит твое заключение под стражу. Вот только тебя в камере не будет.

И ценой такой роскоши, как уже догадалась Флик, будет выполнение задания, о котором Джин заикнулся, но подробностей пока не рассказал. В предвкушении сердце затрепыхалось, как птенчик.

– А если мама явится за мной – что тогда? Она ведь захочет вызволить меня, знаешь ли.

У Джина на лице отразились те же сочувствие и неловкость, что и у ее горничной, и Флик поняла, что сейчас он скажет то, что ей совсем не хочется слышать.

– К тому времени, когда мамочка оформит все документы и прошагает по коридорам со своим зонтиком от солнца, мы успеем упрятать тебя обратно, – сказал он, чем удивил Флик, и от этих слов ее сердце запело.

– Как? – спросила Флик, хоть и знала, что у него есть связи. Таков был Джин: смертоносные улыбки, ловкие руки, голос преступника.

Он распахнул дверь кареты и подал ей руку, и Флик мысленно задалась вопросом, не разозлилась ли бы мать еще сильнее, увидь она сейчас дочь. Разрушил ли он ее жизнь вконец? Словно прочитав мысли Флик, Джин сказал:

– Если тебя это успокоит, на следующей неделе тебя действительно собирались арестовать. Мы с Арти воспользовались связями, чтобы это произошло сегодня, а потом договорились еще кое с кем, чтобы нам позволили ненадолго тебя одолжить.

Флик умерила охватившее ее облегчение. Она, разумеется, была благодарна за подаренную ей Казимирами свободу – пусть и временную, – но следовало все же сохранять настороженность. Особенно если Арти тоже в деле.