Дорогие сотрудники Московского уголовного розыска! Я знаю, что вы раскрываете все преступления и всегда всех находите! Я как мать солдата, а не предателя умоляю вас! Я уверена, что он ни в чем не виноват! Найдите его! Куда я только не обращалась, отовсюду приходят только отписки: «Как найдем, сообщим, и вообще, ваш сын умер». Умоляю, разберитесь, что же случилось. Только вы можете это сделать. Мне больше не к кому обратиться. Вы моя последняя надежда!

С.И. Порошина

К письму было приложено фото. Юный веснушчатый парень, совсем ребенок, в форме рядового внимательно глядел на меня серьезным взглядом.

Я долго смотрел на письмо. Сколько же в нем было боли и страдания. И действительно, вообще непонятно, куда делся солдатик. Если сбежал, почему за шесть лет ни разу не связался с мамой? Как вообще столько лет можно жить без денег, без общения с любимой мамой, да еще и находясь в федеральном розыске. А если с ним что-то произошло в части и это скрыли? Да-а-а… Вопросов много.

Я нажал кнопку селектора:

– Наташа, срочно найди мне Крошкина.

– Конечно, Дмитрий Владимирович.

Через три минуты Крошкин влетел в кабинет.

– Что случилось, Владимирович? Куда едем? Тревога?

Показал ему обращение Порошиной.

– Ты это читал?

– Ну, конечно, про солдатика. Маму, конечно, жалко, но мы-то при чем? Она живет в Магадане. Солдат дезертировал в Московской области. Москва тут вообще никаким боком. По учетам я, конечно, все проверил. В больницы не доставлялся, ни по «уголовке», ни по «административке», ни в Москве, ни в области не задерживался. В СИЗО^[4] не содержится. Разыскивался как дезертир. Потом его признали «умершим». Мы-то что можем сделать? Это вообще дело военных, да еще и из Московской области.

И формально он был прав. Таких писем и обращений в МУР поступает сотни ежемесячно со всей России и СНГ. И людей-то понять можно, они верят в легендарный МУР, что он поможет. Но дело в том, что Московский уголовный розыск отвечает только за территорию Москвы. В Московской области есть свое Управление уголовного розыска, в Ленинградской – свое, и в Магаданской тоже свое. И если человек пропал не в Москве, то мы в принципе сделать ничего не можем.

– Ладно, Дэн, иди.

– Владимирович, ну ты чего? Ты чего так расстроился? Маму очень жалко, но где мы, а где Магадан? Нам бы с нашими, московскими, разобраться.

Ну да, у нас своих без вести пропавших больше четырех тысяч.

– Хорошо, иди. Я подумаю.

– Владимирович, я у себя, – сказал Крошкин и выбежал.

Я просмотрел приложенные документы с результатами проверки. Прочитал рапорт. Порошин Иван Сергеевич, родился в Магаданской области, учился, призван в армию 15 ноября, службу проходил в войсковой части такой-то, расположенной в Московской области, поселок Щербинка, рядовой, 20 февраля был отпущен в первое увольнение, из которого не вернулся. Проверка в части показала, что неуставных отношений не было. Характеризовался положительно. 25 февраля военной прокуратурой Московской области возбуждено уголовное дело по части 1 статьи 338, и Порошин И.С. объявлен в федеральный розыск как дезертир. Приметы: рост 175 см, волосы русые, короткие, глаза серые. Особых примет нет. Через три года решением Магаданского областного суда Порошин И.С. признан «умершим».

И вроде все. Можно было бы поставить подпись и отправить матери очередной ответ, что информацией о вашем сыне не располагаем. Но… Мы же действительно из МУРа, и что-то не давало мне поставить подпись на документах. Очень хотелось помочь убитой горем матери. Мы действительно ее последняя надежда.

Я нажал кнопку селектора.

– Ваня, зайди.

Вскоре в кабинет зашел Ваня Княжин, начальник отделения по неопознанным трупам.

Я показал ему письмо.

– М-нда-а-а… Дела. Маму жалко. Но мы-то что можем сделать?

– Василич, а поднимите-ка все трупы мужчин, обнаруженные в Москве и области в том году с 20 февраля и в течение следующего месяца.

– Сделаем, Дмитрий Владимирович. Разрешите идти?

– Конечно.

Иван ушел. Я стал дальше изучать и подписывать документы, которых, как всегда, было очень много.

Как наступил вечер, я и не заметил. Постучали в дверь.

– Дядя Дима, разреши?

Заглянули Княжин и Олег Кошкин, «важняк»^[5], лучший специалист в России по неопознанным трупам.

– Конечно, заходите.

– Дядя Дима, мы принесли все по обнаруженным трупам мужчин, как ты просил.

– Выкладывайте.

Всего в год исчезновения Порошина, с 20 февраля по 20 марта, в Москве и области было обнаружено пятьдесят три неопознанных трупа мужчин в возрасте от восемнадцати до тридцати лет. Из них сорок восемь уже были опознаны, осталось пять. Мы стали рассматривать фото трупов, сравнивая с Порошиным, но ничего даже близко похожего не было. Пересмотрели еще раз, но снова ничего не нашли.

Первый труп – гнилостно-измененный, части зубов нет, но есть несколько вставных металлического цвета. В медицинской карте у Порошина все зубы свои. Сразу в сторону – не наш.

Второй – весь обгоревший, трудно на нем вообще что-либо рассмотреть, обнаружен в сгоревшем заброшенном доме первого марта. Место обнаружения: деревня Крюково Химкинского района Московской области. Конечно, район не подходит, находится ровно в противоположной стороне от Щербинки. Но отложил в сторону. Изучим подробнее.

Третий труп – молодой парень лет двадцати пяти, одет в зимнюю куртку и джинсы, что-то общее вроде с солдатиком есть, правда, волосы длиннее, чем уставные, и Порошин в форме был, хотя, конечно, мог и переодеться. Посмотрел дату обнаружения: 21 февраля, Люберцы, в подъезде жилого дома. Причина смерти – «передозировка наркотиков». На всякий случай отложил к предыдущему для подробного изучения.

Ребята согласились, что сходство есть. Дал указания:

– Ну-ка подготовьте телеграмму по нашему солдату и отправьте по всей России. Пусть тоже проверят все свои трупы по приметам Порошина, а близлежащие области пусть пришлют нам всех своих неопознанных мужчин восемнадцати-тридцати лет. Не может быть, чтобы вообще за шесть лет с матерью не связался. Значит, одна из основных версий – он умер. Конечно, если сбежал, то мог и позднее скончаться. Но начнем со дня пропажи. Идите, готовьте пока бумаги, а я еще подумаю.

Взял комплект на четвертый труп. На фото – изуродованное тело, вся одежда в крови, от лица ничего не осталось. Без обуви, без документов. Дата обнаружения – 20 февраля. Причина смерти – ДТП, сбила машина на МКАД, район ЗАО^[6]. Возраст определить не удалось. Причина смерти – травмы, несовместимые с жизнью, вызванные ДТП.

Та-а-ак! Вот это уже интересно. 20 февраля – день исчезновения Порошина. И в принципе не так далеко от Щербинки.

Разложил фотографии, взял увеличительное стекло, стал подробно рассматривать. Волосы русые, короткие, головной убор отсутствует, одежда защитного цвета, вся в крови и грязи, без отличительных знаков.

Постоянно кто-то заходил, звонил. Я сбегал на совещание к генералу. Подписал много документов, какие-то «завернул». В общем, текущую работу никто не отменял.

Уже всех сотрудников отпустил домой, но почти никто, как всегда, не ушел: было много работы, часть ребят уехали в город на оперативно-разыскные мероприятия.

Когда разобрался со всей срочной и текущей работой, на часах было 20.00. Посмотрел в окно: стоял мартовский вечер и падал снег.

Письмо мамы солдата не выходило из головы. Опять пододвинул к себе фотографии, включил настольную лампу с зеленым абажуром, которой было, наверное, лет шестьдесят, я ей очень дорожил и гордился, представляю, сколько дел было раскрыто в ее мягком свете, сколько человеческих судеб она видела, сколько горя от утрат и счастья от приобретения, какая в ней должна заключаться сильная энергетика, взял лупу, тоже старинную, массивную.

Разложил перед собой фотографии и стал каждую внимательно рассматривать. Взял фотографии погибшего от передозировки наркотиков и Порошина, положил рядом. Что-то общее между ними было. Открыл блокнот, разделили лист на две половины, подписал колонки «За» и «Против». В колонку «За» записал возраст, хотя и выглядит старше лет на шесть, но умершие часто кажутся старше своего возраста. Цвет глаз совпадал. Цвет волос тоже, но длина отличалась, так что записал волосы в обе колонки, все-таки три месяца службы, это совсем еще «молодой» по армейским меркам – и никто не позволит ходить с неуставной прической, тем более перед увольнением. Рост 177 см тоже занес в колонку «За». Одежда была полностью гражданская. Где Порошин мог бы ее раздобыть, если приехал в часть три месяца назад и еще не был ни разу в городе. Хотя, мог кто-то из сослуживцев одолжить. Ладно, пока решил это дело отложить.

Взял комплект на неизвестного, погибшего в ДТП. Лица практически нет. Надо же, какая глупая смерть. Зачем перебегать МКАД? Сто процентов приезжий, не представляющий, какая это смертельная опасность. В крови алкоголя и наркотиков не обнаружено. Зачем ему понадобилось перебегать МКАД? Видимо, очень спешил куда-то. Понятно, почему найден без ботинок: слетели от удара в момент столкновения. Документы, скорее всего, были в сумке или пакете, которые могли отлететь от удара, и в результате их не нашли.

Все это время что-то не давало мне покоя, в голове крутилось, что я упускаю нечто важное. Стал рассматривать фотографии миллиметр за миллиметром. И тут… Вот оно. Взгляд выцепил на кофте под курткой, в районе сердца, какие-то едва различимые под слоем грязи светлые знаки. Внимательно всмотрелся. Да это же цифры! Только сильно запачканные кровью и грязью. Я набирал Кошкина.

– Олег, зайди срочно.

– Бегу, дядя Дима.

Через несколько секунд Крошкин уже был в моем кабинете.

– Смотри.

Подвинул ему фото, отдал лупу и показал еле различимые цифры.

– Сможешь максимально увеличить это место?

– Конечно. Сейчас сделаю.

Он убежал и вскоре вернулся. На фото была увеличена область сердца, и уже можно было разглядеть цифры. 1.84…3. Меня как током ударило! Да это же номер!

Насколько я помнил по своему опыту службы в Вооруженных силах, мы выводили на своей форме личные номера. Залез в интернет, чтобы убедиться, и, действительно, в первой же статье нашел подтверждение: на вещах и предметах одежды, находящихся в подразделении (фуражки, куртки, мундиры, сорочки верхние солдатские, галстуки, брюки), обуви и снаряжении, которые выдаются военнослужащим срочной службы, проставляется клеймо № 3 с обозначением номера военного билета военнослужащего.

Вызывал Крошкина, Княжина и всех, кто еще оставался на работе. Провели мини-совещание. Все согласились, что это личный номер, да и защитный цвет одежды стал понятен.

– Крошкин, срочно готовь запрос в часть, какой у Порошина был личный номер, сейчас подпишу, и завтра рано утром ты должен быть там. И фото трупа покажешь, может, еще остались, кто служил тогда.

– Иван Василич, Олег, выясните завтра, что с трупом. А теперь быстро все по домам.

Следующим утром в 7.30 я уже подходил к своему кабинету, между ручкой и дверью заботливо была вставлена скрученная в рулон сводка преступлений по городу^[7], которую по нашей линии каждое утро отрабатывала Наташа Крысанова, приезжавшая для этого на работу в 6.30. Подумал, что надо бы ей при жизни памятник поставить. Только успел снять пальто, раздался звонок, Наташин голос в трубке звонко произнес:

– Доброе утро, Дмитрий Владимирович. Кофе готов, заходите.

Взял папку с документами на подпись, сводки и спустился на четвертый этаж, к Наташе. Пахло свежим кофе и домашним печеньем.

– Доброе утро, Натуля. Опять вкусняшки? Мы же договаривались: вы с Маришей меня каждый день сладким кормите. Хотите, чтобы я стал толстым и ленивым?

– Доброе утро, Дмитрий Владимирович. Так это не я. Это мама напекла, вам и ребятам передала. Ну и еще, честно говоря, все же знают, когда вы сладкое едите, становитесь добрым и все подписываете. А у меня вот много документов вам на подпись.

Я с улыбкой сел за стол.

– Ну раз мама, тогда передавай ей большое спасибо.

Начинаю изучать сводки и пить кофе.