11
Вторжение

– Не понимаю, чего ты так упрямишься. – Чтобы поравняться с Сан, ехавшей впереди, Ван Чон пришпорил своего коня. Но стоило ему приблизиться, она свернула в сторону. И хотя такое происходило не в первый раз, он тоже свернул и устремился за ней. – Страна в руинах из-за вторжения^[43], враги пересекли границу и уже захватили часть крепостей. Вся знать бежала из Кэгёна на остров Канхвадо, и лишь ты остаешься в Покчжончжане. Небом молю, давай тоже уедем.

– А я не понимаю, чего упрямишься ты, Сохын-ху. – Устав убегать от разговора, она в раздражении посмотрела на Ван Чона. – Я не оставлю людей в Покчжончжане, и укрываться от опасности одна не стану. Я не раз говорила тебе об этом.

– Стоит ли оставаться ради кучки ничего не значащих ноби и земледельцев-арендаторов? Пока не скажешь, почему на самом деле не уезжаешь, я тебя в покое не оставлю.

– Других причин нет. Без своих друзей я не поеду!

Глядя на Ван Чона, слывшего первым красавцем в Кэгёне, Сан едва могла сдерживать растущее в ней недовольство. Они с Лином были одной крови, потому, конечно, походили друг на друга. И когда на лице Ван Чона, напоминавшем его брата, отразилось пренебрежение к ее словам, девушка нахмурилась. Никогда лицо Лина не принимало столь легкомысленное выражение. А несерьезный Ван Чон, чье лицо совершенно не демонстрировало необузданной решимости Лина, выглядел настоящей бестолочью. Не похожи они – ни капли, ни капельки. Сан отвела взгляд.

– Друзей, говоришь? Разве ж могут дружить ноби и члены королевской семьи? Хочешь меня прогнать – найди оправдание поправдоподобнее! – В приступе гнева он грубо схватил ее за запястье и заставил взглянуть на него. – Я здесь, чтобы защитить тебя. И если я сумею это сделать, что будет со мной – неважно!

– Мне тоже неважно, что будет с тобой. Но если бунтовщики прибудут сюда и ты погибнешь, я, как хозяйка этих мест, буду ответственна за твою смерть. Поэтому, прошу, возвращайся на Канхвадо. Здесь тебя никто не сможет защитить!

– А как же ты?

– Себя я и сама защитить смогу. Я не прячусь за стражей в страхе, как все остальные.

Ван Чон взглянул ей в глаза – мерцающие, будто у кошки, – но вскоре опустил к земле: слишком трудно ему было. Она открыто оскорбляла его, называла трусом, а он не в силах был с ней спорить, и потому казался себе жалким, но ругаться с ней не желал. Пусть она и не ценила его беспокойство о ней, оно было искренним. Он отпустил ее запястье и заговорил ласково:

– Это и вправду небезопасно. Напасть могут в любую секунду. Знаешь ведь, что монгольская конница в день и тысячу ли преодолеть может. Как могу я оставить тебя здесь в такое время совсем одну и сбежать со спокойной душой? Прошу, поехали со мной на Канхвадо, госпожа. – Его глаза молили о согласии. Его лицо, напоминающее Лина, сделалось жалким и искренним; Сан находила это столь же комичным, сколь и душераздирающим. Ее озлобившееся на него сердце смягчилось. Как бы то ни было, он старший брат Лина!

– Хорошо, я поеду. – Ван Чон расплылся в широкой улыбке. Если б только и на лице Лина расцветала столь невинная радость! Сан было горько от того, что в чужом лице она находила отблески любимого. Юноша тут же попытался увести за собой и ее коня, но она остановила его. – Поеду, но не сразу.

– О чем ты? Неужто шутишь надо мной?

– Как я и сказала, я не могу оставить здесь своих людей и уйти в одиночку. Когда все мои друзья благополучно покинут Покчжончжан, и я поеду на Канхвадо. Поэтому поезжай первым, Сохын-ху.

– Нет, раз так, я тоже помогу. А когда все будет так, как ты того желаешь, я увезу тебя.

– Вы посмотрите на него! – Сан так разозлилась, что была готова велеть ему убраться с ее глаз сию же секунду. Но поступать так было нельзя. Пока она тихонько кусала губы, пытаясь сдержать свой гнев, лицо Ван Чона ожесточилось. Он заговорил:

– Я буду рядом и помогу вывезти отсюда всех твоих ноби. А если ты и дальше будешь продолжать свои попытки избавиться от меня, это лишь докажет, что все сказанное было лишь оправданием. Если не желаешь рассказать мне, отчего не решаешься уехать на Канхвадо и чего ждешь здесь, не мешай мне помогать.

Лица их были похожи, но неужто и голоса? Низкий спокойный голос Ван Чона напоминал ей ясный голос Лина. Сан замерла, а Ван Чон тем временем сам пришел к какому-то выводу и пустил коня к Покчжончжану.

– Ах, этот болван!

Через некоторое время Сан пришла в себя, взглянула ему, успевшему ускакать уже далеко, в спину и тихонько заплакала.

– Братья – они и есть братья. Что младший, что старший – оба болваны.

Неожиданно прозвучавшие слова очень удивили девушку. Сонхва уже некоторое время стояла, прислонившись к величественной старой сосне и опустив глаза в отвращении.

– Пусть они оба и болваны, но все равно совершенно разные! Я не это имела в виду! – Сан раскраснелась. Ей и самой было известно, что это – лишь оправдания. Сонхва и не смотрела на нее; она заслонила свои маленькие глазки ладонью и прищурилась, стараясь разглядеть скрывшегося вдали Ван Чона.

– Уж не знаю, так ли отличаются эти болваны, но лица у них очень похожи. У старшего брата черты, кажется, чуть более плавные, а у младшего лицо какое-то острое, женоподобное.

– Они не похожи. Он не похож на какого-то болвана! – разгневанно зарычала Сан. Сонхва лишь пожала плечами.

– В одном уж точно не похожи. Младший перекладывает все на других, а старший пристает со своим желанием защитить.

– Перекладывает на других? Ты должна была сказать «просит»!

– Что «перекладывает на других», что «просит» – все одно. Ой-ой, как вы побледнели. Не слишком ли большое отличие вы видите в братьях?

– Не смотри на людей как на ношу какую-то! Лин не «переложил» это на тебя, он лишь попросил заботиться обо мне, пока его нет, ведь так?

– Вы даже не знали, что он уехал, и храпели до полудня, так к чему сейчас спорить об этом? Небеса, насколько ж нужно было утомиться ночью, чтобы проспать так долго?

Щеки Сан вспыхнули. Она была недостаточно толстокожей, чтобы посмотреть легко улыбавшейся Сонхве глаза в глаза, поэтому торопливо дернула коня за поводья и помчалась в другом направлении. Сонхва, громко бормоча себе под нос, устало бросилась за ней следом.

– Так посмотришь, хрупкая, а сил-то вдоволь. Всю ночь глаз не сомкнет, а по лицу и не скажешь. Совсем госпожа взрослая стала.

– Сонхва!

– Или это все мастерство какое. Люди благородных кровей в плотских утехах, говорят, не то что мы. Как думаете, госпожа?

– Ах ты! Ну в самом деле!

«Да как она может говорить такое, даже в лице не изменившись?! – изумленно склонила голову Сан. – Неужто Лин правда из таких людей?» Стоило ей лишь подумать об этом, становилось так неловко, что щеки горели, будто вся кровь в ее теле приливала к щекам. Сонхва рассмеялась – молочно-белое лицо госпожи стало таким красным, что алеть сильнее было уже некуда. Так смеются старшие сестры, прекрасно зная, о чем именно думают младшие. Сан стыдливо подогнала коня.

– Если пришла говорить всякую чепуху, припаси побольше продуктов – в пещере пригодится!

– Он просил позаботиться о вас и обещал обязательно вернуться.

– Что? – Сан резко дернула поводья и посмотрела вниз. Сонхва тепло улыбалась ей. В такие моменты она напоминала ей няню. Ее широкая улыбка заставила сердце Сан затрепетать. Няня, что была ей как мать, и Пиён, что была как сестра, – думая о них, ставших ей почти родными, она чувствовала себя одиноко, горько и больно. Сонхва заполняла собой пустоту и была ей за маму, старшую сестру и подругу. Она хитро ухмыльнулась.

– Господин так и обещал: если будете хорошо кушать, хорошо спать и слушаться меня, если не будете плакать, он обязательно вернется и будет обнимать вас до утра так же, как обнимал в ту ночь.

– Ты!

Сан покраснела от смущения. Даже няня не прознала бы про нее столько. В то утро, проснувшись, она увидела, что Лин ушел, и стала рвать на себе волосы. Ей так много хотелось рассказать, так много услышать, ну как можно было так мирно спать? Она повторяла себе, что их разговоров в ту ночь уже было достаточно, ведь теперь в своем сердце Лин считал ее женой, но на самом деле этого было мало. Она скучала по нему каждую секунду их жестокой разлуки. Ей хотелось вновь ощутить на себе его горячие, нежные губы и снова почувствовать то странное желание продолжать, невзирая на боль. Голодная до дрожи, что мог пробудить в ней только Лин, жаждущая этой дрожи, Сан каждое утро, проснувшись, прижимала к себе колени и тихо плакала, повторяя его имя. Верно, откуда-то зная, что так и будет, он велел Сонхве позаботиться о ней. Пусть та и рассказала ей об этом шутливо, Сан была благодарна, но смущена, поэтому отвернулась от ухмылявшейся Сонхвы.

– Не время говорить о таком. Сохын-ху прав, монголы могут вторгнуться сюда в любую секунду, нужно быть готовыми.

– Я пришла сюда как раз за этим, но стоит лишь заговорить о господине, вы, госпожа, уж ни о чем больше и не можете думать.

Отвратительно. Сан было грустно и печально видеть, как похожи они с няней. Она взглянула на Сонхву, и глаза ее вновь сузились. Пока ей не хватало опыта, чтобы совладать с той. Сонхва потрясла бутылку, которую держала в руках.

– Я сделала кое-что действенное.

– Что это?

Сан забрала бутылку, открыла ее и принюхалась. Мягкий освежающий аромат щекотал ей нос. Даже для нее, не знавшей толку в алкоголе, он показался приятным.

– Я смешала имбирь с побегами ивы и приготовила арак. Туда же добавила грушу с корицей и вымочила. У напитка очень приятный аромат. Тот, кто выпьет хоть пиалу, наверняка выпьет и еще одну.

– Думаешь, это поможет нам остановить монголов?

– У нас в округе опасаться особо нечего. Ясно дело, они остановятся в Покчжончжане, чтобы отдохнуть и снять усталость. Все наши бочки до краев наполнены алкоголем, и не найдется мужчины, что оставит их без внимания. А нет ничего проще, чем совладать с пьяными воинами. Я, конечно, не планировала использовать этот алкоголь так, но пусть уж сослужит службу.

Сан вернула бутылку уверенно сложившей руки в боки Сонхве.

– Пусть так, нельзя и думать о прямом столкновении. Это ты из потомков самбёльчхо, но остальные здесь – обычные земледельцы, знающие лишь свое ремесло. Людей немного, большинство – женщины и дети. Если на нас нападут, безопаснее будет спрятаться в пещере и переждать, пока они не уйдут.

– Наши отцы никогда не прятались от армии монголов. И мы не будем.

Сан, конечно, услышала вызов, что прозвучал в голосе Сонхвы.

– Нам нужно лишь потерпеть. Самое главное – чтобы никто не пострадал. Если мы спрячемся и подождем, подоспеет королевская армия.

– Они не явятся. В войну нам всегда приходилось терпеть! Разве вы не слышали, что сказал Сохын-ху? Как думаете, почему он так хотел отвести вас на Канхвадо?

– Вон обязательно выступит. Он обещал сделать все, чтобы избежать затяжной войны. Лин сделает для этого все. Доверься им, они мои друзья!

– Он монгольский принц.

– Нет, он принц Корё, и он заботится о своем народе. Он обещал стать лучшим ваном, чем любой другой. Неужто все еще его не любишь? Лишь потому, что его мать – монгольская принцесса?

– Всецело ему доверять я не могу, – в сомнении прищурилась Сонхва. Наследного принца, что прибыл навестить Сан, она увидела, оказавшись здесь. Он, конечно, был очень красив, но вовсе не так чист и невинен, как Лин и госпожа. Улыбка, не покидавшая его губ, выглядела скорее жуткой, чем теплой. – Но я признаю, что наследный принц лучше нынешнего вана.

– До сих пор считаешь, что Вона стоило бы изгнать? Если он исчезнет, разве останется ван, который мог бы изменить старое прогнившее Корё ради простых людей вроде тебя самой?