В конце концов решил двигаться на восток и всё-таки постараться перейти дорогу Малорита – Кобрин. И в серых сумерках перед рассветом 25 июня мы рванули к очередному, совсем близкому зелёному леску. Промчались через поле, опасно проехали по хлипкому и узкому мостку, где могла проехать только телега. Молодец Селиванов, я уж думал, что мы свалимся в коварную канаву. По полевой дороге пронеслись вдоль опушки хилого леска и выскочили к более крупному лесу. По дуге в несколько километров обогнули лес и нырнули в промежуток между ним и небольшой деревней. И через полкилометра неожиданно выскочили на приличную, гравийную дорогу. Но по ней промчались около километра, так как впереди замаячила окраина крупного населённого пункта и пришлось свернуть в поле. До большого леса оставалось полтора километра, когда мы на полном ходу вдруг влетели в торфяник, застряв на открытом месте.

Застряли в километре от деревни и если там заночевала немецкая часть, то их посты нас только так срисовали и вскоре вполне возможно здесь появятся «гости». По запарке, конечно, можно было бросить машину с пушкой, расхватать оружие, продукты, свои вещмешки и рвануть к большому лесу, где спокойно затеряемся. Но мы привыкли к своей машине, пушке, да и жалко было бросать трофеи и остальное имущество, хранившееся в кузове. Тем более, что горючего в баке и в бочках оставалось, как доложил Селиванов, ещё километров на 250. Да и даже плохо ехать, гораздо лучше, чем хорошо идти.

Успокаивало лишь доносившийся дежурный, брехливый лай собак, которых мы взбудоражили шумной работой двигателя. Раз собачки лают, значит там немцев нет, а то бы они их быстро перестреляли.

Особых команд подчинённым давать не надо было. Они сами прекрасно понимали ценность нашей машины. 10 минут активной суеты, матов, раскачки машины взад-вперёд и мы с оглушительным рёвом двигателя вытащили машину на твёрдую почву.

А там и в лес, где смогли облегчённо выдохнуть. Правда, успокаиваться было рано. Наличие крупной деревни у леса выдавало всё – многочисленные тропинки, наезженные телегами корявые лесные дороги, вырубки. Поэтому, двинулись в глубину леса, который оказался и не совсем большим. Максимум два на два километра. Поплутав по узким, петлявым лесным дорогам, затаились на днёвку на крохотной поляне.

После завтрака взял с собой лейтенанта Кузнецова и Селиванова, который уже достал меня своим нытьём, типа: – Я вечно около машины…, все воюют, а я только баранку кручу…, – двинулись на разведку, чтобы определиться с местностью и дальнейшим планом – Куда и как двигаться? Особо не задумываясь над направлением, пошли в южную сторону и уже через примерно полкилометра услышали слабые звуки интенсивного движения техники. Явно впереди была дорога, и скорее всего с Малориты, что нам и нужно. Пригнувшись, осторожно стали пробираться вперёд и вскоре в редких промежутках между деревьев увидели пыль и в ней движущуюся технику, в основном машины и медленно ползущие обозы немцев, иной раз пешие колонны. К близкой дороге уже подползали со всеми возможными предосторожностями и удобно расположились под густыми ветками ёлки. Сама дорога разрезала наш лесной массив на две половины, сжимая проезжую часть с обеих сторон, что давала возможность наблюдать за немецкими войсками чуть ли не в упор. А если нас обнаружат, то уйти будет довольно сложно.

Не сказать, чтобы движение было плотным и насыщенным. Но всё равно перескочить дорогу даже в одиночку и бегом было проблематично. Не успевала проехать машина и удалиться от нашего места, как появлялась другая, потом следующая и всё это двигалось в обе стороны. Но больше всего в восточном направлении. Можно было вскочить и в пыли проехавшей машины переметнуться на ту сторону и скрыться в лесу, но тут появлялся встречный транспорт. Было много колонн машин – коротких и длинных. Но если они проезжали быстро, то долго и нудно тянулись конные обозы. Бодро шли пёхом по обеим обочинам дороги пехотные подразделения. Периодически от этих колонн отделялись. со смехом и весёлыми возгласами, одиночки, пары или группы немецких солдат, чтобы справить нужду – малую или большую. Одна из таких чуть ли не нас поссала. Ещё метра три влево и они бы обильно оросили зелёные веточки, под которыми мы затаились, сжимая в руках оружие и готовые дать бой, если нас обнаружат. Но…, бог миловал и немецкие солдаты, застёгивая на ходу ширинки, бегом бросились догонять своё подразделение.

Понаблюдав за дорогой больше часа, стало понятно – днём мы не сможем без огневого контакта с противником пересечь дорогу и надо искать другие варианты. Осторожно пошли вдоль дороги влево разведать более-менее удобное место для ночного рывка через дорогу. И вскоре уткнулись в приличную просеку, где был удобный выезд нашей полуторки на дорожное полотно. Просека продолжалась и с той стороны, уходя в глубь леса. Чёрт побери, то что нам и надо. Опять залегли у дороги, прикидывая разные варианты, да и гадая… Если с нашей стороны выезд и пересечение дороги складывался без проблем. То вот что на той стороне – был ещё тот вопрос. Вдруг там канава глубокая или другое препятствие? И надо как-то разведать ту сторону. На это вызвался Селиванов: – Товарищ майор, давайте я один туда смотаюсь… И посмотрю, что там?

Здравый смысл в его предложении был и мы стали ждать удобного момента. Но два часа прошли бестолку и я уже решил отходить, как Селиванов с тихим возгласом: – Во…, нормально…, – вскочил с земли и в несколько прыжков достиг пылевого шлейфа от проезжающей машины и скрылся в нём. Момент был пиковый, потому что в трёхстах метрах сзади ехал одиночный грузовик с открытым кузовом и солдатами. Вот они и увидели Селиванова, когда тот скатился с дороги на той стороне, оказавшись без прикрытия пыли.

Солдаты весело заулюлюкали в кузове, а водитель грузовика поддержал их длинными, азартными гудками. Поравнявшись с местом, где они увидели русского солдата, остановились и с жаром открыли беспорядочный огонь по зарослям, куда скрылся Селиванов. Постреляв минуты две, грузовик продолжил движение, азартно галдя, заставив нас гадать – Зацепили Селиванова они своим огнём или нет? А проверить было невозможно – по дороге лились, шли и катили на восток вражеские войска. Прошло два часа и внезапно в густом потоке войск образовалась брешь. Ни справа, ни слева не было видно никакого движения и я с лейтенантом было уже собрались перемахнуть дорогу, как нам навстречу выскочил живой и невредимый Селиванов.

– Фуууу…, ёлки-палки… Мы уж собирались проверить, где там лежишь, а ты вон живее всех живых.

– Не дождётесь, товарищ майор, – осклабился в азартной улыбке водитель, – всё разведал. Можно здесь прорываться на ту сторону. Немцы как начали стрелять, я по просеке ломанулся дальше. А там-то лесу с гулькин нос, метров восемьсот и просека вся заросшая. Да, как раз посередине её пересекает тоже, когда-то бывшая просека, а сейчас там вполне нормальная наезженная дорога. Я по ней тоже прошуровал с полтора километра и она выходит в большое поле. Огляделся и справа ещё один лес. Километра три и всё полями…

К одиннадцати часа вечера движение на дороге прекратилось и мы благополучно перескочили на ту сторону и за 2 часа спокойной езды по полям проехали около семидесяти километров и уткнулись в Днепровско-Бугский канал. Это потом узнал, как он называется. А сейчас мы смотрели и не знали, как пересечь тридцатиметровое водное пространство. Пришлось срочно становиться на днёвку и вести разведку с целью обнаружения брода, мостов или парома.

Глава пятая

Длинная, серая колонна пленных уныло брела по дороге, бессильно шаркая ногами и подымая жидкие клубы пыли. Голова колонны с немцем на крупном коне и с автоматом на груди, видать старшим конвоя, миновала нас минут как десять, а конца колонны не было видно.

– Тысяч семь наверно…, и то, как минимум, – шепнул мне лейтенант Волегов и я, молча и согласно мотнул головой. Колонна действительно была большой.

– Блядь…, – тихо выругался Кузнецов, лежавший по другую сторону от меня, – стадо баранов. Там же конвойных, раз-два и обчёлся. Дружно напали, грохнули немцев и в разные стороны….

Помолчали, сожалеюще глядя на серую массу, скорбно тянувшихся мимо нас по дороге. Тяжело вздохнул и с досадой пояснил: – Нету там командиров, кто мог бы сплотить их и дать команду… А там одни красноармейцы и они уже смирились с пленом. Сам глянь, – и сунул бинокль Кузнецову.

Около семи тысяч красноармейцев…, половина дивизии… Да если бы каждый убил хотя бы по одному немцу!? А они безропотно сдались и сейчас безучастно идут в плен, не зная, что из этих семи тысяч дай бог хоть бы сотня, две доживут до освобождения от плена в 1945 году. А там ведь потом и наши могут заслать в лагеря на несколько лет за сдачу плен. А потом на всю жизнь отметка – был в плену. Лучше погибнуть честно в бою, чтобы тобой гордились, а не стыдились за сдачу в первом же бою.

А эти идут, как правильно сказал Кузнецов, баранами. Головы опущены, без ремней, расхристанные, полураздетые. Кто в пилотке, кто в каске, кто вообще без головного убора, у некоторых на плечи накинуты запылённые и грязные шинели без хлястиков и это уже не воины, а стадо. Ведь конвоиров действительно было мало. Немцы идут по обе стороны колонны с интервалом метров двадцать-двадцать пять и смять их дело одной минуты. Но нет, пленные послушно брели, их иной раз пинали или били прикладами, подгоняя, и вместо того, чтобы напасть, отобрать винтовку, кинуть боевой клич, жертва прибавляла шаг или наоборот пыталась забиться в середину колонны.

– Оооо…, оооо…, – вдруг удивлённо вскрикнул лейтенант Кузнецов, смотревший влево, в хвост колонны, который наконец-то вышел из-за поворота дороги в трёхстах метрах от нашей лёжки, – смотрите, товарищ майор, кажется капитан НКВДист брестский…

– Да ну…!? Ну-ка дай бинокль… Где он? – Выхватил бинокль из рук Кузнецова и навёл его на хвост колонны, – где, где он?

– Да вон, немец идёт и прикуривает сигарету….

– Ага, вижу немца. Аааа…, чёрт побери, точно Свиридов. Ну, блин, и везёт же ему на плен…, – это действительно был Свиридов, только он был одет в поношенную красноармейскую форму без ремня. И на ногах у него были не лихие «в гармошку» хромачи, а обыкновенная серая кирза. Шёл он с края и что мне понравилось, исподтишка, непримиримо зыркал глазами по сторонам. Да и рядом с ним красноармейцы, хоть и имели понурый вид, но их отличало от остальных более твёрдый шаг и некая целеустремлённость в движениях.

Если бы не Свиридов и явно сплочённые вокруг него красноармейцы, так бы и пропустил колонну мимо и пусть они сами строят свою судьбу, которой покорились, а не пытаются изменить.

В голове мигом прокрутилась куча вариантов освобождения и, не особо раздумывая, выбрал самый авантюрный и дурной.

– Селиванов, снимай гимнастёрку, – и сам стал поспешно стаскивать с себя свою, сердито шикнув на водителя, – чего ты вылупил глаза? Снимай и на мою…

Лейтенанты, тоже в удивлении уставились на меня, глядя как одеваю через голову гимнастёрку Селиванова.

– Парни, слушайте меня… Волегов наган мне, – я выхватил из его руки протянутый наган и вместе с ТТешкой сунул его за брючной ремень за спину. Запасную обойму пистолета засунул за голенище пыльного хромового сапога, резкими движениями ладоней беспорядочно встопорщил волосы на голове, придавая неряшливый и запущенный вид, и быстро заговорил, – сейчас я иду сдаваться в колонну, соединяюсь с Свиридовым и как мы поравняемся с нашим местом нападаем на конвоиров. Вы страхуете и поддерживаете огнём… Всё, я помчался…

– Товарищ майор, товарищ майор…, – первым от растерянности очухался Кузнецов, но я лишь раздражённо махнул рукой и злым, шипящим голосом пригрозил, – попробуйте мне только затупить…

И, низко пригнувшись, побежал вдоль густых придорожных кустов навстречу хвосту колонны пленных.

В нужном месте присел, прикрываясь зарослями, а когда с моим укрытием почти поравнялся Свиридов, выпрямился, поднял руки вверх и вышел на открытое пространство и сразу был замечен конвоирами.

– Оооо…, рус Ифан… Komm zu mir, – смеясь, замахали мне руками конвоиры. Немцы были ещё непуганые, беззаботны от лёгких побед первых дней войны и своей властью над многотысячной толпой послушных пленных. Изобразив на лице страх, я робким шагом двинулся к дороге, одновременно словив узнавающий и удивлённый взгляд Свиридова.