– И что же это? – спрашиваю я, стараясь увернуться от его рук.

Когда я вижу блеск, появившийся в его глазах, горький привкус наполняет мой рот. Как я могла так сильно ошибиться в нем? Довериться ему? Сейчас он полностью отпустил свой самоконтроль, превратившись в безумца.

Всего на секунду я ослабляю бдительность, и Бен врезается в меня. Падая на пол, я ударяюсь затылком о мрамор, и перед моими глазами начинают мелькать белые пятна, которых недостаточно, чтобы притупить мои чувства. Бен наваливается на меня сверху и прижимает к полу. Он вытягивает мои запястья и, держа их одной рукой, другой проводит по моему телу и сжимает грудь. Сопротивляясь, я пытаюсь вспомнить, каким образом я могу сбросить его с себя, но раньше мы с ним так не дрались, а на занятиях по самообороне в лагере нам больше демонстрировали эти приемы, чем заставляли практиковать защиту от них.

– Сбрось меня, – шепчет голос Джейса мне на ухо. – Найди, на что ты можешь опереться.

Вместо того чтобы попытаться сбежать, я упираюсь пятками в пол и резко приподнимаю бедра вверх. К моему удивлению, это срабатывает, и Бен заваливается на бок, но, когда я откатываюсь в сторону и поднимаюсь на четвереньки, он уже снова садится на меня верхом и прижимает мое лицо к полу. Он заламывает мои руки за спину и, стянув через голову мою блузку, связывает ей запястья. Хныканье вырывается с моих губ прежде, чем я успеваю его остановить, и в ответ Бен хватает меня за волосы. Он поворачивает мою голову и наклоняется ниже, касаясь губами уха.

– Когда я думаю о тебе и твоих парнях – меня тошнит.

Он ерзает на мне, и мое дыхание сбивается, когда я чувствую, как его член упирается прямо в мою задницу. Он трется об меня все яростнее, словно пытается убедиться, что я понимаю, что происходит или вот-вот произойдет. Я чувствую, что он чертовски возбужден этой ситуацией, и мне кажется, что меня сейчас стошнит.

– Как ты смеешь?! – выкрикиваю я, изо всех сил пытаясь снова сбросить его с себя.

Он буквально вдавливает мое лицо в пол, из-за чего я прикусываю зубами внутреннюю сторону щеки, и на моем языке появляется металлический привкус крови.

Я тут же вспоминаю, как позволяла Паркеру издеваться надо мной, использовать меня и причинять боль. Я пообещала себе, что со мной больше никогда не произойдет подобного, но потом меня заклеймил Кронос. Сначала он продал меня, как рабыню, а потом, изменив решение, оставил умирать в том подвале.

Если именно этим человеком вдохновляется Бен…

– Как я посмел? – смех Бена мрачен. – Как. Посмела. Ты.

Бен поднимается и одним грубым движением переворачивает меня на спину. Мои руки все еще связаны блузкой за спиной, и теперь он видит мой обнаженный живот и бюстгальтер. Он снова всем весом наваливается на меня сверху, и я скольжу ногами, ища опору. Но поскольку в этом положении Бен оказался выше, чем раньше, я понимаю, что не смогу его сбросить.

Паника охватывает меня, когда я не могу сделать полный вдох. Бен тянет за мой бюстгальтер, а затем наклоняется и вгрызается в него зубами. Я вздрагиваю, когда его лицо касается моей груди, но буквально через секунду ткань, а вместе с ней и часть моего достоинства трещат по швам. Бен продолжает тянуть, пока бретельки на моих плечах не лопаются и не падают ему прямо в руку. Пока он пялится на мою обнаженную грудь, я вожусь с блузкой на запястьях и мне удается освободиться. Должно быть, он замечает это, потому что вздыхает.

– Нужно было взять с собой веревку, – говорит он, и я вижу, как темнеет его взгляд. – Не то чтобы я не подготовился. Просто не знал, к чему это все приведет, пока не увидел, что ты одна…

Я плюю ему в лицо, и каким-то чудом розовая от крови слюна попадает ему прямо в глаз. Лицо парня искажается ненавистью, но, воспользовавшись представившимся мне шансом, я вскакиваю и бью его лбом прямо в нос.

Бен вскрикивает и падает назад, а я ползу, пока не оказываюсь от него на достаточном расстоянии, чтобы сесть. Я трясу руками, и когда наконец мне удается скинуть со своих рук блузку, поднимаюсь на ноги. Меня сковывает ужас, когда я чувствую холодный воздух на своей обнаженной груди, но я не позволяю этому отвлечь себя.

Я должна бежать. Должна оказаться как можно дальше от него. В конце концов, именно этому меня учили на курсах самообороны. Нанести хороший удар, а затем бежать в безопасное место. Но если я уйду сейчас, то больше никогда не окажусь в безопасности. Бен спрячется в тени, а затем вернется более сильным и лучше подготовленным.

Пошатываясь, Бен поднимается на ноги и смеется надо мной. Морщась, он зажимает свой нос, из которого ровной струйкой вытекает кровь.

– Кажется, ты сломала мой гребаный нос, – укоряет он меня.

– Кажется, ты пытался изнасиловать меня.

Бен делает шаг вперед, и я снова отступаю в сторону, чувствуя, как страх берет в заложники мои легкие. Но это не страх перед ним. Это страх, который преследовал меня всю жизнь вместе с воспоминаниями, которые теперь всплыли на поверхность, и, стиснув зубы, я пытаюсь ему сопротивляться.

Моих биологических родителей убили, а меня всю жизнь шпыняли и оскорбляли. Надо мной издевались, меня заклеймили, но страх перед всем этим ослабевает, потому что на передний план выходит другое воспоминание. Причем не одно, а целых три.

Я вспоминаю притихший зал и потухший свет. Моих приемных родителей, сидящих в зале на одном из моих последних отчетных концертов. Я играю на виолончели заученную наизусть пьесу, над которой мы так неустанно трудились с моим учителем, но на середине произведения мои пальцы внезапно находят ноты, которые я никогда не играла до этого, но каким-то образом они оказались мне знакомы. Мой преподаватель был в ярости, а мои родители в замешательстве. Ту же самую мелодию Джейс играл на пианино, пока я сидела в темном коридоре рядом с музыкальной комнатой, и ту же мелодию напевала женщина где-то в глубине моего сознания. Ее голос был просто эхом, но самым громким из всех моих воспоминаний.

Продолжая отходить назад, я натыкаюсь на стол и перевожу взгляд на Бена. Он смотрит на меня расчетливо и пристально, я понимаю, что уже видела этот взгляд. Он пытается придумать лучший способ напасть на меня, но никогда еще на кону не стояло так много. С бешено колотящимся сердцем я подхватываю пальцами дуло винтовки, а затем провожу по ее стволу. Я не знаю, заряжена ли она, или Бен принес ее просто, чтобы напугать меня.

Его пристальный взгляд снова опускается на мою грудь, и теперь я не чувствую ничего, кроме отчаянного желания покончить с этим. Я хочу победить его, даже если потом пострадаю от последствий.

– Ты ничего не можешь сделать, – говорит он, кривя губы в жестокой ухмылке. – Я знаю тебя, Кора Синклер. Ты не настолько сильна, чтобы победить меня.

Так и есть, но я все равно крепче сжимаю винтовку, поднимая ее за своей спиной. Когда Бен бросается на меня, я замахиваюсь ею со всей силы, которая у меня есть. Этот удар застает его врасплох. Приклад врезается в скулу парня и отскакивает в распухший нос. Бен кричит, и на этот раз, отбросив винтовку в сторону, я атакую первой. Пригнувшись, я врезаюсь плечом ему в живот, выбивая воздух из легких, и когда мы падаем на пол, снова ударяюсь лбом в его лицо. Бен закатывает глаза и пытается остановить хлещущую из носа кровь, сжав тот пальцами, но я сажусь сверху и обхватываю руками его горло. Единственное чувство, которое сейчас движет мной, – это жгучий гнев.

Бен задыхается и хватает меня за запястья, но я переношу свой вес на руки и сжимаю их так сильно, что впиваюсь ногтями в кожу его шеи. Он открывает и закрывает рот, пытаясь вдохнуть воздух, а его лицо становится свекольно-красным.

– Кора… – произносит он одними губами, но я лишь увеличиваю давление на горло.

Так же, как и Олимп, я была рождена насилием.

– Я – гребаный Стерлинг! – говорю я ему. – А ты можешь присоединиться к своему папочке в аду.

Глава 2
Аполлон

Вернувшись на Олимп, я оглядываю атриум, в котором стоит абсолютная тишина. Давно на Олимпе не царило такой тьмы, несмотря на все еще горящие бра.

Я выдыхаю, понимая, что с исчезновением Цербера я будто снова могу здесь дышать.

После того как с пола убрали пропитанный кровью песок и стекло, он сверкает чистотой. В углу свалена груда мрамора, которая еще недавно была статуей, сидящей на троне. Я думаю, вряд ли Джейс заметил, что трон, на котором когда-то сидела статуя, был заменен креслом Аида. Возможно, он вообще захочет сжечь его, когда узнает, что на нем делал отец Вульфа.

Я хмурюсь, стараясь не думать о той сцене, свидетелем которой я однажды стал. Мне повезло, что Цербер был занят и не заметил меня, иначе бы он меня просто застрелил.

Но где же Кора?

Я решаю обойти Олимп, чтобы найти ее, и для начала выбираю коридор справа от лестницы. Солнце уже взошло, но на Олимпе все еще остаются уютные уголки, в тени которых можно укрыться. Смотря на эти ниши, я улыбаюсь и вспоминаю, как Кора прижималась ко мне, когда мы тайком выводили ее отсюда.

Я захожу в большую комнату, в которой раньше мы проводили тренировочные бои, и замираю. Первое, что я замечаю, – это стол, стоящий так криво, будто на него кто-то упал, а затем вещи, разбросанные по полу.

Внезапно мой взгляд падает на тело, также лежащее на полу, и я достаю пистолет. Я тихо подхожу и опускаюсь на колени рядом с Беном и вдавливаю два пальца в его горло, чтобы проверить пульс.

– Он мертв?

Услышав ее голос, я поднимаюсь и поворачиваюсь, опуская пистолет. Кора сидит у стены возле дверей, через которые обычно сюда заходили бойцы, а на ее коленях лежит винтовка.

– Что случилось? – спрашиваю я, но она лишь смотрит на меня в ответ и хмурится.

Ее взлохмаченные волосы рассыпаны по плечам, но не скрывают синяк на скуле.

Я снова смотрю на Бена и замечаю, что его нос искривлен, на горле проступили синяки, а в его руках…

В моей голове все переворачивается вверх дном, когда я тяну за бретельку и пытаюсь понять, почему держу в своей руке разорванный бюстгальтер Коры. Не услышав от нее никаких комментариев, я сжимаю челюсти, бросаю его на пол и снова опускаюсь на колени рядом с Беном, проверяя его пульс. Просто чтобы удостовериться…

Несмотря на все еще теплую кожу парня, я не чувствую биения пульса под пальцами, прижатыми к его шее, а судя по тому, что его глаза открыты, – у меня создается впечатление, что он умер, глядя прямо на нее.

Внезапно меня охватывает какое-то безумное желание вогнать лезвие в его глаз, поэтому мой верный нож мгновенно оказывается в руке. Но тут появляется Кора, и ее пальцы смыкаются вокруг моих.

– У него ничего не получилось! – вскрикивает она, дергая меня за рубашку свободной рукой. – Я смогла его одолеть.

Наблюдая за тем, как пристально она изучает лицо Бена, я не могу сдержать дрожь. Я бросаю нож рядом с трупом и, обхватив Кору за шею, поднимаю ее на ноги. Она не сопротивляется, лишь откидывает голову назад, не сводя с меня глаз. Чертова злость практически вибрирует под моей кожей, и будто на автомате я поднимаю руку и провожу большим пальцем по синяку на ее скуле. Кора слегка вздрагивает и жмурится от боли.

– Он сделал тебе больно! – заявляю я.

– Я сполна ответила ему за это.

Этого недостаточно!

Я должен осмотреть ее всю, но не буду этого делать у проклятого трупа.

Я беру Кору на руки, и она крепко обнимает меня, обвивая ногами мою талию. Мы проходим мимо атриума, запятнанного адскими псами, и направляемся прочь из Олимпа навстречу золотистому сиянию солнца.